с.406 Весна 334 г. до н. э. положила начало длившимся почти десять лет азиатским походам Александра Великого. В их результате древневосточный мир, объединенный в Персидском царстве, пал под натиском македонской армии, а на месте империи Ахеменидов была создана новая мировая держава, большая по своей территории, чем ее предшественница.

Круто изменившая судьбы тогдашнего мира восточная кампания Александра оставила весьма заметный след и на судьбе греческих полисов Малой Азии. Эти полисы, находившиеся ранее под контролем Персии — под прямым, как общины малоазийского побережья, или под косвенным, как общины прилегающих к нему островов (по крайней мере, накануне похода), — после одержанных македонским царем и его полководцами побед над персами оказались всецело включенными в сферу политического влияния своего освободителя. С этих пор для греческих городов Малой Азии открывается новая эпоха — эпоха, в которой жизнь данных общин оказывается в значительной степени обусловленной их отношениями вначале с монархической властью Александра, а затем его преемников.

Цель настоящего очерка состоит в том, чтобы дать общий обзор изучения проблемы отношений Александра и греческих городов Малой Азии в современной научной литературе, проблемы, имеющей важное значение для понимания того места, которое занимали полисы греков в структуре грандиозного здания — мировой державы, — возведенного великим царем-завоевателем, а следовательно, и для понимания характера этой державы в целом. Как представляется, сделать подобный обзор в рамках отдельной работы будет достаточно полезно, поскольку ситуацию, сложившуюся на сегодняшний день в историографии в связи с исследованием указанной проблемы, нельзя назвать простой: хотя, пожалуй, найдется немного в истории Александра тем, о которых бы писали столь обильно, наметившиеся значительные разногласия в разрешении соответствующего вопроса, не говоря уже о бесчисленных спорах вокруг его отдельных аспектов, так и остаются до сих пор отличительной характеристикой качества разработки такового. При этом появление подобного очерка видится отнюдь не лишним и несмотря на тот факт, что состояние изучения проблемы отношений Александра и полисов малоазийских греков уже так или иначе обрисовывалось в ряде исследований: действительно, даже самые содержательные из такого рода историографических обзоров — Я. Зейберта¹ и наиболее с.407 подробный — Л. П. Маринович², на наш взгляд, требуют (или, во всяком случае, не исключают) известной корректировки и добавлений, в том числе за счет учета трудов, либо вообще не попавших в поле зрения названных авторов (в частности, из-за времени выхода тех в свет), либо оказавшихся освещенными ими, как кажется, незаслуженно кратко. Вместе с тем нужно оговориться, что настоящий очерк вовсе не претендует на то, чтобы считаться полностью исчерпывающим: ввиду его довольно узких рамок представляется целесообразным основное внимание сосредоточить на специальных исследованиях, посвященных интересующей нас проблеме в целом, оставив в стороне работы, рассматривающие ее различные аспекты, т. е. работы, значение которых для изучения данного вопроса является, по существу, второстепенным. В свою очередь хотелось бы подчеркнуть, что, поскольку предлагаемый очерк носит историографический характер, мы намерены в нем максимальным образом воздерживаться от сколько-нибудь пространного выражения собственной точки зрения, ограничившись лишь отдельными критическими замечаниями там, где они будут явно необходимы.

Переходя к основному изложению, укажем, что интерес к проблеме отношений Александра и греческих полисов Малой Азии возник у ученых сравнительно давно. При всем том, вплоть до середины 30-х гг. XX в. в научной литературе доминировало во многом восходящее к И.-Г. Дройзену мнение, согласно которому данные полисы, освобожденные македонским царем от персидского господства, обрели тот же самый статус, каким именно пользовались государства собственно Эллады, став тем самым, как и последние, в принципе свободными общинами. (Правда, определенная степень их зависимости от власти македонского царя все-таки допускалась — не только к концу правления Александра, когда им были сделаны откровенные шаги к ограничению свободы греческих полисов вообще, как балканских, так и малоазийских³, но и уже с самого начала похода⁴.) Среди ученых того времени не было по большому счету только согласия по вопросу организации этих освобожденных городов, т. е. включил ли Александр с.408 полисы Малой Азии и прибрежных островов в Коринфскую лигу или нет (впрочем, некоторое численное преимущество все-таки тогда наблюдалось за сторонниками положительного ответа на данный вопрос)⁵.

Сам И.-Г. Дройзен писал, что македонский царь возвратил «свет и воздух» малоазийским грекам. Их города «не только получили свою прежнюю общинную свободу, но и сделались снова свободными государствами, какими они были до Анталкидова мира»⁶. Но в отличие от многих последующих исследователей И.-Г. Дройзен считал, что малоазийские эллинские полисы как материка, так и островов (кроме Тенедоса) не вошли в Коринфскую лигу, поскольку «в интересах Александра было наиболее выгодно создать из этих освобожденных греческих городов противовес против союза тех, которые были по большей части принуждены присоединиться к Македонии силой оружия». Полисы с.409 эллинов Малой Азии, с точки зрения И.-Г. Дройзена, стали «свободными политиями» «в царстве своего освободителя», обязавшего их признать себя «неограниченным стратегом» в войне против Персии⁷.

В своем роде поворотным пунктом в изучении занимающей нас проблемы стал, насколько нам известно, первый специально посвященный ей труд — статья Э. Бикермана «Александр Великий и города Азии», увидевшая свет в 1934 г.⁸

Э. Бикерман полагает, что сохранившаяся до нас традиция вполне достаточна для исследования отношений Александра и малоазийских греков. Однако, согласно автору, данная проблема была неверно поставлена в предшествующей исторической литературе, так как обсуждалась всегда прежде всего с точки зрения политической, в то время как рассматривать ее надо также (и особенно) с точки зрения общественного права. Для этого вполне достаточно признать два «простых постулата»: Александр вел войну против Персии; он принимал законы войны своего времени⁹.

К моменту организации Филиппом II Коринфской лиги, продолжает Э. Бикерман, международные отношения в Греции регулировались решениями Царского мира, согласно которым положение европейских и островных эллинов в правовом аспекте фундаментальным образом отличалось от положения азиатских греков. Если первые были свободны, то другие — подчинены персидскому царю. Эта разница, в должной мере неоцененная современными учеными, учитывалась Александром. Перейдя границы, установленные пактом Анталкида, он не собирался освобождать эллинов Азии (что хотели сделать греки в кампаниях 479 и 396 гг. до н. э.), но стремился ее завоевать¹⁰.

Чтобы решить вопрос статуса городов Азии при Александре, по мнению Э. Бикермана, необходимо обратиться к древнему обычаю ведения войны¹¹. В соответствии с этим обычаем, вторжение на вражескую территорию обеспечивало то, что она становилась владением победителя, а ее жители — подданными нового владыки. Город, оказавший сопротивление, после захвата подвергался разграблению, а иногда и полному уничтожению, население же его нередко обращалось в рабство. Покорность, напротив, гарантировала пощаду. Подобными правовыми нормами и руководствовался Александр. Он различал не побежденных эллинов и варваров, но тех, кто покорился ему, и тех, кто оказал ему сопротивление. Его принцип не национальный, это — империалистический принцип: parcere subjectis et debellare superbos¹². Александр не заключал никаких договоров с побежденными (в источниках нет упоминаний ни о συμμαχία, ни о συνθῆκαι), а лишь вступал подчас в с.410 военные соглашения, в которых устанавливались условия сдачи того или иного города.

В общем, согласно Э. Бикерману, способ подчинения определял статус побежденных. Александр обыкновенно требовал безусловной капитуляции, которая, по военному обычаю, гарантировала сохранение прежнего статуса. Однако в отдельных случаях городам даровались некоторые привилегии. К их числу, полагает исследователь, и относятся свидетельства античных писателей о предоставлении Александром азиатским городам, эллинским и варварским, свободы и автономии. При этом по отношению к грекам азиатского материка Александр вел себя не как гегемон Коринфской лиги, куда, по мнению автора, они не вошли, в отличие от полисов островов Восточной Эгеиды¹³, но как их хозяин — «властитель Азии»¹⁴.

Касаясь далее проблемы свободы малоазийских греческих городов при Александре, Э. Бикерман заявляет, что современная теория на этот счет основывается на двойном недоразумении. С одной стороны, «свобода» воспринимается как синоним демократии, в чем сообщения Диодора (XVII. 24. 1), Арриана (I. 18. 2) и надписей из Приены времени Александра (IvP. № 2–4) не оставляют никакого сомнения. С другой стороны, недоразумение происходит из смешения юридического и фактического положения. Многие греческие города Малой Азии (также как и варварские) были «свободными» при Александре. Это понятие свободы включало в себя автономию, освобождение от юрисдикции сатрапов, от выплаты дани, освобождение от царского гарнизона, демократическое правление. То есть права данных городов были теми же, что и права, признанные за членами Коринфской лиги. Но это сходство в фактическом положении скрывает фундаментальное различие в положении юридическом. Свобода греков, входивших в Коринфскую лигу, была первичной. Ее Александр не мог ни дать, ни отобрать. «Свобода» же греков Азии была вторичной, она ведет свое происхождение из права завоевания и не имеет никакой другой причины, кроме личного желания Александра. Она покоится на произволе царя и имеет основанием только односторонний акт (она — проявление милости царя, его дар), а значит, остается отменяемой¹⁵.

В 1938 г. вышла книга В. Эренберга «Александр и греки» (перевод на английский язык неопубликованного немецкого оригинала), одна из ее частей которой называется «Александр и освобожденные греческие города»¹⁶.

с.411 Для В. Эренберга тема отношений македонского царя и эллинских полисов Малой Азии представляет интерес в первую очередь потому, что, как он заявляет, этот вопрос является частью более широкой проблемы — проблемы отношений монархии и полиса в эллинистических государствах. По мнению В. Эренберга, основы наблюдающейся в эпоху эллинизма субординации полиса царской власти были заложены именно при Александре. Последний, постепенно усиливая собственные позиции в отношении греческих городов Малой Азии и Восточной Эгеиды, в итоге поставил их в положение своих подчиненных, причем в конце жизни Александра угроза подчинения нависла даже над государствами балканских греков¹⁷.

Полагая, что наше представление о позиции греческих городов в империи Александра в значительной мере зависит от выяснения вопроса, были ли города, находившиеся под персидским господством, т. е. города собственно Малой Азии, допущены в Коринфскую лигу, В. Эренберг находит нужным прежде всего остановиться на этом вопросе. Подробно исследуя подобный вопрос и решая его отрицательно¹⁸, В. Эренберг в основном разделяет взгляды Э. Бикермана на характер и природу свободы малоазийских греческих городов при Александре (с точки зрения автора, Э. Бикерман сделал в данной связи «важное открытие»). В. Эренберг отмечает, что автономию и свободу, которыми, без сомнения, пользовалось большинство эллинских полисов Малой Азии, необходимо считать односторонним даром и благодеянием македонского царя, персонально дарованными им, в каждом случае отдельно, привилегиями. Эти привилегии не исключали права Александра вмешиваться в политическую и экономическую жизнь полисов, когда бы и как бы он ни пожелал¹⁹.

По сути дела, развивая далее теорию Э. Бикермана, В. Эренберг распространяет его понимание свободы греческих полисов Малой Азии и на полисы островов Восточной Эгеиды. Ученый приходит к выводу, что положение островных греков после окончательного установления над ними македонского контроля в 332 г. до н. э. стало сходным с положением эллинов азиатского материка²⁰. Города и тех и других оказались в зависимости от Александра не как гегемона и не как стратега Коринфской лиги, а как царя, «нового властителя Азии». Захватив эти города и подтвердив их автономию, таким образом, сохранив за каждым характер полиса, Александр, согласно В. Эренбергу, хотя и обращался с ними не точно так, как с общинами азиатов (и здесь, по его словам, Э. Бикерман ошибается, заявляя обратное), все же по праву завоевания подчинил себе, сделал частью своей империи²¹. И в эллинистический период, по мнению автора, полисы, входя в состав монархических территориальных государств, были также подчинены с.412 царской власти — подобным образом, заключает В. Эренберг, оказались соединены вместе господство и автономия, несовместимые друг с другом по самой своей природе²².

В 1940 г. была выпущена в свет статья Т. Леншау «Александр Великий и Хиос»²³. Несмотря на то, что в центре внимания автора данной статьи находится более частный сюжет — отношения македонского царя и Хиоса, немецкий исследователь коснулся здесь и интересующей нас проблемы в целом.

Полемизируя с В. Эренбергом, Т. Леншау доказывает, что Хиос и остальные вновь освобожденные македонянами полисы островов Восточной Эгеиды (Тенедос и общины на Лесбосе) оказались опять включенными в Коринфскую лигу. При этом, полагает автор, не может идти и речи о произволе Александра по отношению к их правам. С точки зрения Т. Леншау, македонский царь действовал в отношении Хиоса, а также других островных полисов исключительно как глава Коринфской лиги. Он не превышал своих полномочий гегемона и, оперируя только в законных рамках, не наносил никакого ущерба свободе и автономии этих полисов²⁴.

Что же касается греческих городов собственно Малой Азии, то в данном случае Т. Леншау поддержал идею Э. Бикермана и В. Эренберга о непричастности этих городов к Коринфской лиге²⁵. Но в то же самое время Т. Леншау выступил против одного из главных утверждений этих ученых, а именно против того, что Александр по праву завоевания подчинил малоазийские полисы греков своей власти, что их свобода была не чем иным, как односторонним даром македонского царя. Критикуя данное утверждение, исследователь приходит к выводу, что греческие города Малой Азии после ликвидации над ними персидского господства противостояли Александру как свободные общины, связанные с ним при этом договорами о симмахии. Подобные договоры, отмечает автор, македонский царь, впрочем, заключал не с отдельными полисами, а с их объединениями — древними союзами (κοινά) малоазийских греков, некогда образованными ими для сохранения своей национальной особенности в Малой Азии и теперь, согласно Т. Леншау, вновь восстановленными Александром²⁶. И хотя, по мнению ученого, Александр осуществлял некоторый надзор над этими союзами через своего специального представителя в них, тем не менее он совершенно не вмешивался в дела самих греческих городов. Их с.413 автономия, с точки зрения Т. Леншау, была нисколько не стеснена македонским царем, она всецело осуществлялась ими при Александре²⁷.

Таким образом, Т. Леншау в главных своих выводах, по сути дела, вернулся к тому взгляду на занимающую нас проблему, который господствовал в научной литературе до появления статьи Э. Бикермана.

Однако наиболее яростного защитника этот прежде традиционный взгляд нашел в лице У. У. Тарна, двухтомный труд которого «Александр Великий» был издан в 1948–1950 гг. Если в первом томе, освещающем событийную сторону восточного похода, теме отношений македонского царя и малоазийских эллинских полисов автор уделяет всего лишь несколько страниц, то во втором томе подобная тема уже подробно исследуется в отдельном очерке «Александр и греческие города Малой Азии»²⁸.

У. Тарн категорически не соглашается с теорией, выдвинутой Э. Бикерманом, и поэтому предлагает еще раз остановиться на соответствующей проблеме²⁹.

По мнению У. Тарна, Э. Бикерман ошибается, говоря, что ко времени похода Александра греческие города Азии, в отличие от городов собственно Греции, были de jure несвободны. Полисы эллинов Малой Азии, находясь под властью персов, могли потерять свою свободу юридически только одним путем — отказаться от нее. Согласно греческой концепции свободы, свободный полис — это суверенное государство, которое само решает свои внутренние и внешние дела. Персидское правление de facto препятствовало осуществлению этих прав, но не повредило их de jure. Когда Александр устранил это препятствие, изгнав гарнизон, и восстановил свободу, все права стали снова осуществляться полисом. Но возвращение свободы городу с точки зрения юридической не обязательно должно было обозначать, что тем самым полис получал возможность пользоваться всеми правами, например, воевать с соседями, что очень часто означало для греческих городов внешнюю политику. В ряде случаев в Элладе еще до образования Коринфской лиги города безусловно свободные, являющиеся членами Пелопоннесского или Беотийского союзов, на практике были лишены возможности проводить свою собственную внешнюю политику и следовали в этом за Спартой и Фивами. Входившие в Коринфскую лигу полисы подчиняли свою внешнюю политику номинально союзу, а на деле — Филиппу. Точно так же было и в отношении греческих городов Малой Азии. Хотя Александр вернул им (среди других прав) право внешней политики, его огромная власть делала невозможным с.414 осуществление данного права на практике. Однако это было не «мертвое», но «дремлющее» юридическое право, проявляющееся, в частности, в связях города с царем через посольства, пограничных конфликтах, тяжбах с другими полисами и т. д. Иными словами, как полагает У. Тарн, нет нужды сомневаться в том, что греческие полисы Малой Азии стали при Александре такими же свободными государствами, какими были до персидского господства. Э. Бикерман не прав, утверждая, что македонский царь предоставил этим городам свободу в качестве дара, и что она была проявлением милости с его стороны — очевидно, что Александр лишь восстановил, оживил их исконную свободу³⁰.

Вместе с тем, заявляет У. Тарн, следует согласиться с Э. Бикерманом в том, что юридически отношения между Александром и греческими полисами Малой Азии были никак не урегулированы. В 334–333 гг. до н. э., считает английский ученый, македонский царь об этом и не думал, поскольку тогда все его мысли были заняты проблемами военного характера: скорейшей встречей с Дарием, а также действиями персидского флота в тылу. Александр прекрасно понимал, что обе эти проблемы могут быть с успехом решены, если только греческие города Малой Азии станут свободными, т. е. если демократы, его друзья, придут в них к власти. Провозгласив свободу и демократию, македонский царь таким образом немедленно привлек значительную часть малоазийских эллинов на свою сторону. При этом многие греческие города Малой Азии сами освобождались от олигархов и персидских гарнизонов, хотя в некоторых случаях Александр устанавливал демократов у власти силой. Но, по мнению У. Тарна, из этого вовсе не следует, что он относился к малоазийским эллинским полисам как «властитель Азии». «Властителем Азии» Александр стал позднее, после смерти Дария, в период же с 334 по 333 г. до н. э. македонский царь выступает лишь в качестве главы Коринфской лиги. И если он применял в отношении греческих городов Малой Азии силу, то поступал так только из полномочий гегемона и в целях военного успеха кампании³¹. С точки зрения У. Тарна, тезис Э. Бикермана о том, что Александр обращался с освобожденными от власти персов эллинскими городами как с покоренными азиатами, неверен — в отличие от последних, малоазийские полисы греков, каждый в отдельности, получили независимость и стали свободными союзниками македонского царя, хотя и вне Коринфской лиги³².

с.415 Интересующая нас проблема нашла свое отражение и в появившейся в 1966 г. статье Э. Бэдиана «Александр Великий и греки Азии»³³.

Касаясь кратко в начале статьи историографии вопроса, автор отмечает, что именно Э. Бикерман первым показал слабость «наивного традиционного взгляда» на отношение Александра к греческим полисам Малой Азии, и эта его теория, по мнению Э. Бэдиана, сразу получила всеобщее признание. Впрочем, продолжает американский ученый, У. Тарн, следуя созданному им мифу об Александре как о гуманном строителе империи и царе-философе, попытался оспорить положения Э. Бикермана и вернулся, по существу, к традиционному взгляду. Однако, согласно Э. Бэдиану, трудно понять, как ученый, столь прекрасно знающий источники, мог убедить себя в свободе малоазийских греческих городов при Александре. Спор, который вел У. Тарн, был прежде всего о легальном статусе. Но вообще бессмысленно, полагает Э. Бэдиан, говорить об этом и выявлять тонкие различия между положением de jure и de facto там, где все управлялось волей одного человека. Ведь это в значительной степени было присуще даже отношениям, прикрываемым блестящим фасадом Коринфской лиги, но с царскими командующими в качестве наблюдателей в городах и возможностью вмешательства царя в дела полисов по любому поводу. Поэтому, с точки зрения Э. Бэдиана, кажется более полезным сосредоточить свое внимание на исследовании действий Александра, нежели концентрироваться на бесцельных для существа дела правовых теориях³⁴.

Э. Бэдиан считает, что изучение заявленной им темы следует начать с Филиппа, который основал Коринфскую лигу, запланировал азиатскую кампанию и начал проводить ее в исполнение. Всегда признавая в теории, современные историки часто игнорируют на практике, сколь многим Александр был обязан своему отцу. Вместе с тем политика, продемонстрированная в отношении греческих городов в кампании 335 г. до н. э. в Малой Азии, описанная Диодором, несмотря на то, что относится уже ко времени Александра, является в чистом с.416 виде политикой Филиппа, так как Александр был слишком занят в Европе, чтобы что-либо менять в Азии³⁵.

Александр, возложив на себя унаследованную от отца роль главы «крестового» похода и еще больше, чем Филипп, подчеркивая панэллинский характер войны, был неизбежно ввергнут в политику освобождения малоазийских греческих городов, с которой он, по мнению Э. Бэдиана, однако, не спешил. Вплоть до того, как македоняне вступили в Эфес, Александр не пытался провести разграничение между свободой варваров и эллинов. И только в Эфесе, когда к нему пришли посольства из Магнесии и Тралл, Александр, чья политика до сих пор была нерешительной и уклончивой в отношении греков Малой Азии, полностью осознал, чего требовала ситуация: демократия и автономия оказались теперь подняты до уровня основных принципов политики, а подати отменены. Э. Бэдиан считает, что, как и в большинстве своих акций, Александр выступал по отношению к малоазийским полисам греков осторожным прагматиком, переменчивым в достижении своих политических целей. Он никогда не принимал никаких связывающих его обязательств до тех пор, пока это не становилось необходимым. Однако, видя путь, который должен был привести его к удаче, Александр не медлил с решением — таковой была основная черта его характера, в этом состоял главный секрет его успехов³⁶.

Что же касается свободы греческих городов, избавленных македонским царем от персидского господства, то, согласно Э. Бэдиану, ее подлинный характер ясно виден из вмешательства Александра в дела Хиоса и Приены. Но наилучшим примером в данной связи является пример Аспенда. Официальные меры, предпринятые Александром для наказания этого города, свидетельствуют о том, что греческие полисы Малой Азии освобождались от гарнизона, контроля со стороны сатрапов и выплаты налогов. Они платили синтаксис и получали гарнизон только на то время, на которое Александр считал это необходимым. В остальном же малоазийские эллинские города были свободны, при условии, впрочем, подчинения Александру. Так что, заявляет Э. Бэдиан, теория Э. Бикермана, хотя технически ошибочная и во многих деталях неточная, как показал У. Тарн, в сущности верна, и «словесная дымовая завеса» последнего не в состоянии скрыть очевидные факты. Свобода греческих полисов Малой Азии была сходна со свободой правительств государств-сателлитов СССР эпохи Сталина или со свободой Виктора Эммануила III при Муссолини. Иными словами, их свобода была ничтожной, независимо от того, входили ли эти полисы в Коринфскую лигу (как все же считает и пытается доказать сам Э. Бэдиан³⁷) или нет — малоазийские греческие города «целиком находились под произвольной и непреодолимой властью Александра»³⁸.

с.417 После статьи Э. Бэдиана в зарубежной научной литературе довольно долго не появлялось работ, специально посвященных проблеме отношений Александра и греческих полисов Малой Азии. В определенном смысле как об исключении здесь можно говорить лишь о книге Э. Дж. Хейссерера, где в историческом контексте исследуется эпиграфический материал времени царствования Александра (в рамках темы «Александр и греки»), в том числе, и даже в большей степени, связанный с интересующим нас вопросом³⁹, а также о сравнительно кратком очерке А. Б. Босуорта «Греки Малой Азии», вошедшем в состав его труда об Александре Великом⁴⁰.

Э. Дж. Хейссерер поддержал точку зрения, согласно которой малоазийские греческие полисы (и материка, и островов) были присоединены к Коринфской лиге. Вместе с тем, придавая, как и Э. Бэдиан, большое значение преемственности в политике Филиппа и Александра в отношении греков Малой Азии, Э. Дж. Хейссерер находит нужным развить этот тезис и в итоге приходит к заключению, что первым, кто включил их города в массовом порядке в Коринфскую лигу, был не Александр, а Филипп, начавший этот процесс еще в 336 г. до н. э., во время наступательных операций, которые вел в регионе македонский экспедиционный корпус. Что же до Александра, то он, считает ученый, просто вернул в 334 г. до н. э. малоазийские греческие полисы в Коринфскую лигу, ликвидировав восстановленную в них в 335 г. до н. э. персами власть. По словам Э. Дж. Хейссерера, греки Малой Азии не могли не приветствовать то, что их городам, окончательно присоединенным к Коринфской лиге Александром, были теперь предоставлены, в соответствии с соглашениями, на которых она базировалась, свобода и автономия, а также избавление от выплаты фороса. И все же от этого присоединения выиграл прежде всего македонский царь, получивший в результате возможность не только требовать от греческих полисов Малой Азии выплаты синтаксиса, который должны были вносить на нужды войны против Персии все члены Коринфской лиги, но и утверждать в данных полисах у руля правления своих сторонников — местные демократические партии. Более того, пишет Э. Дж. Хейссерер, как ясно свидетельствуют эпиграфические документы, Александр вообще проявлял склонность к тому, чтобы вмешиваться во внутренние дела эллинских общин, и малоазийские полисы в этом плане, конечно, не были исключением. Правда, в первое время, пока македонский царь был заинтересован в военной и финансовой помощи своих греческих союзников, он вел себя подчеркнуто корректно в отношении имеющихся у него договоров с ними. Если Александр тогда с.418 вмешивался во внутренние дела греков, то стремился убедить их в том, что в данном случае он не выходит за законные рамки, а поступает в согласии с возложенными на него полномочиями гегемона Коринфской лиги и стратега-автократора панэллинской кампании против Персии. Решительная перемена в отношениях Александра с греческими городами Малой Азии (и греками в целом), по мнению Э. Дж. Хейссерера, произошла после битвы при Гавгамелах, когда необходимость в эллинских контингентах и синтаксисе у македонского царя отпала. Отказавшись от этих последних в 330 г. до н. э., Александр мог уже больше не считаться с Коринфской лигой и с теми соглашениями, которые лежали в ее основе. И хотя Коринфская лига продолжала существовать дальше, в итоге к концу правления македонского царя она потеряла всякое значение: теперь Александр действовал в отношении эллинских полисов, и в том числе малоазийских, в односторонней манере, просто посылая им указы, в которых диктовал свою волю⁴¹.

А. Б. Босуорт указывает, что греческие города собственно Малой Азии (именно этим городам и посвящен его очерк) занимали в империи Александра особенное положение. Их освобождение было провозглашено в качестве одной из целей панэллинской войны против Персии, и потому македонский царь не мог позволить себе обращаться с ними точно так же, как с варварами. Но вместе с тем полисы малоазийских греков, находясь в зоне боевых операций, имели важную стратегическую ценность и их нельзя было полностью предоставлять самим себе, поскольку существовала угроза того, что они примкнут, вольно или невольно, к персам. В связи с этим Александр был вынужден действовать в отношении данных полисов так, чтобы, заручившись симпатиями местного населения, обеспечить на будущее для себя его поддержку. С другой стороны, греческие города Малой Азии подпадали под действие законов войны того времени: если они сопротивлялись македонянам или давали убежище персидским гарнизонам, пусть даже и не по собственному желанию, в отношении их Александр был способен применять карательные меры, когда его войска брали города штурмом. Конечно, на практике, отмечает А. Б. Босуорт, обещание малоазийским грекам освобождения могло значить очень мало: раз персы были изгнаны, все подчиненные им народы оказывались по определению освобождены. Тем не менее македонский царь был готов предоставлять греческим городам Малой Азии свободу, но только такую, которая была совместима с его собственной верховной властью. Ввиду того что данные города находились на завоеванной территории, и Александр не отказывался от своих прав победы, все достигнутые тогда македонским царем урегулирования с полисами малоазийских греков были им навязаны. Это он утверждал в них правительства, решал вопросы финансовых выплат и предоставлял автономию, которую, поскольку та являлась его персональным даром, был всегда в состоянии отменить. Ни о каком двустороннем договоре о союзе или даже дружбе не шло с.419 здесь и речи. Александр диктовал условия, которые были ему угодны, как деспоту и победителю, и подобного рода процесс был полностью односторонним. При этом, полагает А. Б. Босуорт, свои отношения с греческими полисами Малой Азии македонский царь устраивал всякий раз с учетом военной ситуации, так, чтобы приобрести для себя союзников, наказать отступников, добыть деньги на нужды кампании, и его позиция в данной связи менялась вместе с переменами в войне. Однако в целом, кроме установления демократии, что являлось вынужденной реакцией на поддерживавшие персов местные олигархии, никакого определенного порядка в том, как обращался Александр с этими полисами, не существовало: был только ряд милостей, которые македонский царь предоставлял или в которых отказывал малоазийским грекам по собственному усмотрению. И хотя, согласно А. Б. Босуорту, большинство эллинов Малой Азии все же склонялось к тому, чтобы видеть свое освобождение подлинным, на самом деле положение, в котором оказались населенные ими города, было далеко от этого: никакое провозглашение автономии не гарантировало их от принуждения или физического вмешательства, если это было в интересах македонского царя или его сатрапов. Итак, заключает автор, малоазийские греки являлись пусть и привилегированными, но подданными в державе Александра. Что же касается островных полисов Восточной Эгеиды, то А. Б. Босуорт, считая, что они, в отличие от полисов собственно Малой Азии⁴², вошли в Коринфскую лигу, описывает их отношения с македонским царем в контексте общей эволюции его отношений с этим политическим объединением. При этом в «автократическом», по словам А. Б. Босуорта, вмешательстве Александра во внутренние дела островных полисов в 332 г. до н. э. (прежде всего Эреса и Хиоса), происходившем без участия синедриона Коринфской лиги, исследователь находит явный пример нарушения македонским царем тех принципов, на которых она базировалась⁴³.

Как видно, выраженный в сочинениях Э. Дж. Хейссерера и А. Б. Босуорта общий взгляд на рассматриваемую нами проблему трудно назвать оригинальным, поскольку в данной связи каждый из авторов, по существу, исходит из схем, уже предложенных их предшественниками (первый следует близко схеме, нашедшей оформление еще у У. Вилькена и Г. Берве⁴⁴, второй — Э. Бикермана). Однако значение этих работ все-таки достаточно велико: в них ученые не только по-новому, нестандартно оценивают многие частные вопросы, имеющие отношение к интересующей нас теме, но и уточняют целый ряд ее отдельных аспектов. Правда, в то же время нельзя не признать, что некоторые идеи данных исследователей, особенно Э. Дж. Хейссерера, не с.420 всегда должным образом обоснованы, а иногда кажутся и вовсе умозрительными⁴⁵.

Насколько нам известно, последней в ряду зарубежных работ, специально посвященных проблеме отношений Александра и полисов Малой Азии, является статья польского историка К. Навотки «Свобода греческих городов в Малой Азии в эпоху Александра Великого», вышедшая в свет в 2003 г.⁴⁶

В начале статьи К. Навотка подчеркивает, что он намерен ограничить свое исследование исключительно греческими городами, располагавшимися на побережье Малой Азии, чье правовое и политическое положение существенно отличалось от того, в котором находились полисы континентальной Греции и островов⁴⁷.

По словам К. Навотки, очевидно, что долгая дискуссия, в которой вопрос свободы малоазийских полисов при Александре обсуждался главным образом с точки зрения поступков, мотивов и даже личности македонского царя, не принесла решительных результатов. Поэтому он предлагает изменить перспективу, подойдя к подобному вопросу с точки зрения перемен, которые произошли в данных полисах в правление Александра. При этом, указывает К. Навотка, попытаться определить, соответствовали ли они критериям, предъявляемым эллинами с.421 того времени к свободному полису, лучше всего посредством анализа их публичных документов, особенно декретов, которые считаются наиболее важными и явно наиболее информативными греческими надписями⁴⁸.

Тщательно изучив в обозначенной связи достаточно обширный массив такого рода надписей, происходящих из Малой Азии, К. Навотка отмечает, что они определенно свидетельствуют о том, что в 334 г. до н. э. в полисах Ионии, Эолиды и в «старых» греческих городах Карии начали происходить фундаментальные изменения. Немногие демократии, которые пережили персидское правление, стали по своей сути более радикальными, а в остальных полисах на место олигархий пришли демократические режимы как радикального, так и умеренного толка. Вместе с тем, согласно автору, чрезвычайно обильная законотворческая деятельность и признаки активных народных собраний в названных полисах показывают, что не только наименование, но и сама природа данных государств была тогда демократической. В свою очередь, по мнению К. Навотки, есть основания полагать, что греческие города Ионии, Эолиды и прибрежной Карии в ту пору всецело распоряжались собственной сельской округой и финансами, в общем освобождались от прежних податей и лишь в течение ограниченного времени (видимо, не более четырех лет) должны были делать денежные взносы на панэллинскую кампанию против Персии, получая в отдельных случаях возможность заменять их воинскими контингентами (однако, пишет исследователь, едва ли стоит думать, что подобного рода обязанности греческих общин Малой Азии были связаны с их членством в Коринфской лиге, поскольку нет ничего, что бы говорило в пользу их принадлежности к данной политической организации⁴⁹). Кроме того, продолжает К. Навотка, эти полисы, в отличие от городов внутренней Карии, по всей вероятности, не подлежали контролю со стороны македонских сатрапов. Не находит ученый и особенной ущербности в том, что при Александре малоазийские греческие полисы не имели абсолютной свободы в ведении собственных внешнеполитических дел: на его взгляд, их внешняя политика являлась типичной для основной массы эллинских общин этого периода, которые были также ограничены в ее осуществлении, причем подобное ограничение считалось тогда вполне совместимым с автономией полиса. Что же касается случаев македонского вмешательства во внутреннюю жизнь греческих городов Малой Азии, о чем сообщают древние авторы, то, по словам К. Навотки, такие случаи были редки. В общем, заключает он, как указывает подавляющее большинство наших источников, данные города в 334 г. до н. э. стали по греческим стандартам той эпохи свободными, во что, насколько можно судить, верили и сами малоазийские эллины. При этом, добавляет историк, надо признать, что ригоризм современных академических споров относительно возвращения или дара с.422 свободы и способности или неспособности монарха ее отменить, равно как и попытки описать точную степень зависимости полисов Малой Азии при Александре были чужды грекам IV в. до н. э. Для них, и в том числе для малоазийских греков, наибольший интерес представляли практические аспекты свободы, из которых особенно важной была демократия, часто и отождествлявшаяся тогда со свободой⁵⁰.

Говоря далее о мотивах, которыми руководствовался Александр в своем отношении к полисам Ионии, Эолиды и части Карии, К. Навотка соглашается с У. Тарном в том, что в 334 г. до н. э. на решения македонского царя прежде всего оказывала влияние его война с Дарием, по сравнению с которым он, несмотря на победу при Гранике, еще находился в более слабой позиции, а потому нуждался в любой поддержке, которую был способен получить. Эгейское побережье Малой Азии было усеяно греческими городами, многие из которых являлись прекрасными крепостями и могли или стать базами для персидского флота, или, выступая на македонской стороне, изолировать этот флот от внутренних районов полуострова. Конечно, благодаря новой осадной технике Александр был в состоянии взять каждый из данных полисов штурмом, однако из-за дефицита времени и денег ему было отнюдь невыгодно брать и удерживать все исключительно военной силой. Словом, пишет К. Навотка, именно стратегические соображения толкали Александра к тому, чтобы предложить малоазийским греческим городам условия, которые могли привлечь их на его сторону в кампании против Персии. При этом, с точки зрения ученого, поведение македонского царя в данном регионе весьма походило на то, которое было продемонстрировано им в других областях, входивших в состав Персидской державы, в частности, в собственно Карии, Египте и Вавилонии, где он также стремился добиться для себя расположения местного населения. Так или иначе, заявляет К. Навотка, но в связи с малоазийскими греками Александр, безусловно, преуспел в подобном своем стремлении: в источниках нет сведений о каком-либо их недовольстве македонским царем в период его правления, наоборот, в коллективной памяти греков Малой Азии он будет долго жить как их освободитель и благодетель, почитавшийся ими даже как божество⁵¹.

Итак, очевидно, что К. Навотка если и не вернулся в своей общей трактовке проблемы свободы малоазийских греческих городов при Александре к взгляду У. Тарна, то, во всяком случае, в некоторых суждениях занял достаточно близкую с ним позицию. Кроме того, нельзя не отметить, что предложенный польским историком особый подход к решению этой проблемы позволил ему взглянуть на нее под несколько иным, чем обычно, углом зрения, приведя его в итоге к целому ряду с.423 оригинальных и вместе с тем весьма интересных выводов, впрочем, как представляется, далеко не всегда бесспорных⁵².

В отечественной историографии отношения Александра Македонского и эллинских полисов Малой Азии были впервые специально рассмотрены в 1947 г. в статье А. Б. Рановича, которая несколько позднее целиком вошла в его книгу «Эллинизм и его историческая роль»⁵³.

Для А. Б. Рановича исследование политики македонского царя по отношению к греческим городам Малой Азии необходимо, чтобы понять характер «возникавшего уже в начале завоевательных походов Александра нового типа государственного строя»⁵⁴.

А. Б. Ранович отмечает, что наши источники единодушно говорят об освобождении Александром эллинских полисов. Это освобождение способствовало тому, что война становилась популярной. Александру, располагавшему в начале похода небольшими военными силами и малыми материальными средствами, было необходимо обеспечить свой тыл, заручившись симпатиями и реальной поддержкой освобожденных им городов. Восстановление македонским царем демократии в греческих городах Малой Азии также диктовалось прежде всего военными соображениями, поскольку тираны и олигархи являлись сторонниками персов. Но вне зависимости от соображений военного плана Александр должен был при этом считаться и с тем обстоятельством, что поход предпринимался от имени Коринфской лиги для освобождения эллинов Азии, находившихся под персидской властью⁵⁵.

Сообщив, что политика Александра по отношению к городам Малой Азии была «недавно подвергнута сомнению», А. Б. Ранович уделяет значительное место критике соответствующей теории Э. Бикермана (и отчасти критике солидаризирующихся с этой теорией взглядов В. Эренберга). Критикуя концепцию Э. Бикермана за чисто формальный подход к вопросу (А. Б. Ранович характеризует ее как «образец буржуазного формализма, оперирующего отвлеченно-юридическими категориями»), отечественный исследователь заявляет, что политику Александра не следует рассматривать «с точки зрения формально-юридических норм нынешнего международного права». По убеждению А. Б. Рановича, политика македонского царя должна рассматриваться прежде всего «с точки зрения задач, которые ставил перед собой Александр»⁵⁶.

с.424 Выясняя далее содержание понятия свободы, которую провозглашал македонский царь, автор подчеркивает, что «именно политика Александра, направленная к созданию единой мировой монархии, должна была изменить содержание понятия ἐλευθερία, которая в своем прежнем значении несовместима с суверенитетом монарха, с включением всей завоеванной территории вместе с Элладой в единое государство… “Свобода” была не свободой классического полиса с его автаркией и ограниченностью, а свободой в смысле противопоставления восточной деспотии, в смысле включения в качестве автономной единицы в систему нового типа государства, до тех пор неизвестного. Только о такой свободе и может идти речь, когда Александр говорил об освобождении городов»⁵⁷. При этом, согласно А. Б. Рановичу, освобождение малоазийских городов не означало предоставления им независимости или даже включения их в Коринфскую лигу⁵⁸. В целом вся политика Александра по отношению к ним «велась в направлении, объективно диктуемом условиями экономической и общественной жизни того времени». Политика по отношению к Элладе и эллинским полисам «была одним из элементов, из которых создавался новый период в истории человечества — эллинизм»⁵⁹.

Таким образом, выводы А. Б. Рановича относительно положения греческих городов Малой Азии, а также характера их свободы (но не ее природы) при Александре, по сути дела, близки к выводам Э. Бикермана⁶⁰: хотя отечественный ученый и критикует последнего за формально-юридический подход к проблеме, он, как и Э. Бикерман, приходит к мнению о полной зависимости малоазийских полисов от власти македонского царя.

В сравнительно недавно опубликованной монографии другого отечественного историка, Л. П. Маринович, «Греки и Александр Македонский (К проблеме кризиса полиса)» интересующей нас теме посвящена отдельная глава — «Греческие города Малой Азии и Александр»⁶¹.

с.425 Л. П. Маринович полагает, что вопрос об отношении Александра к эллинским полисам Малой Азии и прилегающих к ней островов нельзя рассматривать только как ряд мероприятий и указов царя — это вопрос о взаимоотношениях городов и Александра⁶².

Обратившись вначале к выяснению отношения малоазийских полисов к греко-македонским силам, автор приходит к выводу, что в городах шла ожесточенная борьба олигархов и демократов, которая переплеталась с военными действиями, и если олигархи были настроены антимакедонски, то демократы выступали на стороне Александра. Данные обстоятельства, считает исследовательница, имели большое значение для политики Александра по отношению к греческим городам Малой Азии, позиция же македонского царя и его мероприятия, проводимые в городах, в свою очередь, влияли на отношение малоазийских греков к нему. Когда Александр шел по Малой Азии, позиция полисов по отношению к македонянам должна была им учитываться⁶³.

По мнению Л. П. Маринович, имеющиеся факты показывают, что Александр поступал с отдельными малоазийскими полисами по-разному, в зависимости от ситуации. При этом, отмечает автор, следует учитывать, что македонский царь являлся прежде всего победителем, которому принадлежало все по праву завоевания. Он диктовал условия полисам, и если можно говорить о каких-либо его соглашениях, то они всегда были односторонними. Но, с другой стороны, продолжает Л. П. Маринович, шла война, и врага надо было победить, а греческие города поставить под свой контроль, к тому же Александру требовались союзники и прочные, спокойные тылы. Так что, пока македонское войско двигалось по территории, населенной греками, панэллинские лозунги и панэллинские жесты, к которым прибегал Александр, не только диктовались решениями Коринфской лиги, они были ему полезны и нужны. «Все это, — пишет исследовательница, — не могло не влиять на общий характер политики Александра, тем самым, очевидно, все-таки есть основания говорить о самой политике как определенном направлении, а не видеть в его действиях лишь сумму поступков, фактов, отличных друг от друга и связанных только тем, что они относятся к Александру и полисам»⁶⁴.

Уделив далее пристальное внимание свидетельствам источников, позволяющим судить об отношении македонского царя к греческим городам Малой Азии, и при этом неоднократно подчеркивая эфемерность свобод, предоставленных им Александром⁶⁵, автор заключает, что для данных полисов «в ряде отношений смена персидского контроля македонским означала смену господина, но в одном отношении это изменение было существенным — при Александре всюду восстанавливалась демократия. Возрождение демократического строя, хотя и в с.426 условиях македонской власти, отвечало интересам массы гражданства и послужило, видимо, в конечном счете причиной того, что греки Азии оказались в стороне от Ламийской войны»⁶⁶. Что же касается вопроса о членстве эллинских полисов собственно Малой Азии в Коринфской лиге, то здесь Л. П. Маринович находит более правильным присоединиться к позиции, занятой на данный счет А. Б. Босуортом⁶⁷, который указывает: «Пока не появятся новые свидетельства источников, будет лучшим видеть эти греческие города автономными единицами на подчиненной территории, зависимыми от длительности царского расположения и не подлежащими санкциям или гарантиям лиги “общего мира” (т. е. Коринфской лиги. — М. Х.)»⁶⁸.

Признавая несомненные достоинства данного исследования Л. П. Маринович, все же хотелось бы заметить, что, помимо целого ряда допущенных в нем неточностей, а также наличия некоторых, на наш взгляд, спорных суждений, оно, как представляется, обладает и существенным недостатком: за постоянным перечислением точек зрения по тем или иным сюжетам нередко теряется мнение самого автора (иногда оно вообще не высказывается), отсюда и явная расплывчатость отдельных положений очерка, во многом их неопределенность.

Таковы работы (известные нам), которые специально написаны по теме отношений Александра и малоазийских греков.

Само собой разумеется, что в огромной по объему литературе (как зарубежной, так и отечественной), появившейся с конца 30-х гг. XX в., где затрагивается история восточных походов македонского царя, данная тема с той или иной степенью подробности нашла свое отражение и в трудах общего характера, а кроме того, в ряде специальных исследований, непосредственно ей не посвященных. Однако авторы этих сочинений, одни — увлекаясь главным образом коллизиями азиатской кампании и яркой личностью Александра, другие — изучая смежные темы, не внесли, по сути дела, ничего нового в ее общую трактовку. В основном они придерживаются в подобном вопросе линии, заложенной Э. Бикерманом и несколько скорректированной его последователями, а именно: признают, при этом, как правило, без каких-либо попыток самостоятельного анализа (либо при его минимуме), подчиненность греческих городов побережья Малой Азии Александру и значительную от него зависимость (или также подчиненность ему) полисов прилегающих островов. По большому счету единственное, в чем расходятся здесь данные авторы, не считая частностей, — это в степени принятия соответствующего взгляда⁶⁹. Вместе с тем по-прежнему нет, с.427 как, собственно, никогда и не было, единодушия у современных ученых по поводу того, входили ли малоазийские греческие города в Коринфскую лигу или же оставались вне ее (правда, стоит заметить, что отрицание их членства в этой организации встречается в научной литературе последнего времени все же гораздо чаще).

В заключение очерка еще раз подчеркнем, что наша цель здесь состояла в том, чтобы дать общий обзор состояния разработки в современной историографии проблемы отношений Александра и греческих полисов Малой Азии. Из предложенного обзора видно, что подобная проблема занимала исследователей весьма остро, став предметом обсуждения во многих исторических трудах, как специальных, так и общих. Несмотря на это, однако, она, как представляется, не исчерпала себя: при известных успехах, достигнутых на сегодняшний день в ее изучении, все же ясно, что ни одна из имеющихся ее общих трактовок с.428 не может быть признана в полной мере бесспорной; кроме того, некоторые ее аспекты, безусловно, требуют определенных дополнений и уточнений, а дискуссионный характер ряда положений определенно побуждает вновь обратиться к событиям и явлениям в свете данной темы. Одним словом, хочется надеяться, что в ближайшее время появятся новые оригинальные труды, в которых этой проблеме будет уделено самое пристальное внимание и которые, возможно, продвинут ее решение существенно вперед.

Cet article se propose de donner un aperçu général des études consacrées aux relations qui avaient eu lieu entre Alexandre le Grand et les cités grecques de la côte de l’Asie Mineure et des îles contiguës. Le sujet en question attire assez longtemps l’attention des savants et au moins à partir de J. G. Droysen on le discute vivement. L’intérêt sur ce problème à augmenté surtout après l’apparition de l’article de E. Bickerman, lui spécialement consacré.

L’auteur du présent ouvrage envisage le développement de la discussion et examine des opinions des historiens comme V. Ehrenberg, Th. Lenschau, W. W. Tarn, E. Badian, A. J. Heisserer, A. B. Bosworth et K. Nawotka. L’attention assez grande on accorde à l’étude de ce sujet en Russie et on distingue surtout les ouvrages de A. B. Ranovich et L. P. Marinovich.

¹ Seibert J. Alexander der Grosse. Darmstadt, 1972. S. 85–90.

² Окончательный вариант: Маринович Л. П. Греки и Александр Македонский (К проблеме кризиса полиса). М., 1993. С. 155–166.

³ Наиболее четко данная мысль была выражена У. Вилькеном и Г. Берве, которыми особо подчеркивалось постепенное усиление автократической тенденции в отношении Александра к греческим городам: с их точки зрения, после битвы при Гавгамелах македонский царь стал проявлять все меньше склонности к тому, чтобы считаться с соглашениями, на которых базировалась Коринфская лига, в конце концов предельно ясно продемонстрировав это в последние годы своей жизни. Что же касается полисов греков Малой Азии, то для У. Вилькена и Г. Берве было очевидно, что отношение к ним Александра развивалось в общем русле изменений, которые претерпела его позиция в связи с Коринфской лигой, поскольку эти полисы, как доказывали оба историка, также являлись ее членами. См.: Wilcken U. Alexander der Grosse und der korinthische Bund // SB. B., 1922. Bd. 16. S. 97 ff. (важнейшая из его работ в данном случае); Berve H. Das Alexanderreich auf prosopographischer Grundlage. München, 1926. Bd. 1. S. 231 ff.

⁴ Подобного взгляда — надо сказать, достаточно редкого для той поры — придерживались, к примеру, П. Жуге и Ю. Керст (см. ниже, прим. 5).

⁵ Дройзен И.-Г. История эллинизма / Пер. с франц. изд. М. Шелгунова. СПб., 1997. Т. 1. (М., 1890). С. 111 сл. (франц. изд.: P., 1883); из последующих трудов см., в частности: Niese B. Geschichte der griechischen und makedonischen Staaten seit der Schlacht bei Chaeronea. Gotha, 1893. Bd. 1. S. 162; Пельман Р., фон. Очерк греческой истории и источниковедения / Пер. с 4-го нем. изд. С. А. Князькова под ред. С. А. Жебелева (СПб., 1910). Новое изд. под ред. М. М. Холода, С. М. Жестоканова. СПб., 1999. С. 343 сл. (нем. изд.: B., 1909); Meyer Ed. Alexander der Grosse und die absolute Monarchie // idem. Kleine Schriften. Halle, 1910. S. 294; Жебелев С. А. Александр Великий (Берлин; Пг.; М., 1922) // Александр Великий в легендах и исследованиях Востока и Запада / Сост. Е. В. Косолобова. М., 2000. С. 115, 130; Wilcken U. 1) Op. cit. S. 105 ff.; 2) Alexander der Grosse. Leipzig, 1931. S. 82 f., 229; 3) Griechische Geschichte im Rahmen der Altertumsgeschichte. 3. Aufl. München; B., 1931. S. 175; Beloch K. J. Griechische Geschichte. 2. Aufl. Berlin; Leipzig, 1925. Bd. 4. Abt. 1. S. 14 f.; Meyer Ern. Die Grenzen der Hellenistischen Staaten in Kleinasien. Leipzig; Zürich, 1925. S. 8; Birth Th. Alexander der Grosse und das Weltgriechentum bis zum Erscheinen Jesu. 2. Aufl. Leipzig, 1925. S. 103; Berve H. Op. cit. S. 250 f.; Jouget P. L’impérialisme macédonien et l’hellénisation de l’Orient. P., 1926. P. 100 ss.; Tarn W. W. Alexander: The Conquest of Persia // CAH. Vol. 6. 1927. P. 371; Kaerst J. Geschichte des Hellenismus. 3. Aufl. Bd. I. Leipzig; B., 1927. S. 344 f., 349, 502 (ср.: Kaerst J. Der korinthische Bund // RhM. 1897. Bd. 52. S. 544); Radet G. Alexandre le Grand. P., 1931. P. 46 ss.; Wright F. A. Alexander the Great. L., 1934. P. 83 ff.; Ковалев С. И. Александр Македонский (Л., 1937). Киев, 1990. С. 35 (ср.: Ковалев С. И. Монархия Александра Македонского // ВДИ. 1949. № 4. С. 31 сл. — довольно неопределенно). В этой связи уместно указать, что во многом особую для того времени позицию по данной проблеме занимал А. Баумбах (Baumbach A. Kleinasien unter Alexander dem Grossen. [Diss.] Jena, 1911. — к сожалению, эта работа оказалась нам не доступна). По словам Л. П. Маринович, которая кратко передает основные выводы соответствующей части его диссертации (S. 83 ff.), А. Баумбах полагал, что «Александр был волен как предоставлять полисам (т. е. греческим полисам Малой Азии. — М. Х.) привилегии, так и отнять их, в любое время он мог вносить изменения в их положение. Он вернул малоазийским грекам “как муниципальную, так и политическую самостоятельность”, но освобожденные полисы не были с ним в свободных союзнических отношениях, а находились в зависимости от своего освободителя. С отдельными городами Александр заключал договоры и, формально признавая их свободу и автономию, требовал над ними контроля» (Маринович Л. П. Указ. соч. С. 155 сл.; более лаконично: Seibert J. Op. cit. S. 86).

На наш взгляд, в рамках настоящего очерка не место подробно останавливаться на истории изучения в научной литературе вопроса о членстве греков Малой Азии в Коринфской лиге. Отметим только, что продолжающаяся уже более столетия дискуссия по этому вопросу так и не принесла определенных результатов. Обзоры мнений: Seibert J. Op. cit. S. 85–90; Маринович Л. П. Указ. соч. С. 191–198; к тому же см. точки зрения на данный счет исследователей, чьи труды рассмотрены нами ниже.

⁶ Дройзен И.-Г. Указ. соч. Т. I. С. 111.

⁷ Дройзен И.-Г. Указ. соч. Т. 1. С. 112.

⁸ Bickermann E. Alexandre le Grand et les villes d’Asie // REG. 1934. T. 47. P. 346–374.

⁹ Ibid. P. 351–353.

¹⁰ Ibid. P. 354.

¹¹ Ниже выводы автора ср.: Бикерман Э. Государство Селевкидов / Пер. с франц. Л. М. Глускиной. М., 1985. С. 124 слл. (франц. изд.: P., 1938).

¹² Bickermann E. Op. cit. P. 356–362.

¹³ Bickermann E. Op. cit. P. 355.

¹⁴ Ibid. P. 362–364.

¹⁵ Ibid. P. 369–374. — По поводу выводов Э. Бикермана в целом Я. Зейберт отмечает, что они в главных чертах восходят к выводам, уже сделанным до него А. Баумбахом, на которого, однако, Э. Бикерман не ссылается (Seibert J. Op. cit. S. 266, Anm. 19–20); относительно этого ср.: Маринович Л. П. Указ. соч. С. 233, прим. 2, где несколько корректируется подобное замечание Я. Зейберта.

¹⁶ Ehrenberg V. Alexander and the Greeks / Engl. trans. by R. F. von Velsen. Oxf., 1938. P. 1–51.

¹⁷ Ehrenberg V. Op. cit. P. 1 f.

¹⁸ Ibid. P. 2 ff.; особенно: P. 2–11.

¹⁹ Ibid. P. 13–16.

²⁰ Ibid. P. 16–32.

²¹ Ibid. P. 33–35.

²² Ehrenberg V. Op. cit. P. 51.

²³ Lenschau Th. Alexander der Grosse und Chios // Klio. 1940. Bd. 33. S. 201–224.

²⁴ Ibid. S. 214–215.

²⁵ Ibid. S. 215–218.

²⁶ Надо, однако, иметь в виду в данной связи, что вопрос о том, был ли Александр причастен к восстановлению союзов (κοινά) малоазийских греков, и если да, то каких именно, является чрезвычайно спорным и решается в современной историографии по-разному. Обзор суждений по этому поводу см.: Seibert J. Op. cit. S. 90–92.

²⁷ Lenschau Th. Op. cit. S. 218–224.

²⁸ Tarn W. W. Alexander the Great. Cambr., 1948–1950. Vol. 1. P. 31–36; Vol. 2. P. 199–232.

²⁹ Ibid. Vol. 2. P. 199 f. Стоит указать, что свое негативное отношение к подобной теории, хотя и в варианте, предложенном В. Эренбергом, У. Тарн уже четко выразил ранее; правда, тогда он ограничился на данный счет лишь общими замечаниями (Tarn W. W. [Rec.:] Ehrenberg V. Alexander and the Greeks. Oxf., 1938 // CR. 1938. Vol. 52. P. 234 f.).

³⁰ Tarn W. W. Op. cit. Vol. 2. P. 203–212; ср.: Vol. 1. P. 32.

³¹ Ibid. P. 208, 213 f.

³² Ibid. Vol. 2. P. 216 ff.; ср.: Vol. 1. P. 31 ff. — Отметим, что Э. Бикерман не замедлил отреагировать на высказанную У. Тарном критику его теории. В своей рецензии на книгу У. Тарна он указывает, что, несмотря на опровержение его аргументов, из выдвинутых им трех предположений: a) греческие города Малой Азии не вошли в Коринфскую лигу; b) Александр не заключал никаких договоров с этими городами; c) они оставались частью его персидских владений как завоеванная территория, — английским ученым фактически были приняты два первых тезиса. «Так как, — пишет не без оттенка иронии Э. Бикерман, — я никогда не был самонадеян настолько, чтобы считать, что я всегда прав, я очень рад, что подобный авторитет, как Тарн, согласен с моими гипотезами на две трети». Что же касается идеи У. Тарна, согласно которой греческие города Малой Азии оставались полностью независимыми при Александре, формально не став таким образом частью его империи, то эту идею, диаметрально противоположную третьему из названных тезисов, Э. Бикерман находит совершенно неподкрепленной данными наших источников. При этом он заявляет: «Я также удивлен, как Тарн не смог увидеть того, что если не было никаких договоров с этими городами, то, значит, они оставались формально под суверенитетом Александра в качестве части прежней персидской территории» (Bickerman E. [Rec.:] Tarn W. W. Alexander the Great. Vol. 1–2. Cambr., 1948–1950 // CPh. 1950. Vol. 45. P. 41 f.).

³³ Badian E. Alexander the Great and the Greeks of Asia // Ancient Society and Institutions. Studies Presented to Victor Ehrenberg on his 75-th Birthday. New York, 1967 (Oxf., 1966). P. 37–69, См. также: Badian E. The Administration of the Empire // GR. 1965. Vol. 12. P. 166 ff. (здесь, правда, находящаяся в центре нашего внимания проблема рассматривается автором довольно кратко).

³⁴ Badian E. Alexander the Great… P. 37–39.

³⁵ Badian E. Alexander the Great… P. 39 f.

³⁶ Ibid. P. 43–46.

³⁷ Ibid. P. 50 ff.

³⁸ Ibid. P. 49 f.

³⁹ Heisserer A. J. Alexander the Great and the Greeks: The Epigraphic Evidence. Norman (Oklahoma), 1980.

⁴⁰ Bosworth A. B. Conquest and Empire: The Reign of Alexander the Great. Cambr., 1988. P. 250–258. Несколько усеченный вариант данного очерка: Bosworth A. B. Alexander the Great. Pt. 2: Greece and the Conquered Territories // CAH². 1994. Vol. 6. P. 868 ff. В еще более кратком виде взгляд ученого на проблему см.: Bosworth A. B. A Historical Commentary on Arrian’s History of Alexander. Oxf., 1980. Vol. 1. P. 134 ff.

⁴¹ Heisserer A. J. Op. cit. Passim; особенно: P. 167 f., 230 ff.

⁴² Bosworth A. B. Conquest… P. 255 f.

⁴³ Ibid. P. 192 ff.; аналогично: Bosworth A. B. 1) A Historical Commentary… Vol. 1. P. 178 ff.; 2) Alexander the Great. P. 849 f.

⁴⁴ См. выше, прим. 3.

⁴⁵ Не случайно многие выводы Э. Дж. Хейссерера, прежде всего те, что связаны с попытками ученого нетрадиционно датировать ряд надписей, в том числе и по занимающей нас проблеме, были оспорены (правда, на наш взгляд, не всегда оправданно) в большинстве появившихся позднее исследований, включая рецензии на его книгу. Наиболее развернутую критику данных выводов Э. Дж. Хейссерера см.: Rosen K. [Rec.:] Heisserer A. J. Alexander the Great and the Greeks: The Epigraphic Evidence. Norman, 1980 // Gnomon. 1982. Bd. 54. S. 353 ff.; другие рецензии: Hornblower S. [Rec.:] Heisserer A. J. Alexander the Great… // JHS. 1982. Vol. 102. P. 271 f.; Frazer P. M. [Rec.:] Heisserer A. J. Alexander the Great… // CR. 1982. Vol. 32. P. 241 ff.; Oost S. I. [Rec.:] Heisserer A. J. Alexander the Great… // CPh. 1982. Vol. 77. P. 169 f.; вместе с тем положительный отзыв о книге в целом см.: Borza E. N. [Rec.:] Heisserer A. J. Alexander the Great… // AHR. 1981. Vol. 86. P. 1074 f. Впрочем, суждения Э. Дж. Хейссерера были критически встречены не всеми учеными: некоторые из них нашли нужным принять его выводы, в том числе и по вопросу датировки рассматриваемых им надписей. Из более новой литературы см. в этой связи: Rhodes P. J., Osborne R. Greek Historical Inscriptions, 404–323 B. C. Oxf., 2003, особенно комментарий к надписям № 83–84 (P. 406 ff.). Что же касается указанного очерка А. Б. Босуорта, то следует подчеркнуть, что отдельные его положения также неоднократно становились предметом критики со стороны современных исследователей, хотя и не столь часто, как построения Э. Дж. Хейссерера.

⁴⁶ Nawotka K. Freedom of Greek Cities in Asia Minor in the Age of Alexander the Great // Klio. 2003. Bd. 85. S. 15–41; сходная трактовка проблемы: Nawotka K. Aleksander Wielki. Wroclaw, 2004. S. 181 nn. — Из более ранних трудов, где разрабатывалась подобная проблема, в нашем очерке оказалась не упомянута статья Г. Тибилетти «Александр и освобождение городов Малой Азии», с которой нам, к сожалению, не удалось ознакомиться: Tibiletti G. Alessandro e la liberazione delle cittá d’Asia Minore // Athenaeum. 1954. T. 32. P. 3–22. Впрочем, со слов Э. Бэдиана и К. Навотки можно понять, что Г. Тибилетти в этой своей статье в общем придерживается позиции Э. Бикермана — В. Эренберга и, в частности, подчеркивает, что слово «свобода» применительно к греческим полисам Малой Азии использовалось Александром в значительной степени как пропагандистский лозунг (Badian E. Op. cit. P. 62. Note 8; Nawotka K. Op. cit. S. 17 f.; к тому же см.: Seibert J. Op. cit. S. 89).

⁴⁷ Nawotka K. Op. cit. S. 15 f.

⁴⁸ Nawotka K. Op. cit. S. 17 f.

⁴⁹ Ibid. S. 28.

⁵⁰ Nawotka K. Op. cit. S. 19–33.

⁵¹ Ibid. S. 33–37.

⁵² Так, нашу критику одной из идей К. Навотки — о привлечении Александром отдельных греческих полисов Малой Азии к несению военной службы во время его борьбы с Персией — см.: Холод М. М. Надписи из Приены и Александр Великий: к проблеме датировки двух эпиграфических текстов // AAe. Вып. 1. Казань; Нижний Новгород; Саратов, 2005. С. 20, прим. 32.

⁵³ Ранович А. Б. 1) Александр Македонский и греческие города Малой Азии // ВДИ. 1947. № 4. С. 55–64; 2) Эллинизм и его историческая роль. М.; Л., 1950. С. 49–58.

⁵⁴ Ранович А. Б. Эллинизм… С. 49.

⁵⁵ Там же. С. 49 сл.

⁵⁶ Там же. С. 50 сл., 54.

⁵⁷ Ранович А. Б. Эллинизм… С. 53. Кажется вполне резонным, однако, сделанное в связи с данным утверждением А. Б. Рановича замечание Г. А. Кошеленко, что «вряд ли Александр и греки того времени явно сознавали, что на их глазах создается государственность нового типа и на этом основании готовы были сознательно подчиняться важно шествующей исторической необходимости» (Кошеленко Г. А. Греческий полис на эллинистическом Востоке. М., 1979. С. 216). Упрекает А. Б. Рановича за наделение им Александра чертами определенного «провиденциализма» также и Л. П. Маринович (Маринович Л. П. Указ. соч. С. 163).

⁵⁸ Ранович А. Б. Указ. соч. С. 54.

⁵⁹ Там же. С. 58.

⁶⁰ На это совершенно справедливо указывают Г. А. Кошеленко и Л. П. Маринович (Кошеленко Г. А. Указ. соч. С. 216; Маринович Л. П. Указ. соч. С. 163). На подобную близость выводов в свое время обратил внимание и сам Э. Бикерман (Bickerman E. [Rec.:] Tarn W. W. Alexander the Great. P. 42).

⁶¹ Маринович Л. П. Указ. соч. С. 155–198. Заметим, что в основу данной главы были положены более ранние статьи автора, в которых разрабатывалась соответствующая тема: Маринович Л. П. 1) Александр Македонский и полисы Малой Азии (К постановке проблемы) // ВДИ. 1980. № 2. С. 29–51; 2) Входили ли малоазийские полисы в Коринфский союз (К состоянию разработки вопроса) // Проблемы античной культуры / Отв. ред. Г. А. Кошеленко. М., 1986. С. 48–53.

⁶² Маринович Л. П. Указ. соч. С. 169.

⁶³ Там же. С. 176.

⁶⁴ Там же. С. 177 сл.

⁶⁵ Там же. С. 176 сл., 178–191.

⁶⁶ Маринович Л. П. Указ. соч. С. 214.

⁶⁷ Там же. С. 197.

⁶⁸ Bosworth A. B. Conquest… P. 256. Вместе с тем остается неясным, к какому именно суждению склоняется Л. П. Маринович в вопросе о причастности к Коринфской лиге полисов островов Восточной Эгеиды.

⁶⁹ В зарубежной историографии, к примеру, см.: Glotz G., Cohen R. Histoire grecque. 3 éd. T. 4. P., 1986 (P., 1939). P. 76 ss.; Rostovtzeff M. The Social and Economic History of the Hellenistic World. Oxf., 1941. Vol. 1. P. 153; Vol. 3. P. 1347. Note 25; Préaux Cl. Les villes hellénistiques principalement en Orient, leurs institutions administratives et judiciaires // Recueil de la Société Jean Bodin. Bruxelles, 1954. T. 6. P. 75 ss.; Brunt P. A. The Aims of Alexander // GR. 1965. Vol. 12. P. 205 f.; Шахермайр Ф. Александр Македонский / Пер. с нем. М. И. Ботвинника, Б. Функа. М., 1984. С. 107 слл. (нем. изд.: Wien, 1972); Lane Fox R. Alexander the Great. L., 1973. P. 129 ff.; Hamilton J. R. Alexander the Great. L., 1973. P. 59 ff; Briant P. Alexandre le Grand. P., 1974. P. 33 s., 73 ss. (также: Бриан П. Александр Великий. Из Греции на Восток / Пер. с франц. А. Китайцевой. М., 2003. С. 45 сл.); Goukowsky P. Alexandre et la conquête de l’Orient (336–323) // Will Éd., Mossé Cl., Goukowsky P. Le monde grec et l’Orient. T. 2. P., 1975. P. 258 ss.; Will Éd. Le monde hellénistique // Ibid. P. 453 s.; Bengtson H. Griechische Geschichte von den Anfängen bis in die römische Kaiserzeit. 5. Aufl. München, 1977. S. 339 f.; Hammond N. G. L. 1) From the Death of Philip to the Battle of Ipsus // Hammond N. G. L., Walbank F. W. A History of Macedonia. Oxf., 1988. Vol. 3. P. 71 ff.; 2) The Macedonian State: Origins, Institutions, and History. Oxf., 1989. P. 215 ff; 3) Alexander the Great: King, Commander and Statesman. 3 ed. Bristol, 1994. P. 78, 253 f. (менее определенно: Hammond N. G. L. A History of Greece to 322 B. C. 3 ed. Oxf., 1986. P. 606 ff.); Hornblower S. The Greek World, 479–323 B. C. L.; N. Y., 1991. P. 269 ff.; Oliva P. Hellenistische Herrscher und die Freiheit der Griechen // Eirene. 1993. T. 29. S. 45; Sartre M. L’Asie Mineure et l’Anatolie d’Alexandre à Dioclétien (IV-e s. av. J.-C. / III-e s. ap. J.-C.). P., 1995. P. 15 ss.; Ruzicka S. The Eastern Greek World // The Greek World in the Fourth Century: From the Fall of the Athenian Empire to the Successors of Alexander / Ed. by L. A. Tritle. L.; N. Y., 1997. P. 125 ff.; Le Rider G. Alexandre le Grand: monnaie, finances et politique. P., 2003. P. 139 ss.; Cartledge P. Alexander the Great: The Hunt for a New Past. Woodstock; New York, 2004. P. 117 ff.; см., впрочем: Laistner M. L. W. A History of Greek World from 479 to 323 B. C. L., 1947. P. 322 f., где еще высказана прежняя точка зрения на проблему (без приведения, однако, соответствующей аргументации); кроме того, взгляд, весьма близкий к приведенному выше взгляду У. Тарна, отстаивается в работе: Magie D. Roman Rule in Asia Minor to the End of the Third Century after Christ. Princeton, 1950. Vol. 1. P. 56 f.; Vol. 2. P. 822 ff.; ср.: Jones A. H. M. The Greek City from Alexander to Justinian. Oxf., 1940. P. 102, 315. Note 8, 316. Note 14. В отечественной историографии см.: Шофман А. С. Восточная политика Александра Македонского. Казань, 1976. С. 54 слл.; Гафуров Б. Г., Цибукидис Д. И. Александр Македонский и Восток. М., 1980. С. 123 сл.; Шифман И. Ш. Александр Македонский. Л., 1988. С. 55 сл. (эти отечественные авторы следуют в данном случае главным образом за соответствующими выводами А. Б. Рановича); идею о практически ничем не ограниченной власти Александра по отношению к греческим городам Малой Азии принимает и А. И. Доватур (правда, вне тесной зависимости от построений А. Б. Рановича): Доватур А. И. Политика и Политии Аристотеля. М.; Л., 1965. С. 54, 340; также: Кошеленко Г. А. Указ. соч. С. 216 сл.; Фролов Э. Д. Панэллинизм в политике IV в. до н. э. // Античная Греция. Ч. II. М., 1983. С. 203 [= Фролов Э. Д. Греция в эпоху поздней классики (Общество. Личность. Власть). СПб., 2001. С. 530].