с.263 Исследование Херсонеса Таврического развивается настолько стремительными темпами, что история греческой колонизации Юго-Западной Таврики в последние полтора десятилетия была практически полностью переписана. Общеизвестно, что дата основания Херсонеса в 422–421 гг. до н. э.¹ в течение длительного времени воспринималась как аксиома². Однако присутствие на херсонесском городище находок, которые даже в начале XX в. датировались ранее этой даты, привели к появлению гипотезы о наличии в Карантинной бухте до основания города временной корабельной стоянки³. Это предположение вызвало в дальнейшем оживленную дискуссию⁴.

Вместе с тем, единая точка зрения по поводу интерпретации ранней керамики так и не появилась. Новые попытки аргументировать присутствие в Херсонесе ранних материалов начали снова предприниматься лишь в 1970-х гг. Эта задача не ограничивалась вещеведческими рамками, а была тесно связана с широким кругом вопросов колонизации региона.

В 1972 г. появилась работа Г. Д. Белова, посвященная ионийской керамике из Херсонеса. Он, в противовес мнению С. А. Жебелева, который полагал, что ее находки здесь немногочисленны, привел данные о значительном количестве фрагментов ионийской керамики, зафиксированных при раскопках могильника на Северном берегу городища. Эти находки, как полагал Г. Д. Белов, позволяют предположить возможность наличия на данной территории ионийской фактории, предшествовавшей дорийскому Херсонесу⁵. В те же годы А. А. Зедгенидзе проанализировала черно- и краснофигурную аттическую керамику и выделила экземпляры позднеархаического времени. С ее точки зрения, эта керамика являлась слабым доказательством постоянной жизни на данной территории, что не позволяет принять гипотезу Г. Д. Белова о более раннем возникновении полиса⁶.

Новый этап в изучении ранней керамики из Херсонеса связан с именем М. И. Золотарева. Его исследования разных видов привозной с.264 керамической продукции⁷ нашли продолжение в ряде разработок, осуществленных им совместно с Ю. Г. Виноградовым⁸. Авторы, на основании анализа археологических материалов и серии остраконов, неоднократно уточняли детали своей гипотезы, главная идея которой состояла в основании Херсонеса гераклеотами вместе с делосцами в начале последней четверти VI в. до н. э.⁹ Толчком к этому событию, по их мнению, явилось «очищение» Делоса афинским тираном Писистратом, в результате которого часть населения лишилась жилищ и вынуждена была искать пристанище на чужбине¹⁰.

В последнее время гипотеза Ю. Г. Виноградова — М. И. Золотарева получила поддержку у И. Е. Сурикова, уточнившего время активности Писистрата на Делосе в рамках его третьей тирании серединой 40-х гг. VI в. до н. э. Автор, опираясь на опубликованные данные, констатировал, что это событие «находит опору в археологической “летописи Херсонеса”» и потому имеет «преимущественное право на признание в качестве исторической реальности»¹¹.

Однако в разное время предпринимались и попытки альтернативной аргументации. В частности, на хронологическом рубеже не ранее последней четверти V в. до н. э. для возникновения Херсонеса настаивает Дж. Хайнд. Для своей аргументации он привлек археологические материалы, ограничившись, однако, перечислением давно известных артефактов. К тому же, в их интерпретации был допущен ряд ошибок¹². Этот возврат к традиционной дате достаточно резко был отвергнут¹³. Свое видение истории раннего Херсонеса изложил также и С. Ю. Сапрыкин. Основание города было отнесено им к концу первой трети V в. до н. э. и связано с колонизационной деятельностью Ольвии¹⁴.

Знакомство с последними работами показывает, что археологическая сторона в них воспринимается как некий незыблемый постулат, переходящий в качестве последнего аргумента из работы в работу, с.265 когда исторические реконструкции необходимо подкреплять реальными археологическими фактами. Такую ситуацию, скорее всего, можно объяснить тем, что большинство упомянутых авторов не работало с тем археологическим материалом, на который обычно ссылаются, полностью доверяя выводам предшественников. Однако полученные выводы, как видно по результатам многолетней дискуссии, вплоть до настоящего времени остаются весьма противоречивыми.

Наиболее подробно основные хронологические реперы для решения вопроса о возникновении Херсонеса были определены М. И. Золотаревым полтора десятилетия тому назад. Ему принадлежит заключение о том, что основание города состоялось в последней четверти VI в. до н. э., а образование культурного слоя совпадает со временем появления первых погребений на некрополе и относится к первой четверти V в. до н. э.¹⁵

Между тем, археологическая наука не стоит на месте — постоянно происходит уточнение датировок и центров производства различных категорий археологического материала, прежде всего, амфор и столовой керамики. Кроме того, решение вопроса о времени основания Херсонеса осложняется тем, что этот памятник до сих пор не дает закрытых комплексов раннего времени и синхронных строительных остатков. Однако пытаться решать эту проблему необходимо, учитывая то обстоятельство, что античная археология обладает значительной информацией о ранних керамических коллекциях других северопричерноморских поселений. Постоянное накопление новых материалов на одних памятниках заставляет по-новому видеть материалы, происходящие из других центров. В свете сказанного очевидно, что пересмотр устоявшихся атрибуций и датировок является задачей первостепенной важности — только они могут подтвердить или опровергнуть предложенную дату основания Херсонеса во второй половине VI в. до н. э.

Следует подчеркнуть, что М. И. Золотарев проанализировал находки по двум основным категориям — амфорам и восточногреческой керамике (в Херсонесе ее определяют как ионийскую). Справедливо было отмечено, что следы постоянной жизни на любом древнегреческом поселении устанавливаются прежде всего по массовым находкам амфор, поскольку именно в них доставлялись жизненно необходимые для его обитателей продукты питания¹⁶. С этих позиций следует также начать и предлагаемую ниже ревизию археологических датировок.

Керамическая тара представлена целыми формами, крупными фрагментами и профилями амфор различных центров, среди которых количественно преобладает о. Хиос. Все фрагменты профильных частей хиосских амфор были отнесены М. И. Золотаревым к первой половине V в. до н. э.¹⁷, причем отдельные формы¹⁸, как представляется, с.266 могут датироваться и третьей четвертью этого столетия¹⁹. В другой же работе сказано, что обломки хиосских амфор относятся ко II–IV типам по классификации В. Грейс — И. Б. Брашинского и датируются второй половиной VI — третьей четвертью V в. до н. э.²⁰ Однако у И. Б. Брашинского ранний тип хиосских пухлогорлых амфор разбит на два варианта, причем ранний, последней четверти VI в. до н. э., как известно, имеет дополнительную окраску тулова, ручек, венчиков, а также дипинти в виде кружков и крестов²¹. Фрагменты хиосских амфор из Херсонеса не обладают этими признаками, что красноречиво указывает на их датировку только после 500 г. до н. э.²²

Первой половиной V в. до н. э. датированы и профили амфор, определенные как продукция Самоса²³. При публикации материалов раннего некрополя они также были отнесены к продукции Самоса и круга Самоса²⁴ того же времени. Недавно С. Ю. Монахов изменил локализацию этих амфор, определив их (вслед за П. Дюпоном, видимо) как милетские, оставив без изменений датировку²⁵.

К этому же времени отнесены и находки фрагментов красноглиняных лесбосских или круга Лесбоса амфор с конической ножкой. Однако, как представляется, целый экземпляр без ножки, определенный М. И. Золотаревым как амфора Лесбоса²⁶, не принадлежит этому центру (центрам). Концом VI — началом V в. до н. э. датирована амфора, определенная М. И. Золотаревым как продукция одного из ионийских центров²⁷. Однако, судя по чертежу, именно этот сосуд С. Ю. Монаховым и Э. Н. Абросимовым был атрибутирован как «протофасосская» амфора с той же датировкой²⁸. В уточненной типологии амфорной тары группа и дата этого сосуда были оставлены без изменений²⁹, что, как представляется, нуждается в корректировке. Эта амфора на сложнопрофилированной ножке была соотнесена с сосудами третьей серии данного типа, отличительным морфологическим признаком которой являлось, среди прочих, коническое горло³⁰. Между тем, сосуды пятой серии имеют более близкие характеристики с амфорой из Херсонеса — с.267 короткое цилиндрическое горло и сходные пропорции конического тулова³¹. Датируются они в пределах первой половины — середины V в. до н. э.

Из сказанного следует, что нижняя дата ни одного из перечисленных ранних амфорных типов, известных в Херсонесе, не выходит за пределы начала или первой четверти V в. до н. э., причем основная часть сосудов, в том числе происходящих из раннего некрополя, вообще датируется в пределах первой половины этого столетия. Такой вывод влечет пересмотр заключений, сделанных ранее на основании ионийской керамики, информация о значительном количестве которой в Херсонесе упорно переходит из работы в работу. Вплоть до настоящего времени основным источником по этому вопросу являются статьи Г. Д. Белова, в которых были представлены сведения об ионийском импорте в Херсонес³². Значительный массив ионийской керамики был обобщен также М. И. Золотаревым³³.

В результате знакомства с этими публикациями, а затем с материалами, хранящимися в Национальном заповеднике «Херсонес Таврический», у меня возникло несколько существенных вопросов. Прежде всего — насколько можно эту керамику однозначно интерпретировать как имеющую ионийское происхождение и каковы критерии ее выделения из общего керамического массива? Очевидно, что Г. Д. Белов не ставил перед собой такой задачи — именно поэтому в его публикациях среди материала позднеклассического времени из некрополя на Северном берегу присутствует привозная ионийская посуда³⁴, которая в это время уже не встречается ни в одном другом северопричерноморском центре.

Тем не менее, данные о наличии большого количества керамики ионийского происхождения, которая импортировалась в течение значительного отрезка времени — до середины IV в. до н. э., являются еще одной аксиомой в археологии Херсонеса³⁵. Как мы видели выше, на хронологическое противоречие выводов Г. Д. Белова первой обратила внимание А. А. Зедгенидзе. Она отметила, что время бытования наиболее древних сосудов из могильника на Северном берегу было определено первой половиной — концом V в. до н. э., в то время как комплекс некрополя датируется концом V–IV в. до н. э.³⁶ Позднее М. И. Золотарев изменил хронологию ионийской керамики и верхнюю хронологическую границу ее бытования поместил уже во вторую четверть V в. до н. э.³⁷

с.268 При этом М. И. Золотарев учитывал также и характер отбора керамики — он использовал только те фрагменты, которые позволяли ему восстановить форму сосудов и надежно определить их как ионийские. Очевидно, что основным показателем для этого отбора ему послужили орнаментальные мотивы на стенках сосудов, выполненные в виде полос «тусклым лаком различных оттенков»³⁸. Критерий этот надежен, однако, как будет показано ниже, его нельзя абсолютизировать. Во многом М. И. Золотарев оказался прав в отборе керамических фрагментов и их классификации. Часть материала действительно принадлежит продукции ионийских центров. Однако только часть.

Основным препятствием для правильной атрибуции сосудов, с моей точки зрения, является то обстоятельство, что до сих пор для Херсонеса отсутствует современная обобщающая работа по простой столовой керамике, в том числе местного происхождения. В частности, на примере Ольвии хорошо известно, что во второй половине IV в. до н. э. местное керамическое производство имитировало формы и простой по набору изобразительных средств рисунок в виде полос и зигзагов. Т. Н. Книпович в работе, посвященной керамике местного производства из Ольвии, отмечала, что «…в данном случае мы имеем дело не с обычным для эллинистической эпохи возрождением архаических мотивов; можно думать, что здесь мы встречаемся с продолжением более раннего производства, начавшегося тогда, когда в обиходе Ольвии еще употреблялась привозная ионийская керамика»³⁹. Т. Н. Книпович правильно поняла, что в зависимости от условий обжига красочное покрытие на черепке приобретает блеск в виде «глазури». Она разделила ольвийскую «керамику ионийского типа с простейшей росписью в виде поясков и полосок» на чаши и кувшины.

Знакомство с керамикой из Херсонеса, которую принято называть ионийской, дает мне серьезные основания полагать, что значительная часть тех сосудов, которые традиционно относятся исследователями к ионийскому импорту, на самом деле таковыми не являются. И если они не всегда различимы по качеству лакообразного покрытия и глине, то форма целых или археологически целых сосудов дает дополнительные аргументы для их правильной атрибуции. Поэтому вряд ли следует связывать с ионийским импортом такие сосуды, как, например, лагинос и унгвентарий с полосами по тулову или кувшин с плющевым орнаментом по покатым плечам⁴⁰, которые наверняка относятся к импорту, но не классического, а раннеэллинистического времени⁴¹.

Отдельного внимания заслуживает лекиф из дома Аполлония в XIX квартале на Северном берегу. Г. Д. Белов нашел ему близкие с.269 аналогии на Березани⁴² среди полосатых арибаллических лекифов позднеархаического времени, конца VI — начала V в. до н. э.⁴³ Сходным по орнаменту он посчитал и синхронный березанскому лекиф из некрополя Гермонассы⁴⁴. Херсонесский сосуд был обнаружен вместе с другим лекифом, также имевшим лаковое покрытие⁴⁵. При этом было отмечено, что сосуды эти являются поздней реминисценцией указанных ионийских лекифов, поскольку «найденные с ними предметы не дают основания для отнесения их к архаическому периоду»⁴⁶. Такую атрибуцию первого сосуда принял и М. И. Золотарев, правда, понизив при этом его дату до конца VI — начала V в. до н. э.⁴⁷

Кажется, нет необходимости рассуждать на тему, как мог целый сосуд использоваться в быту в течение двух, если не трех с лишним столетий (керамический комплекс дома, в котором он был найден, датируется III–II вв. до н. э.). Подчеркну лишь, что этот сосуд отличается по форме и орнаментации от тех позднеархаических лекифов, которые были приведены Г. Д. Беловым в качестве аналогий. Оба сосуда были обнаружены вместе с флаконами, покрытыми в верхней части черным лаком⁴⁸, которые, однако, не были зачислены в ионийский импорт. Форма всех этих сосудов не позволяет датировать их другим временем, кроме эллинистического.

Похожая ситуация наблюдается и с крупной гидрией, расписанной полосами по окружности и зигзагами по горлу, открытой в семейной гробнице на южном участке некрополя в 1903 г.⁴⁹ М. И. Золотарев нашел аналогию этому сосуду в ионийской амфоре из ольвийского некрополя⁵⁰, расписанной пятью рядами волнистых линий по горлу и плечам⁵¹, которая действительно относится ко второй половине VI в. до н. э.⁵² Вывод об их схожести основан исключительно на использовании аналогичных орнаментальных мотивов. Между тем, морфологические характеристики херсонесского сосуда, в первую очередь его конусовидная форма, не дают возможности отнести гидрию к концу VI в. до н. э.⁵³ Представляется, что и в данном случае речь может идти только об имитации ионийской полосатой керамики. Кроме того, как это с.270 наблюдалось и с сосудом из дома Аполлония, следует предполагать намного более длительное существование гидрии.

Вторая урна из этой же семейной могилы — краснофигурный кратер — датируется началом IV в. до н. э.⁵⁴ Безусловно, в могилы могли класть вышедшие из употребления вещи — это явление общеизвестно. Погребения в семейной могиле также могли быть разновременными. Однако, несмотря на то, что случаи длительного функционирования семейных усыпальниц в херсонесском некрополе доримского времени известны⁵⁵, примеры использования погребального инвентаря с разрывом более ста лет до сих пор не встречались.

Сказанное в полной мере относится и к кувшинам с двумя-тремя полосами под ручкой⁵⁶. Такой декор становится популярным в местной херсонесской керамике уже во второй половине IV в. до н. э. и охватывает значительную часть эллинистического периода⁵⁷. Не имеет отношения к ионийскому импорту и кувшин с витой ручкой⁵⁸. Здесь уместно вспомнить о находках погребальных урн — гидрий с витыми ручками и врезным волнистым орнаментом конца IV в. до н. э. из некрополей Херсонеса⁵⁹ и Керкинитиды⁶⁰, справедливо относимых к изделиям местных мастерских.

Следует обратить внимание и на другой тип сосудов, содержавших лакообразные полосы, — чаши. Вслед за Г. Д. Беловым⁶¹ М. И. Золотарев назвал их чашами-киликами⁶². Такая атрибуция представляется неверной, ибо термином «ионийский килик» определяется широко известный тип восточногреческих сосудов, получивший распространение от конца VII — начала VI в. до н. э.⁶³ Пожалуй, только с.271 один из публикуемых фрагментов⁶⁴ можно отнести к категории поздних ионийских киликов.

Изначально некорректной представляется параллель, проведенная Г. Д. Беловым между глубокими чашами, украшенными концентрическими полосами внутри и по внешнему краю⁶⁵, с найденными на Березани глубокими ионийскими киликами и чашами с точечными розеттами⁶⁶. Эти сосуды, производство которых уходит еще в конец VII в. до н. э., датируются первой половиной VI в. до н. э.⁶⁷ Между ними и херсонесскими экземплярами нет ни типологической, ни хронологической связи. К сожалению, никто не пересмотрел это ошибочное предположение, наоборот, точка зрения об ионийском происхождении указанных чаш из Херсонеса получила самое широкое распространение.

Что же касается херсонесских чаш с красно-коричневыми полосами, то среди них есть формы, наверняка являющиеся местной реминисценцией аттических чернолаковых чаш⁶⁸. Все эти сосуды датируются в пределах IV в. до н. э. Близкие по форме чернолаковые чаши происходят из раннеэллинистической цистерны в квартале XCVII⁶⁹. Косвенно на производство чаш с полосами в классическое время может указывать то, что в раннеэллинистическом комплексе здания У-6 на поселении Панское-1 найден всего один фрагмент аналогичного сосуда. Авторы резонно высказали предположение о херсонесском происхождении чаши⁷⁰.

Отдельно следует остановиться на многочисленных чашах с круглой петлевидной или трапециевидной ручкой, расположенной в одной плоскости с краем или выше него. Как правило, они украшены лакообразными полосами изнутри и снаружи⁷¹. Не исключено, что эти сосуды появились еще в V в. до н. э., действительно повторяя форму привозных ионийских. По материалам Афинской агоры такие чаши датируются от последней трети V до последней четверти IV в. до н. э.⁷²

Учитывая все возрастающее количество сосудов, украшенных полосами краски или лака в комплексах, начиная с конца VI в. до н. э. в Ольвии, я, опираясь на исследования Ольвийской экспедиции ИА НАНУ и свои собственные наблюдения, предполагаю, что и часть аналогичных сосудов, найденных в Херсонесе, может принадлежать с.272 импорту из Ольвии. Кроме того, это могут быть и синхронные по времени импорты из каких-либо других причерноморских центров, в том числе и соседней Керкинитиды или Истрии. Безусловно, такое предположение должно быть подкреплено анализами глин. Однако материалы Ольвии, особенно V в. до н. э., дают большое количество красноглиняных чаш, тарелок, мисок, рыбных блюд, лекан с концентрическими полосами красно-коричневых оттенков внутри и по внешнему краю. То же касается и закрытых сосудов. От привозных ионийских они отличаются толщиной черепка, массивными формами, небольшой вариантностью в профилировке поддонов, венчиков и ручек, отсутствием дополнительных красок — белил и пурпура.

Не подлежит сомнению, что появлению этой керамики в Ольвии способствовало влияние ионийской привозной посуды. Эти сосуды и являются тем звеном между ионийской импортной керамикой позднеархаического времени и керамикой местного производства эллинистического времени, о наличии которой в предположительной форме высказывалась Т. Н. Книпович. Конечно, вопрос о местном керамическом производстве в Ольвии также требует нового современного исследования. Однако многолетние наблюдения над составом керамических комплексов VI–V вв. до н. э. не позволяют дать на него утвердительный ответ⁷³. Визуально ольвийская керамика ионийского типа не отличается от аналогичных херсонесских сосудов, введенных в научный оборот Г. Д. Беловым⁷⁴ и М. И. Золотаревым⁷⁵. В отношении Херсонеса эта проблема усложняется необходимостью решения вопроса, был ли это импорт из других причерноморских центров или речь идет о собственном керамическом производстве.

Из сказанного, однако, не следует, что ионийский импорт в Херсонесе отсутствует. Ионийские полосатые сосуды в керамическом комплексе Херсонеса, безусловно, имеются. Однако их значительно меньше, чем традиционно считается, и они отражают самый поздний этап поступления этого вида импорта в Северное Причерноморье. Кроме того, в серьезной корректировке нуждается их хронология. Напомню, что Г. Д. Белов, находя им аналогии среди материалов второй половины — конца VI в. до н. э., полагал, что они «вряд ли восходят к архаическому времени» и датировал их V в. до н. э.⁷⁶ Согласно же М. И. Золотареву, коллекция ионийской керамики из Херсонеса помещена в рамки последней четверти VI — второй четверти V в. до н. э.⁷⁷

Эти расхождения хорошо иллюстрирует дискуссия о хронологии хиосских кубков из Херсонеса. Они были выделены из основного с.273 массива керамики К. И. Зайцевой⁷⁸ и параллельно опубликованы Г. Д. Беловым⁷⁹. Наиболее ранний из них, с ангобированной поверхностью, двумя полосами лака снаружи и разорванным лаковым покрытием внутри был поставлен Г. Д. Беловым в один ряд с сосудами конца VI — начала V в. до н. э.⁸⁰ В дальнейшем безоговорочно была принята только нижняя граница⁸¹. Между тем, никто не обратил внимания, что К. И. Зайцева, проследив динамику формы этого типа хиосских кубков от второй половины VI в. до н. э., к которому и относится кубок из Тиритаки, привлеченный Г. Д. Беловым в качестве аналогии, отнесла херсонесский сосуд к V в. до н. э.⁸² Это хорошо видно и при сравнении профилей этих кубков⁸³. Более позднему времени соответствует не сплошное, а разорванное покрытие черным лаком внутренней поверхности сосуда. Неслучайно недавно датировка этого кубка вновь была повышена до начала V в. до н. э.⁸⁴

К концу VI — началу V в. до н. э. отнесен аск, происхождение которого с оговоркой было связано с о. Самос⁸⁵. Здесь, скорее всего, имеет место дань традиции, по которой кольцеобразные аски позднеархаического времени связывали с Самосом⁸⁶. Такие и подобные аски однозначно имеют восточногреческое происхождение, однако привязывать их только к Самосу нет оснований. Важнее обратить внимание на форму сосуда, отличную от приплюснутых асков последней четверти — конца VI в. до н. э. и имеющую более вытянутые пропорции. Это свидетельствует о датировке аска не ранее начала V в. до н. э.

Основная же часть ионийских полосатых сосудов была правильно помещена между началом и серединой V в. до н. э. Это — горло сосуда с ребром под венчиком⁸⁷, аналогичное сосуду из ольвийского некрополя, отнесенному к началу V в. до н. э.⁸⁸ К ионийскому импорту начала V в. до н. э. принадлежит и фрагмент тонкостенной чаши, представляющей собой позднейший тип ионийских полосатых чаш⁸⁹. Края лекан и их крышек также тяготеют к самому концу позднеархаического — началу раннеклассического периодов⁹⁰.

Отдельную группу составляют светильники, также присутствующие в коллекции ионийской керамики из Херсонеса. Им посвящена с.274 отдельная публикация⁹¹. Несмотря на наличие трех светильников, датированных в пределах VI–V или конца VI–V вв. до н. э., их нельзя использовать в качестве надежного хронологического репера, по крайней мере, в рамках только второй половины VI в. до н. э. Из Херсонеса происходит также и представительная серия терракот, наиболее ранние из которых относятся к первой половине V в. до н. э.⁹²

Очевидно, что ионийская полосатая керамика, присутствие которой в Херсонесе бесспорно, на самом деле представлена в намного меньшем количестве, чем это считается. Значительная часть сосудов с орнаментом в виде полос, скорее всего, принадлежит локальным имитациям привозной ионийской посуды или, согласно терминологии Т. Н. Книпович, «керамике ионийского типа». Какой центр производил эти имитации — являются ли они местными херсонесскими или импортом из каких-то других причерноморских центров — эту задачу следует решать в будущем. Пока же ясно, что в коллекции керамики ионийского происхождения из Херсонеса нет ни одного фрагмента, который можно уверенно отнести только к последней четверти VI в. до н. э. Те же фрагменты, которые «заходят» в конец VI в. до н. э., обычно имеют верхнюю хронологическую границу в первой половине V в. до н. э. Следовательно, коллекцию ионийской полосатой керамики из Херсонеса, представленную позднейшими типами этого вида столовой посуды, в настоящее время можно датировать лишь началом — первой половиной V в. до н. э.

Этот вывод принципиально важен, поскольку в представлениях большинства исследователей превалирование ионийской керамики в раннем Херсонесе бесспорно. На самом деле, процент собственно ионийской полосатой керамики в Херсонесе совсем не такой высокий, как это кажется, благодаря работам последних десятилетий. Представляется, что ионийскую керамику нельзя привлекать в качестве аргумента об основании Херсонеса во второй половине VI в. до н. э. Показательно и ее отсутствие в ранних погребениях херсонесского некрополя. Нельзя не отметить, что первой на необоснованное удревнение датировок ионийской керамики обратила внимание А. А. Зедгенидзе⁹³.

Для выяснения реального количества сосудов архаического времени имеет смысл обратиться к аттической расписной керамике, хронология которой разработана достаточно подробно. К одному из наиболее ранних относится фрагмент мелкофигурного Band cup с изображением пантеры, соотнесенный с изделиями мастера Тлесона⁹⁴, верхняя дата которых не выходит за пределы 30-х гг. VI в. до н. э. Второй фрагмент — от крышки леканы с изображениями пантер и птиц, отнесенный к продукции беотийских мастерских и датированный с.275 третьей четвертью VI в. до н. э.⁹⁵ Несмотря на то, что беотийское производство сосуда представляется дискуссионным⁹⁶, именно эти две вещи можно относить ко второй половине VI в. до н. э.

Все же прочие фрагменты чернофигурной керамики датируются временем уже после рубежа VI–V в. до н. э. В этом плане показательна дискуссия, связанная с чернофигурными сосудами вазописцев Haimon и Beldam. Лекифы мастерской Beldam А. А. Зедгенидзе отнесла к третьей четверти V в. до н. э.⁹⁷ М. И. Золотарев поместил эти сосуды и другие фрагменты обеих групп между концом VI — первой четвертью V в. до н. э.⁹⁸ Между тем, деятельность этих мастерских охватывает всю первую половину V в. до н. э., начиная с 490 г.⁹⁹ Эта дата согласуется с остальными фрагментами чернофигурных аттических сосудов из Херсонеса. Они компактно укладываются в первую половину V в. до н. э. Начиная от середины столетия, датируются и наиболее ранние фрагменты аттической краснофигурной керамики¹⁰⁰.

Проведенная нами краткая ревизия наиболее ранних керамических материалов, происходящих из Херсонеса, позволяет сделать несколько принципиально новых выводов. Совершенно очевидно, что, за исключением фрагментов двух чернофигурных сосудов, в Херсонесе пока отсутствуют керамические материалы, надежно относящиеся только к VI в. до н. э.¹⁰¹

В хронологических построениях М. И. Золотарева большое внимание уделено динамике формирования керамической коллекции Херсонеса, исходя из опыта изучения ранних напластований других греческих колоний Северного Причерноморья. Он отметил, что между основанием памятника и появлением первых погребений обычно проходит около 25–30 лет, что примерно соответствует жизни первого с.276 поколения колонистов¹⁰². С этим можно согласиться, однако наблюдения над хронологией сосудов, связанных с некрополем, позволяют утверждать, что самые ранние погребения были совершены не в конце VI — первой четверти V в. до н. э.¹⁰³, а не ранее начала второй четверти — ближе к середине V в. до н. э. Соответственно, и отсчет постоянной жизни на памятнике, с моей точки зрения, следует вести не с последней четверти VI в. до н. э. (не говоря уже о третьей четверти этого столетия!), а не ранее первой четверти V в. до н. э., возможно даже, после ее середины. Именно этому времени соответствует массовая археологическая коллекция, состоящая из керамической тары, столовых сосудов и посуды для приготовления пищи, сосудов специального назначения, в т. ч. светильников, лекан, лекифов, а также терракот и проч.

Что же касается фрагментов двух чернофигурных ваз, отделенных от основной коллекции, как минимум, полустолетней временной лакуной, то их наличие действительно не определяет время основания города. Борисфен и Ольвия также дают отдельные фрагменты, отделенные от массовой керамической коллекции. Для Борисфена — это не менее четверти столетия¹⁰⁴, для Ольвии — не менее 35–40 лет¹⁰⁵. Кроме того, общеизвестно, что вся вторая половина VI в до н. э. и в Борисфене, и в Ольвии (добавлю, и на Боспоре) обеспечена колоссальным количеством самой разнообразной керамической продукции, представленной амфорной тарой и расписной столовой посудой из многочисленных центров Восточного Средиземноморья и материковой Греции. Импорт очень быстро, не меньше, чем через поколение, был поддержан местным производством простой столовой посуды. Ничего этого нельзя пока сказать о Херсонесе.

Итак, опираясь на современные представления о ранних культурных напластованиях и коллекциях раннего керамического импорта, происходящих из других северопричерноморских центров, представляется возможным утверждать, что известные на сегодняшний день археологические материалы не поддерживают гипотезу об основании Херсонеса ни в третьей, ни в четвертой четверти VI в. до н. э. Говорить о наличии постоянной жизни на территории херсонесского городища ранее середины первой четверти V в. до н. э. пока вряд ли возможно.

Это значит, что в проблеме, о которой идет речь, нельзя ставить точку и считать ее окончательно решенной. Вопрос о времени основания Херсонеса, а значит, и причинах, послуживших толчком к этому событию, по-прежнему остается открытым. Кроме того, результат этой работы свидетельствует о настоятельной необходимости периодической ревизии археологических материалов, особенно тех, которые связаны с установлением реперных дат существования археологических памятников. Возвращаясь к вопросу, вынесенному в название статьи, с.277 подчеркну, что любые реконструкции исторических процессов в античных государствах Северного Причерноморья действительно становятся исторической реальностью, когда они поддержаны объективными археологическими данными. Естественно, нельзя исключать, что и наш вывод со временем будет пересмотрен — каждый полевой сезон приносит открытия, которые заставляют исследователей корректировать гипотезы — свои и своих предшественников¹⁰⁶.

The paper is devoted to the re-examination of the idea put forward by Yu. Vinogradov and M. Zolotarev that the Tauric Chersonesos must have started in the second half of VI B. C. A special stylistic and chronological analysis of amphora fragments, table wares, imported painted vessels of East-Greek and Attic origin allowed for making a conclusion that the initial period of Chersonesos started only after the mid-first quarter of V B. C. This means that the earliest graves in the city necropolis can be dated no earlier than the middle of V B. C. Besides, the author makes a point that a large number of ceramic finds deemed earlier to belong to the so-called simple-waved Ionic pottery can be regarded now as colonial imitations.

¹ Schneiderwirth H. Das politische Heraklea. Heiligenstadt, 1882. S. 16.

² Подробнее с литературой см.: Виноградов Ю. Г., Золотарев М. И. Год рождения Херсонеса Таврического // ХСб. 1998. Вып. 9. С. 41.

³ Ростовцев М. И. Эллинство и иранство на Юге России. 2-е изд. М., 2003. С. 62.

⁴ Гриневич К. Э. Херсонес Таврический. Севастополь, 1928; Жебелев С. А. Возникновение Херсонеса Таврического // ДАН. Серия В. 1930. № 9. С. 157–162; Тюменев А. И. Херсонесские этюды // ВДИ. 1938. № 2 (3). С. 245–275.

⁵ Белов Г. Д. Ионийская керамика из Херсонеса // ТГЭ. 1972. XIII. С. 23.

⁶ Зедгенидзе А. А. О времени основания Херсонеса Таврического // КСИА. 1979. Вып. 159. С. 30; ее же. К вопросу об удревнении даты основания Херсонеса Таврического // РА. 1993. № 3. С. 50 сл.

⁷ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. Севастополь, 1993; Zolotarev M. Sur la chronologie de Chersonésos à l’époque archaïque // Lordkipanidzé O., Lévêque P. (Ed.). Sur les traces des Argonautes. Actes du 6e symposium de Vani. P., 1996. P. 311–317.

⁸ Виноградов Ю. Г., Золотарев М. И. Древнейший Херсонес // Причерноморье в VII–V вв. до н. э. Тбилиси, 1990. С. 48–74; Vinogradov J. G., Zolotarev M. I. La Chersonèse de la fin de l’archaïsme // Lordkipanidzé O., Lévêque P. (Ed.). Le Pont-Euxin vu par les Grecs. P., 1990. P. 85–119; Виноградов Ю. Г., Золотарев М. И. Год рождения… С. 36–46; Виноградов Ю. Г., Золотарев М. И. Херсонес изначальный // Древнейшие государства Восточной Европы. 1996–1997. М., 1999. С. 91–129.

⁹ Виноградов Ю. Г., Золотарев М. И. Год рождения… С. 37.

¹⁰ Там же. С. 41.

¹¹ Суриков И. Е. О некоторых факторах колонизационной политики Гераклеи Понтийской // ПИФК. 2002. Вып. 12. С. 73–74.

¹² Hind J. Megarian Colonisation in the Western Half of the Black Sea (Sister- and Daughter-Cities of Heracleia) // Tsetskhladze G. R. (Ed.). The Greek Colonisation of the Black Sea Area: Historical Interpretation of Archaeology (Historia Einzelschriften. 121). Stuttgart, 1998. P. 141–148.

¹³ Виноградов Ю. Г., Золотарев М. И. Херсонес изначальный. С. 129. Прим. 159.

¹⁴ Saprykin S. Y. The Foundation of Tauric Chersonesus // Tsetskhladze G. R. (Ed.). The Greek Colonisation of the Black Sea Area: Historical Interpretation of Archaeology (Historia Einzelschriften. 121). Stuttgart, 1998. P. 227–248.

¹⁵ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. С. 19.

¹⁶ Виноградов Ю. Г., Золотарев М. И. Херсонес изначальный. С. 105.

¹⁷ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. С. 115.

¹⁸ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. Табл. XV, 5; XVIII, 4, 5.

¹⁹ Ср.: Монахов С. Ю. Греческие амфоры в Причерноморье. Типология амфор ведущих центров-экспортеров товаров в керамической таре. Москва; Саратов, 2003. Табл. 7; см. также: Зедгенидзе А. А. К вопросу… С. 52.

²⁰ Виноградов Ю. Г., Золотарев М. И. Херсонес изначальный. С. 105.

²¹ Брашинский И. Б. Греческий керамический импорт на Нижнем Дону в V–III вв. до н. э. Л., 1980. С. 15–16.

²² Монахов С. Ю. Указ. соч. Табл. 4 и 5, 6; ср. также: Рубан В. В. О хронологии раннеантичных поселений Бугского лимана (по материалам хиосских амфор) // Материалы по хронологии археологических памятников Украины. Киев, 1982. Типы II, IIIа (после 490 г. до н. э.).

²³ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. С. 15–16.

²⁴ Монахов С. Ю., Абросимов Э. Н. Новое о старых материалах из херсонесского некрополя // АМА. 1993. Вып. 9. С. 122. Табл. 1, 2–3.

²⁵ Монахов С. Ю. Указ. соч. С. 34–35. Табл. 19, 2, 4; 20, 3.

²⁶ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. С. 16–17. Табл. XIX.

²⁷ Там же. С. 17–18. Табл. XVIII, 2.

²⁸ Монахов С. Ю., Абросимов Э. Н. Указ. соч. С. 120–121. Табл. 1, 1.

²⁹ Монахов С. Ю. Указ. соч. Табл. 24–3.

³⁰ Там же. С. 40.

³¹ Монахов С. Ю. Указ. соч. Табл. 26.

³² Белов Г. Д. Эллинистический дом в Херсонесе // ТГЭ. 1962. 7, 3. С. 119–120; он же. Ионийская керамика из Херсонеса // ТГЭ. 1972. 13. С. 17.

³³ Золотарев М. И. Херсонесская архаика…

³⁴ Белов Г. Д. Эллинистический дом… С. 119–120.

³⁵ Зедгенидзе А. А. К вопросу… С. 53–54; Золотарев М. И. О двух этапах строительства в Северо-Восточном районе Херсонеса в IV в. до н. э. // ХСб. 1996. Вып. 7. С. 33.

³⁶ Зедгенидзе А. А. О времени основания… Вып. 159. С. 27.

³⁷ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… С. 14.

³⁸ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… С. 7, 10.

³⁹ Книпович Т. Н. Керамика местного производства из раскопа «И» // Ольвия. Т. 1. Киев, 1940. С. 165.

⁴⁰ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… Табл. I, 1, 3, 5.

⁴¹ Ср.: Парович-Пешикан М. Некрополь Ольвии эллинистического времени. Киев, 1974. Рис. 88, 93–95.

⁴² Капошина С. И. Из истории греческой колонизации Нижнего Побужья // МИА. 1956. № 50. С. 233. Рис. 13, 3.

⁴³ Белов Г. Д. Ионийская керамика… С. 20. Рис. 7.

⁴⁴ Гайдукевич В. Ф. Некрополи некоторых боспорских городов // МИА. № 69. С. 167. Рис. 15, 1.

⁴⁵ Белов Г. Д. Эллинистический дом… С. 153. Рис. 16, а.

⁴⁶ Белов Г. Д. Ионийская керамика… С. 20.

⁴⁷ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… С. 30–31. № 6.

⁴⁸ Белов Г. Д. Эллинистический дом… С. 153. Рис. 17.

⁴⁹ Косцюшко-Валюжинич К. К. Отчет о раскопках в Херсонесе Таврическом в 1903 г. // ИАК. 1905. Вып. 16. С. 107. Рис. 47.

⁵⁰ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… С. 30.

⁵¹ Там же.

⁵² Ср.: Скуднова В. М. Архаический некрополь Ольвии. Л., 1988. № 71.

⁵³ Ср. с полосатыми закрытыми сосудами второй половины VI в. до н. э.: Jacopi G. Scavi nella necropoli di Jalisso 1924–1928 (Clara Rhodos. III). Rodi, 1929. Fig. 159, 243; Tav. III; idem. Scavi nelle necropoli Camiresi 1929–1930 (Clara Rhodos. IV). Rodi, 1931. Fig. 371.

⁵⁴ Гриневич К. Э. Аттический краснофигурный оксибаф № 1517 из Херсонеса как датировочный термин для древнегреческой оборонительной стены // ХСб. 1959. Вып. 5. С. 119; Стоянов Р. В. Расписная и чернолаковая столовая керамика из некрополя Херсонеса Таврического V–I вв. до н. э. // БИ. Вып. 8. Симферополь-Керчь, 2005. С. 40.

⁵⁵ Стоянов Р. В. Хронология подстепного склепа 1012 // Боспорский феномен: проблемы хронологии и датировки памятников. СПб., 2004. Ч. 2. С. 122–130.

⁵⁶ Белов Г. Д. Ионийская керамика… Рис. 5, 6.

⁵⁷ Zolotarev M. I. A Hellenistic Ceramic Deposit from the North-eastern Sector of Chersonesos // Stolba V. F., Hannestad L. (Ed.). Chronologies of the Black Sea Area in the Period c. 400–100 B. C. Aarchus, 2005. Fig. 9, 10, 11, 12, 14–6.

⁵⁸ Белов Г. Д. Керамика V–IV вв. до н. э. из некрополя Херсонеса // ТГЭ. 1976. XVII. С. 119. Рис. 11, б.

⁵⁹ Щеглов А. Н. Некрополь у Песочной бухты близ Херсонеса // КСИА. 1975. Вып. 143. Рис. 2; 3, 1, 3–4.

⁶⁰ Там же. Рис. 3, 2; Кутайсов В. А. Керкинитида в античную эпоху. Киев, 2004. Рис. 115, 2.

⁶¹ Белов Г. Д. Керамика… С 21. Рис. 9.

⁶² Золотарев М. И. Херсонесская архаика. С. 44–45.

⁶³ Vallet G., Villard F. Mégara Hyblaea V // MEFR. 1955. 67. P. 14–34; Thalmann J. P. Céramique trouvée à Amathonte // Gjerstad G. et al. Greek Geometric and Archaic Pottery found in Cyprus. Stockholm, 1977. № 46–80; Schlotzhauer U. Die südionischen Knickrandschalen: Formen und Entwicklung der sog. Ionischen Schalen in archaischer Zeit // Krinzinger F. (Hrsg.). Die Ägäis und das Westliche Mittelmeer. Wien, 2000. S. 413–415.

⁶⁴ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. № 7.

⁶⁵ Белов Г. Д. Ионийская керамика… С. 21. Рис. 8, б, в.

⁶⁶ Капошина С. И. Указ. соч. С. 227. Рис. 5, 6; 9, 1–2.

⁶⁷ Boardman J., Hayes J. Excavations at Tocra 1963–1965. L., 1973. № 2009–2041; Cook R. M., Dupont P. East Greek Pottery. L.; N. Y., 1998. P. 26–28.

⁶⁸ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. Табл. IX, 3, 6; X, 1–3; Ср.: Sparkes B. F., Talcott L. Black and Plain Pottery of VI–Vth Centuries B. C. // Athenian Agora. VII. Princeton, 1970. № 759, 802, 806.

⁶⁹ Zolotarev M. I. A Hellenistic Ceramic Deposit… Fig. 6.

⁷⁰ Hannestad L., Stolba V. F., Hastrup H. B. Black-Glazed, Red-Figure and Grey Ware Pottery // Hannestad L., Stolba V. F., Ščeglov A. N. (Ed.). Panskoye I. Vol. 1. Aarchus, 2002. B. 143. P. 141–142.

⁷¹ Белов Г. Д. Ионийская керамика… Рис. 8, б, в; Золотарев М. И. Херсонесская архаика… Табл. VIII, 11; IX, 1, 2, 4, 7, 8; X, 6–9.

⁷² Sparkes B. F., Talcott L. Op. cit. № 765, 769.

⁷³ Буйских А. В. О керамических комплексах VI в. до н. э. из Ольвии // БЧ. 2004. Вып. 5. С. 36–42; ее же. Новая землянка VI в. до н. э. в Ольвии: новый взгляд на старые проблемы // Боспорский феномен: проблема соотношения письменных и археологических источников. СПб., 2005. С. 183–186.

⁷⁴ Белов Г. Д. Керамика… Рис. 5.

⁷⁵ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… Табл. XI–XII.

⁷⁶ Белов Г. Д. Керамика… С. 18.

⁷⁷ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. С. 14.

⁷⁸ Зайцева К. И. Кубки V–IV вв. до н. э. из Ольвии // ТГЭ. 1972. 13. С. 91.

⁷⁹ Белов Г. Д. Ионийская керамика… С. 18.

⁸⁰ Там же. Рис. 1.

⁸¹ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… С. 68–69; ср.: Монахов С. Ю., Абросимов Э. Н. Указ. соч. С. 135.

⁸² Зайцева К. И. Указ. соч. С. 90–91.

⁸³ На рисунке у М. И. Золотарева профилировка искажена и курватура стенки отсутствует. Правильный чертеж см.: Монахов С. Ю., Абросимов Э. Н. Указ. соч. Табл. 12. № 40.

⁸⁴ Стоянов Р. В. Расписная и чернолаковая керамика… С. 41.

⁸⁵ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… № 190. Табл. I, 2.

⁸⁶ См., например: Скуднова В. М. Указ. соч. № 86, 122, 140, 142, 146 сл.

⁸⁷ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… Табл. V, 7; VIII, 3.

⁸⁸ Скуднова В. М. Указ. соч. № 118.

⁸⁹ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… Табл. № 178. Табл. XIII, 9.

⁹⁰ Там же. № 75–79.

⁹¹ Журавлев Д. В., Хршановски Л. Группа греческих светильников из Херсонеса // ХСб. 1999. Вып. 10. С. 50 сл.

⁹² Шевченко А. В. Культовые терракоты раннего Херсонеса (V — первая половина IV вв. до н. э.) // ВДИ. 1998. № 3. С. 67–68.

⁹³ Зедгенидзе А. А. К вопросу… С. 53.

⁹⁴ Там же.

⁹⁵ Золотарев М. И. Херсонесская архаика. С. 19. Табл. XXI; Zolotarev M. Sur la chronologie… P. 374. Fig. l.

⁹⁶ Boardman J. Olbia and Berezan: The Early Pottery // Tsetskhladze G. R. (Ed.). The Greek Colonisation of the Black Sea Area: Historical Interpretation of Archaeology (Historia Einzelschriften. 121). Stuttgart, 1998. P. 204.

⁹⁷ Зедгенидзе А. А. О времени основания… С. 27.

⁹⁸ Золотарев М. И. Херсонесская архаика… С. 61.

⁹⁹ Boardman J. Athenian Black-Figure Vases. L., 1997. P. 149.

¹⁰⁰ Зедгенидзе А. А. О времени основания… С. 27–28.

¹⁰¹ В двух статьях Ю. Г. Виноградова и М. И. Золотарева опубликован целый коринфский арибалл, оставленный без комментариев относительно его датировки (Vinogradov, Zolotarev, 1990; ср.: Vinogradov Ju. G. Pontische Studien. 1997. Taf. 21). Этот сосуд относится к Linear Style, отражавшему переходной период от Transitional Style к Late Corinthian II. Датировка этого стиля до сих пор имеет разногласия среди исследователей, однако в большинстве случаев относится ко времени после 640 г. до н. э. — не позднее середины VI в. до н. э. (Stillwell A. N., Benson J. L. The Potters’ Quarter. The Pottery [Corinth. Vol. 15. 3]. Princeton, 1984. P. 9–10). Показательно, что в могильнике Аканфа такой сосуд продатирован 575–550 гг. до н. э. (Καλτσας Ν. Ε. Ακανθος. Ι. Αθήνα, 1998. Могила № 1439). Скорее всего, херсонесский арибалл, не имеющий точного паспорта, был найден не в Херсонесе, а приобретен в дореволюционные годы. Не исключено, что он вообще имеет средиземноморское происхождение. Нам неизвестны находки таких арибаллов и в Ольвии, при наличии там материалов первой половины VI в. до н. э.

¹⁰² Золотарев М. И. Херсонесская архаика. С. 19.

¹⁰³ Там же.

¹⁰⁴ Ильина Ю. И. О новых находках восточно-греческой керамики на острове Березань // ΣΥΣΣΙΤΙΑ. Памяти Ю. В. Андреева. СПб., 2000. С. 201–202.

¹⁰⁵ Ильина Ю. И. Ранняя керамика из Ольвии // Боспорский феномен: проблемы хронологии и датировки памятников. Ч. 2. СПб., 2004. С. 77–78.

¹⁰⁶ После завершения данной статьи я ознакомилась с разделом Е. Я. Рогова в только что вышедшей из печати коллективной монографии «Греки и варвары Северного Причерноморья в скифскую эпоху» (СПб., 2005), в котором справедливо выражено сомнение относительно соответствия археологических источников предложенной дате основания Херсонеса в конце VI в. до н. э. Было акцентировано внимание на необходимости сравнения материалов Херсонеса с другими памятниками Северного Причерноморья (Рогов Е. Я. Проблема основания Херсонеса // Там же. С. 147). Время только подтвердило необходимость такой работы.

Считаю также своим долгом выразить глубокое сожаление, что те критические замечания, которые были высказаны в адрес концепции Ю. Г. Виноградова — М. И. Золотарева, уже останутся без ответа… Многолетняя дружба, связывавшая меня с обоими исследователями, дает основание считать, что высказанное мною мнение было бы воспринято ими с должным вниманием, как это и предполагает настоящая научная дискуссия.