с.363 Настоящее эссе, тема которого по существу значительно шире заявленной в названии — греко-египетские контакты в классическую эпоху истории Греции, — есть скромное поднесение к юбилею Владимира Григорьевича Боруховича. Прекрасный знаток Геродота и древнегреческой драматургии, в отечественной историографии В. Г. Борухович является к тому же одним из лучших специалистов по истории взаимодействия двух древних культур: эллинской и египетской. Этой проблематике посвящена его докторская диссертация, которая была защищена сорок лет назад, но в цельном виде так и не опубликована¹. Наиболее углубленно В. Г. Борухович занимался связями греков с Египтом и греческим проникновением в эту экзотическую страну в эпоху классики. Показательно то, что основатель саратовского альманаха «Античный мир и археология» вот уже свыше трех десятилетий назад, в первых выпусках АМА, опубликовал статьи, посвященные именно этой тематике: о египетских мотивах в историческом труде Геродота и в греческой трагедии (главным образом у Эсхила)².

В сатировой драме Софокла «Следопыты» в ряду перечисляемой поэтом фауны (v. 303 sqq.) встречаются имена диковинных животных — кошки и ихневмона. Со времени первой публикации отрывка с.364 этой драмы, обнаруженного почти столетие назад³, упомянутые здесь ихневмон и кошка некоторыми филологами и историками были признаны прямым заимствованием Софокла из египетского логоса Геродота. Традиционный аргумент исследователей в пользу данной реминисценции сводился к следующему: названия обеих зверушек не встречаются в дошедших до нас нарративных античных источниках до Геродота, поэтому только ионийский историк и мог рассказать о них грекам после своего возвращения из египетского путешествия.

В отечественном антиковедении мнение о зависимости в интересующем нас месте Софокла от Геродота утвердилось с легкой руки проф. Ф. Ф. Зелинского — первого и единственного российского ученого, который специально обращался к сатировой драме Софокла⁴. В первом томе известного сабашниковского издания Софокловых драм исследователь замечает: «Даже в своих (новонайденных) “Следопытов” он сумел вставить упоминания неизвестных афинянам кошки и ихневмона, которыми его ссудил Геродот. Другие мелочи (которые будто бы свидетельствуют о близости поэта и историка. — А. С.) мы пропускаем»⁵.

Вопрос о заимствовании Зелинский тогда решил исправлением в тексте папируса греческих имен животных. Встречающееся в editio primus Софокловых «Следопытов» слово ἰχνεύμων⁶ отечественный филолог-классик признал сомнительным и заменил его на ἰχνευτής, которое мы находим у Геродота (II. 67. 1)⁷. С формальной стороны Зелинский с.365 был прав: его конъектура свидетельствует о лексическом совпадении⁸; но по существу выводы профессора о зависимости Софокла от Геродота являются сомнительными. Даже если допустить, что и правописание имени кошки в обоих источниках (четырехсложная форма αἰέλουρος вместо трехсложной αἴλουρος) и может о чем-то говорить, то вряд ли о прямой зависимости одного источника от другого (аргумент Зелинского). Полная ионическая форма αἰέλουρος в дошедшей до нас нарративной традиции встречается в текстах V в. до н. э.⁹ (напр., у Софокла, Геродота, Аристофана), а форма αἴλουρος установилась позднее (предположительно, со второй половины IV в.?), на что указывают авторы словарей древнегреческого языка и специалисты по античной зоологии¹⁰. Но все это ровным счетом ничего не доказывает: лексическое совпадение в текстах разных авторов еще не подтверждает прямого заимствования. Впрочем, филологи с последним утверждением непременно поспорили бы. Но, что удивительно, с мнением Зелинского о зависимости в данном случае одного текста от другого согласились именно историки.

Авторитет петербургского профессора оказался настолько влиятельным, что высказанная им гипотеза о Софокловом заимствовании египетских реалий из Геродотовой «Истории» в дальнейшем в отечественной историографии никогда не оспаривалась. Напротив, те из исследователей, которым хотелось обозначить дружеские связи поэта и историка, непременно ссылались на мнение Зелинского.

В статье «Тема Северного Причерноморья в творчестве Софокла» (1985), говоря о «живом интересе Софокла к труду Геродота», М. В. Скржинская¹¹ упоминает несколько примеров, которые традиционно приводятся учеными в качестве неоспоримых доказательств в пользу близости аттического драматурга и первого эллинского историка. Все параллели, на которые принято указывать как на «намеки» с.366 Софокла на Геродотову «Историю»¹², небесспорны, хотя, следует признать, их довольно много¹³. Вслед за Зелинским М. В. Скржинская отмечает наряду с общепринятыми «заимствованиями» и пассаж из «Следопытов», в котором поэт «назвал кошку и ихневмона — животных, не известных афинянам до рассказа о них Геродота»¹⁴. Ссылки на данную реминисценцию из Геродота в сатировой драме Софокла, отмеченную Зелинским, становятся своеобразным штампом в последующих работах исследовательницы: она повторяет это в книге о литературных источниках по Северному Причерноморью (1991) и в недавней монографии, посвященной скифам (1998)¹⁵.

Признав убедительными аргументы Зелинского в пользу более точного чтения ст. 305 «Следопытов» (со ссылкой на статью в «Гермесе»)¹⁶, В. Н. Ярхо оставил без каких-либо комментариев его вывод относительно достоверности заимствования Софоклом названий животных с.367 из «Истории» Геродота¹⁷. Но мы не ошибемся, если заключим, что по умолчанию Ярхо в данном случае был согласен с гипотезой Зелинского, равно как и с устойчивым мнением о том, что «поэт и историк были близкими друзьями»¹⁸.

В новом исследовании об эволюции религиозного сознания афинян И. Е. Суриков (2002) замечает, что мировоззрение Софокла значительно ближе Геродотовскому, нежели прочим аттическим трагикам — собратьям поэта по жанру¹⁹. Мнение о близости мировоззрений Софокла и Геродота, о сходной манере трагического стиля в творчестве того и другого авторов, в классической филологии и истории устойчиво и справедливо²⁰. (Однако, следует заметить, что сходство образа мыслей и стиля отнюдь не означает личного знакомства и, более того, дружеской привязанности авторов²¹.) Здесь же Суриков оговаривается: «Интересно, что Геродот, судя по всему (sic! курсив наш. — А. С.), был и в жизни близок к Софоклу»²². Совершенно не понятно при этом, на основании чего судит исследователь о «близости» историка и поэта? Судя по чему именно? Впрочем, это замечание Суриков подкрепляет ссылками на известный, но очень сомнительный пассаж Плутарховых с.368 «Моралий»²³ и, что показательно, на названную выше публикацию Зелинского в журнале «Гермес» за 1912 год.

Утверждение Ф. Ф. Зелинского, что «в классическую эпоху греки, конечно же, не знали кошек», со временем приобретает характер расхожего мнения (своего рода δόξα ἀληθής, в ее платоновском смысле). Например, в воспоминаниях об А. Н. Егунове А. К. Гаврилов ссылается на одно характерное замечание своего учителя: «Для выражения идеи “Совсем не много” под вдохновенным пером редакторов появилось “кот наплакал”. — “Но котов же не было в Афинах”, — страдал А. Н.»²⁴. При обсуждении доклада на эту тему на «Жебелевских чтениях-VII» (С.-Петербург, кафедра истории древней Греции и Рима СПбГУ, октябрь 2005) петербургский коллега М. М. Холод сослался на мнение проф. А. И. Зайцева, от которого он слышал утвердительное высказывание: «Кошек в Греции не было!».

В науке складывается устойчивый историографический миф, когда для исследователя надобность личного обращения к источникам исключается по причине того, что взгляды на ту или иную проблему уже заведомо определены. Тогда, стало быть, остается единственный аргумент, которым, при необходимости, всегда можно обойтись (а, вернее, подмена такового): «как принято считать…» или «как известно…». В нашем случае был создан один из мифов вследствие уже сложившегося в антиковедении мнения о дружбе драматурга и историка²⁵. Иными словами, последнее уже будто бы было науке известно, а с.369 появлявшиеся новые факты только подстраивались под сложившуюся δόξα ἀληθής.

Опираясь на имеющиеся в нашем распоряжении источники и здравую логику, попытаемся раскрыть несостоятельность утверждения о заимствовании наивной зоологии в «Следопытах» Софокла из египетского логоса Геродота. Здесь нас интересует не только столкновение источников — действительное либо надуманное и утвержденное историографией «заимствование», — но и сами экзотические зверушки, которых называют поэт и историк.

Нет необходимости подробно излагать содержание и предлагать собственное детальное толкование сохранившегося отрывка Софокловых «Следопытов». За неполное столетие со времени обнаружения сатировой драмы литература о ней поистине огромна: несколько специальных монографий, более сотни статей, академические издания текста с аппаратом научных комментариев²⁶. Здесь мы ограничимся лишь кратким пересказом действия пьесы и обратимся к интересующему нас отрывку.

Сюжет для «Следопытов» был взят афинским драматургом из гомеровского гимна Гермесу. Фабула проста: младенец Гермес похитил у Аполлона стадо коров. Аполлон пообещал награду тому, кто отыщет его пропажу. Силен и сатиры, составляющие хор в этой драме, начинают поиск. Свои песни и пляски сатиры сопровождают гиканьем и свистом, поскольку, как объяснял Ф. Ф. Зелинский, струнного инструмента до изобретения лиры они не знали²⁷. Они наталкиваются на пещеру с.370 горной нимфы Киллены, из которой доносятся звуки таинственного инструмента — лиры. Пораженные неведомыми звуками, сатиры пребывают в ужасе. Тут из пещеры появляется сама Киллена. Она рассказывает хору о сыне Зевса, младенце Гермесе, который создал невиданный инструмент, издающий это чудесное звучание. По некоторым намекам нимфы сатиры догадываются, кто является похитителем аполлоновых коров. Киллена признает, что теперь стадом владеет тот ребенок, что находится в ее пещере. На этом сохранившийся фрагмент драмы обрывается. О том, как далее здесь у Софокла развивались события можно только предполагать. Вероятно, о своей находке сатиры должны были сообщить Аполлону, и бог смог запросто обнаружить в пещере похищенное стадо²⁸.

Центральным действием драмы является сцена диалога Киллены с хором. Задавая свои наивные вопросы, сатиры стремятся угадать, из какого диковинного зверя Гермес изготовил инструмент. Они поражены, когда узнают, что хитроумный бог заставил петь умершее животное: «Могу ль поверить, чтоб так громко голос трупа прозвучал?» (Soph. Ichn. 299: πῶς πίθωμαι τοῦ θανόντος φθέγμα τοιοῦτον βρέμειν; пер. Ф. Ф. Зелинского). Сатиры расспрашивают о том, как выглядит тот удивительный предмет, который мальчик назвал лирой. Чтобы описать его, Киллена и прибегает к сравнению зверя, из трупа которого изготовлена лира, с разного рода животными.

Кажется странным: почему бы нимфе сразу не сказать о том, что инструмент сделан из панциря мертвой черепахи? Другими словами, почему бы Софоклу не назвать это «таинственное» животное? Черепахи были прекрасно знакомы афинской публике: разного рода изделия из черепахового панциря, истории и софизмы о черепахе, черепаховый суп, игра в хелихелону²⁹ и проч.³⁰ Но в «Следопытах» этой сцены забавных вопросов и ответов требовала специфика жанра. Поэт использует с.371 в сатировой драме удачный прием ошибочного угадывания. Получается действительно очень смешно³¹.

Именно в этой сцене перечета наивной зоологии Софоклом упоминаются интересующие нас зверушки³². Рассмотрим подробнее этот занимательный отрывок (Ichn. Frag. 314 [TGF, Radt], vv. 299–308, 310 = Frag. 86 [SGF², Steffen], vv. 292–301, 303):

299	ΧΟΡΟΣ ΣΑΤΥΡΩΝ. καὶ πῶς πίθωμαι τοῦ θανόντος φθέγμα τοιοῦτον βρέμειν;
300	ΚΥΛΛΗΝΗ. πιθοῦ θανὼν γὰρ ἔσχε φωνήν, ζῶν δ᾿ ἄναυδος ἦν ὁ θήρ. ΧΟΡΟΣ ΣΑΤΥΡΩΝ. ποῖός τις ἦν εἶδος; πρ[ο]μήκης, ἢ ᾿πίκυρτος, ἢ βραχύς; ΚΥΛΛΗΝΗ. βραχύς, χυτροίδης, ποικίλῃ δορᾷ κατερρικνωμένος. ΧΟΡΟΣ ΣΑΤΥΡΩΝ. ὡς αἰέλουρος εἰκάσαι πέφυκεν ἢ τὼς πόρδαλις; ΚΥΛΛΗΝΗ. πλεῖστον με[τ]αξύ· γογγύλον γάρ ἐστι καὶ βραχυσκελές.
305	ΧΟΡΟΣ ΣΑΤΥΡΩΝ. οὐδ᾿ ὡς ἰχνευτῇ προσφερὲς πέφυκεν οὐδ᾿ ὡς καρκίνῳ; ΚΥΛΛΗΝΗ. οὐδ᾿ αὖ τοιοῦτ[ό]ν ἐστιν ἀλλ᾿ ἄλλον τιν᾿ ἐξευροῦ τρόπον. ΧΟΡΟΣ ΣΑΤΥΡΩΝ. ἀλλ᾿ ὡς κεράστ[η]ς κάνθαρος δῆτ᾿ ἐστὶν Αἰτναῖος φυήν; ΚΥΛΛΗΝΗ. νῦν ἐγγὺς ἔγν[ως] ᾧ μάλιστα προσφερὲς τὸ κνώδαλον.
310		...[.. φ]ορίνη σύγγονος τῶν ὀστράκων.

Перевод Ф. Ф. Зелинского (с уточнениями В. Н. Ярхо):

	Хор сатиров: Могу ль поверить, чтоб так громко голос трупа прозвучал? Киллена: Верь! Был безгласен он при жизни, стал лишь мертвый голосист. Хор: Каков же с виду он? Короткий? Или длинный? Иль кривой? Киллена: Короткий, горшковидный, кожей он пятнистою покрыт. Хор: Пятнистой? Значит, вроде кошки? Или, скажем, леопард? Киллена: Огромна разница меж ними: кругл он и коротконог. Хор: Ихневмону подобен зверь твой? Иль на рака он похож? Киллена: Совсем не то; в другом он роде. Дальше, умница, гадай! Хор: Мы слышали, на склонах Этны водится рогатый жук. Киллена: Теперь почти попал ты в точку: вот кому он сроден, да.
		… … Он на устрицу похож33.

с.372 В этом отрывке драматургом названы помимо кошки и ихневмона иные твари: пард (пантера/барс?), краб (рак?), этнейский жук, устрица (раковина?). Все эти представители фауны были хорошо знакомы древним грекам. Прибрежные жители, они испокон веков, конечно же, сталкивались с крабами и устрицами. Парды или пантеры (πόρδαλις = πάρδαλις), распространенные в Африке, Передней и Малой Азии, были известны грекам с древнейших времен, начиная с крито-микенской эпохи. Знакомство греков с пардами подтверждается и нарративными источниками (они упоминаются уже в гомеровских поэмах) и многочисленными вазовыми изображениями³⁴.

Следует заметить, что Геродот вовсе не называет африканских пардов. Исключением является пассаж VII. 69. 1³⁵, где историк упоминает пардовую шкуру в качестве одежды у эфиопов: Αἰθίοπες δὲ παρδαλέας τε καὶ λεοντέας ἐναμμένοι. В поэзии же Софокла, как видим, этот зверь присутствует. А в одном из фрагментов несохранившейся его трагедии «Аякс Локрийский» мы находим и упоминание шкуры парда, некогда служившей доспехом Парису: καταστίκτου κυνὸς σπολὰς Λίβυσσα παρδαλήφορον δέρος³⁶ (Soph. Frag. 11 TGF [Radt]: «Доспех ливийский, / Пятнистая пантеры дикой шкура», пер. Ф. Ф. Зелинского). Надо полагать, как и упомянутые выше морские твари (краб и устрица), с которыми сравнивается черепаха, пард был хорошо известен Софоклу и его зрителям.

Исключением из этого ряда древней фауны, названной поэтом, может быть, разве что, диковинный «этнейский рогатый жук» (κεράστης κάνθαρος Αἰτναῖος). Возможно, что этот экзотический вид насекомых, распространенный на Сицилии, не был представлен в Афинах (и шире — в Эгейском бассейне) в середине V в. Впервые он встречается у сицилийского комедиографа Эпихарма (середина VI в. — 460-е гг.): CGF. I. 1. Frag. 76. 1–2 (Kaibel). Но данный вид жука-навозника (Scarabaeus pilularius), выдающегося своими особенно большими размерами, многократно отмечен в V в. у афинских драматургов³⁷. Зелинский полагал, что афиняне могли узнать об этнейском жуке от Эсхила, бывавшего на Сицилии и познакомившегося там с невиданной диковинкой³⁸. Этому мнению есть подтверждение: этнейский жук встречается в сатировой с.373 драме «Сизиф-камнекат» (Σίσυφος Πετροκυλιστής), поставленной, вероятно, между 470 и 458 гг. (с момента первого визита Эсхила ко двору Гиерона Сиракузского и окончательным переездом поэта на Сицилию). Великий и безнадежный труд Сизифа сравнивается здесь драматургом с кропотливой деятельностью огромного жука: «Этнейский жук в трудах могучий силою» (пер. М. Л. Гаспарова; Αἰτναῖός ἐστι κάνθαρος βίαι πόνων, Aesch. Frag. 385 (Mette)³⁹ = Schol. in Aristoph. Pax. 73 [Frag. 76 (Kaibel)]).

Софокл упоминает этнейского жука еще в одной сатировой драме — в «Дедале» (Frag. 162. 1–2. TGF [Radt]). Здоровенный этнейский жук называется также в «Мире» Аристофана (Αἰτναῖον μέγιστον κάνθαρον, Pax. 73). Герой этой комедии Тригей делает навозного жука гиппокантаром (ἱπποκάνθαρος), т. е. огромным коне-жуком, на котором Тригей всюду разъезжает (ibid. 74 sqq., 143 et passim). Из более поздних авторов укажем на Гесихия, который в словаре редких греческих слов только упоминает это экзотическое насекомое (Hesych. Lex., s. v. κάνθαροι Αἰτναῖοι, K 658).

Надо полагать, что это была чужеродная, но после Эсхила (?) хорошо знакомая и, можно сказать, «полюбившаяся» афинской публике сицилийская диковинка. Здесь мы сошлемся на мнение В. Г. Боруховича, который справедливо отмечал, что «увлечение восточной экзотикой и особенно восточными культами было явлением, довольно распространенным в Афинах классической эпохи»⁴⁰. Следует лишь дополнить, что частный пример с этнейским «гиппокантаром» показывает, что афинян в эпоху классики увлекала и западная экзотика — из областей Южной Италии и Сицилии.

Таким образом, все виды насекомых и рептилий, названные драматургом, были хорошо знакомы его зрителям. Что касается кошки и ихневмона, то и эти экзотические твари, как представляется, не являлись для поэта чем-то неслыханным.

* * *

Следует череда вопросов хора сатиров: как выглядел умерший зверь (ποῖός τις ἦν εἶδος;), из которого Гермес изготовил лиру? Удлиненной ли формы (προμήκης) он был? или изогнутой (ἢ ἐπίκυρτος)? был ли низкого роста (ἢ βραχύς)? Из предложенных характеристик Киллена избирает последнее: да, этот зверь был именно невысокого роста, к тому же овальной формы и покрыт был пятнистой кожей (ποικίλη δορά). Показательно, что по описанию, которое дает нимфа, сатиры в первую очередь угадывают именно кошку! Это животное невысокого роста (βραχύς), округлой (не плоской же, в самом деле!) формы (χυτροίδης) и пятнистой окраски. Что касается цвета кожи, то Киллена, конечно, с.374 имеет в виду шашечки, которыми украшен панцирь черепахи. Сатиры же понимают ποικίλη δορά как пеструю раскраску шкуры зверя, подобно кошке или парду/барсу. Показательно, что αἰέλουρος здесь поставлен в один ряд с другим представителем породы кошачьих — пардом (πόρδαλις или πάρδαλις), которого, как было сказано, эллины знали с давнего времени и знали довольно хорошо. Поэту известно, что это звери одной породы и выглядят они одинаково⁴¹.

Однако различие между кошкой и пардом с одной стороны и черепахой с другой весьма существенно, что опять же очевидно не только для Киллены (в тексте — πλεῖστον μεταξύ — ibid. v. 304), но, следует понимать, и для самого автора «Следопытов», а поэтому поэт предлагает продолжить «гадалочку». Софокл знает, что кошки и парды стройны и длинноноги, а животное, о котором идет речь, более шарообразной формы (γογγύλος) и с короткими ножками (βραχυσκελής). Черепаха действительно животное невысокое, коротконогое и имеет панцирь круглой формы, так что с позиции Киллены здесь все верно. Но у сатиров живо находится новый ошибочный ответ: так значит загадочный зверь похож на ихневмона (ὡς ἰχνευτῇ) либо на краба (ώς καρκίνῳ). И сатиры снова промахнулись с отгадкой. Но описание Софоклом внешнего вида обеих названных рептилий попадает в точку! И краб, и ихневмон, неверно угаданные хором, верно определены самим драматургом: они действительно в некотором смысле сходны между собой и оба вместе похожи на черепаху. Все трое приземисты, низкого роста, горшковидной формы, имеют короткие лапы и защитный пестрый панцирь. Но панцирь ихневмона — это не ὄστρακον краба или черепахи, для которых их щиты являются естественной броней. Для борьбы со змеями, как указывают многие античные источники, ихневмон сам создает себе искусственную броню из грязи⁴². Причем шкура ихневмона, как и вышеназванных представителей породы кошачьих, и панцирная окраска краба тоже в определенном смысле есть ποικίλη δορά, а следовательно, внешне напоминает ὄστρακον черепахи.

Таким образом, из стихов Софокла можно заключить, что ему самому был одинаково хорошо известен внешний вид кошки и парда, ихневмона и краба. Более того, сравнение текстов Софокла и Геродота, свидетельствует, что о диковинных египетских зверушках поэт был осведомлен значительно лучше, нежели его знаменитый современник, либо мы должны признать, что автора «Истории» просто не интересовали эти зоологические детали.

с.375

* * *

Ионийский путешественник Геродот много разного сообщает о египетских диковинках. Во второй книге он рассказывает о праздниках и почитании богов у египтян, об обычаях, связанных с почитанием и погребением египтянами собак, волков, лисиц, ихневмонов, медведей, ястребов, ибисов и проч. животных; но особое внимание он уделяет кошкам и крокодилам.

Название кошки у Геродота встречается 6 раз, когда речь идет о священных животных Египта (II. 66. 1–67. 1)⁴³. Историк рассказывает о повадках кошек, о хитростях котов, когда они желают спариваться, о трауре египтян, когда в их доме умирает кошка. Геродоту известно, что кошка в Египте — это домашнее животное, что она плодовита и любит своих детенышей. Историк также сообщает об удивительном поведении кошек во время пожара, о бальзамировании и погребении кошек в священных покоях в Бубастисе. Однако в его тексте нет ни слова о том, как выглядели эти египетские зверушки.

Загадочный ихневмон упоминается в «Истории» только единожды (II. 67. 1)⁴⁴. И вот в каком контексте. Рассказывая о ритуале захоронения трупов священных кошек и собак, историк будто оговаривается: «Ихневмонов хоронят так же, как и собак» (ὡς δὲ αὕτως τῇσι κυσὶ οἱ ἰχνευταὶ θάπτονται). О внешнем виде ихневмонов у Геродота тоже нет ни единого слова.

Почему историк в этом случае сдержан и не дает описания внешнего вида обоих экзотических животных, как он делает это здесь же, рассказывая, например, о крокодилах (II. 68–70), гиппопотамах (ibid. 71), змеях (ibid. 74–75), ибисах (ibid. 75–76) и прочих тварях? Возможны два варианта ответа на этот вопрос: 1) в отличие от названных видов животных, кошка и ихневмон были неизвестны историку (быть может, он слышал о них, но сам лично их в Египте не видел?); и напротив, 2) они были хорошо известны и ему самому, и его предполагаемым читателям (слушателям) — рядовым грекам (и афиняне здесь не исключение), для которых Геродот сочинял свою «Историю».

Для того, чтобы дать определенный ответ, нам следует рассмотреть античные свидетельства о кошках и ихневмонах.

с.376 Из древней зоологии (египетские и античные кошки)⁴⁵. Специалисты по древней фауне считают родиной кошек северовосточную Африку. В Египте название кошки встречается уже в текстах середины III тыс. Вероятно, уже в это время кошка была у египтян домашним животным. Как и другие народы во все времена, египтяне держали домашнюю кошку для уничтожения грызунов, с чем, вероятно, и было связано особо почтительное к ней отношение. Египетские изображения кошки (статуэтки, рисунки, рельефы и мозаика), относящиеся ко времени со II тыс. и до конца античности, многочисленны и хорошо известны (примеры таковых см. илл. 1a–e). Они свидетельствуют о широком распространении и почитании кошек у египтян, считавших этих тварей священным животным богини Бастет⁴⁶ (часто встречаются фигуры стоящей или сидящей стилизованной египетской кошки; см., напр., илл. 1a — датируется ок. 600 г.).

По мнению авторитетного исследователя древнеегипетской культуры Алана Б. Ллойда, автора комментариев к египетскому логосу Геродота⁴⁷, рассказывая об этой диковинной египетской зверушке, историк имел в виду прирученную ливийскую кошку (Felis maniculata), родоначальницу нашей домашней кошки⁴⁸. Названный вид буланой кошки, хорошо известный в зоологии, действительно был распространен в северо-восточной Африке, и восходит он к местной дикой кошке. Богатый иллюстративный материал помогает определить внешние признаки данного вида кошек: это животное со светлым брюхом, пестрой шкурой и полосатым хвостом. Такой мы находим ее на египетских рисунках (см. илл. 1b, d–e; ср. Soph. Ichn. 303: ποικίλη δορά).

Греческому миру кошка была хорошо знакома с минойского периода, что подтверждается данными археологии. Например, к 1700–1600 гг. относятся изображения этих животных на критских печатях, с.377 имевших, вероятно, широкое применение⁴⁹: например, выстроенные столбиком четыре кошачьих головы с вытаращенными глазами (см. илл. 2a)⁵⁰. На рисунке, выполненном на лезвии бронзового инкрустированного кинжала из Микен (середина II тыс.), встречается изображение кота, охотящегося на болотных птиц (см. илл. 2b)⁵¹. Вернее всего, в этом древнем животном следует видеть не домашнюю кошку, а один из видов дикой кошки, которая традиционно в микенском искусстве изображалась в виде охотницы на диких уток.

В Европе священные египетские кошки могли стать широко известными в связи с римской завоевательной политикой в Северной Африке в последние века до н. э. и особенно с распространением моды на египетскую тематику в I–III вв. н. э. «благодаря синкретизму римской религии, которая в эту эпоху вобрала в себя многие верования Египта»⁵². Как считал О. Келлер, у греков и римлян в III–IV вв. н. э. кошка постепенно вытеснила ласку (γαλῆ), которую до нее использовали в качестве средства борьбы с домашними вредителями-грызунами⁵³. Процесс распространения кошек по Европе был связан с массовым появлением здесь мышей и крыс во время Великого переселения народов⁵⁴.

Для названия египетской домашней кошки (Felis domesticus) Геродот пользовался уже давно укоренившимся в древнегреческом языке словом αἰέλουρος, словом ионийского происхождения. К середине I тыс. ионийцы уже на протяжении многих веков были связаны с Египтом, и это они придумали имя для проворного хвостатого животного (αἰέλουρος/αἴλουρος образовалось, как считают специалисты, от сочетания слов αἰόλος [«пестрый», «пятнистый», а также «проворный», с.378 «быстрый»] и οὐρή [«хвост»])⁵⁵. Слово αἰέλουρος=αἴλουρος существовало до VII в. н. э., пока окончательно не уступило место слову γάττος=κάττος⁵⁶, (а латинское feles постепенно сменилось сходным по звучанию с поздним греческим — cattus⁵⁷).

Помимо Софокла и Геродота в V в. слово αἰέλουρος встречается также у Аристофана. В «Ахарнянах» (v. 879) кошка упоминается среди прочих хорошо известных грекам животных. В комедии ее называет беотийский купец, прибывший на ахарнский рынок с богатой поклажей (vv. 878–880, пер. А. Пиотровского):

Еще принес я зайцев, ласок, кроликов, Кротов, бобров, лягушек, кошек (αἰελώρως/αἰελούρους)58, белочек, Куниц, лисиц, угрей копайских свеженьких.

Разнообразие названной здесь примитивной зоологии поражает. До этого торговец называет разные виды пернатых: гусей, чаек, перепелок, уток, голубей и проч., которых он достает из своих мешков (ibid. vv. 874–876). Это нескончаемое перечисление живности должно было рассмешить афинского зрителя. Так откуда все эти товары? Из Фив. Не египетских либо малоазийских, но беотийских Фив! Здесь названы знаменитые угри из Копайского озера в Беотии, которые были любимым лакомством греков⁵⁹. Названы здесь и кошки. Является ли в данном случае упоминание кошки нечаянным? Почему герой Аристофановой комедии так запросто говорит о них? О каких кошках идет речь? Следует ли предполагать, что эти твари — кошки — были хорошо известны и афинянам, и беотийцам, и большинству балканских греков?

Обратим внимание на то, что все зверушки, которых называет Аристофан (vv. 878–880), это не домашние, но именно дикие с.379 животные⁶⁰ — водные (выдры, копайские угри, пиктиды⁶¹) и лесные (лисы, зайцы, кроты, ежи, куницы). Исключение в этом перечне может составить разве что гусь (χήν)⁶², хотя, вероятнее предположить, что, называя представителей исключительно дикой фауны, Аристофан имел в виду дикого гуся, который был известен в Греции еще с догомеровского времени⁶³.

У Афинея мы находим ссылку на Анаксандрида, поэта Средней комедии, который в драме «Города» критикует неблизкие эллинам египетские обычаи (Athen. VII. 55. 22–26. 300a = CAF. Anaxandrides. Frag. 39. 10–14 [Kock]). Анаксандрид упоминает кошку (или, точнее, кота — ὁ αἰέλουρος). Ему известно о трепетном отношении египтян к этим животным, но и свое отношение к ним поэт высказывает вполне определенно: «Я же с превеликим удовольствием прибью его и сдеру с него кожу» (ἐγὼ δ᾿ ἥδιστ᾿ ἀποκτείνας δέρω). Злую шутку героя анаксандридовой комедии можно расценивать и как метафору: вы, мол, египтяне, считаете кошек священными животными, а мы ваших кошек ни в обол не ценим! Здесь же Афиней приводит отрывок из драмы еще одного комического поэта Тимокла. В комедии «Египтяне» герой Тимокла насмехается над египетскими жертвенниками кошек (Athen. VII. 55. 28–31. 300b = CAF. Timocles. Frag. 1 [Kock]): «Но как могли бы вас спасти в несчастии / Собака или ибис? … / Кого алтарь кошачий (αἰελούρου βωμός) сможет покарать?». Эти издевки комиков над египетскими святынями выглядят вполне доверительно. Быть может, у эллинов было в ходу в эту пору смеяться над хорошо известными им «кошачьими святынями» египтян?⁶⁴

Специальные зоологические свидетельства об этом древнем животном крайне скудны. Насколько мы можем судить, в IV в. Аристотель впервые в истории античности ставит задачу создать краткий справочник по зоологии и в «Истории животных» дает описание с.380 кошки. Наблюдения Аристотеля настолько точны, что передают характерные детали из жизни этих зверушек (см., напр.: Hist. anim. 540a. 10–13, где рассказывается о спаривании кошек, и 612b. 14–15, где кошка названа птицеядным животным: ἔστι δὲ καὶ ὀρνιθοφάγον ὥσπερ αἱ αἴλουροι). О. Келлер сомневался: относить ли Аристотелевское описание кошки к виду Felis domestica либо Felis catus⁶⁵? Г. К. Шмид предлагал видеть здесь египетскую домашнюю кошку, о которой Аристотель мог узнать не из личных наблюдений, а получив сведения от своих знакомых из Египта⁶⁶. Аргумент Г. К. Шмида следующий: «На дикой кошке, живущей главным образом в глубине лесов и, кроме того, принадлежащей к числу наиболее пугливых зверей, едва ли можно сделать такие наблюдения…»⁶⁷. Но это замечание можно отнести к половине представителей древней фауны, которую Стагирит описывает в «Истории животных». И более того, далеко не все животные, живущие вне лесов, и не будучи пугливыми по природе (даже напротив!), являются домашними животными. К тому же специалисту в области зоологии, надо полагать, не составляет трудностей выслеживать диких зверей, чтобы описать их характерные особенности⁶⁸. Мы не рискнем абсолютно уверенно говорить о том, что Аристотель описывает именно дикую кошку, но и аргументация Г. К. Шмида нас не убеждает. Как у Софокла и Аристофана, у Аристотеля тоже, скорее всего, следует видеть все тот же вид Felis catus⁶⁹.

В литературных памятниках III в. и более поздних кошки встречаются довольно часто. Здесь мы ограничимся простым перечислением избранных античных свидетельств о кошках: Call. Hymn. VI. In Cer. 111 (домашнее животное — ?)⁷⁰; Varro. III. 11. 3, 12. 3; Cic. с.381 Tusc. V. 78; idem. De nat. deor. 101; Diod. I. 83 sqq. (оба источника о египетском священном животном); Martial. XIII. 69 (модное домашнее животное — ?)⁷¹; Ovid. Met. V. 330 (намек на египетскую богиню-кошку); Phaedr. II. 4. 4; Col. VIII. 3. 6; 14. 9; 15; Strabo. XVII. 1. 40 (о священном животном Египта); 2. 4; Plin. Nat. hist. VI. 178 (символ егип. богини); X. 174; 179; 202; XI. 151; 172 (о характерных деталях поведения кошек); Plut. De soll. anim., p. 959e. 7⁷²; Ael. De nat. anim. IV. 44; VI. 27; Babr. Fab. 17 и другие источники.

Кошка — излюбленный персонаж древнегреческой басни. В «собрании сочинений» Эзопа встречается αἴλουρος (именно трехсложная форма слова, а не более ранняя четырехсложная) как лукавая плутовка, в коварстве не уступающая лисице (в басне они обе столь же неудачливы и всегда оказываются «в дураках»). Сюжеты басен об этих зверушках все те же, что знакомы и нам: кошка и куры, кошка и петушок, кошка и мыши (см.: Aesop. Fab. 7; 16; 81 [Hausrath et Hunger]). Имеет ли Эзоп в виду домашнюю кошку? Вероятно, нет⁷³. В любой из Эзоповых басен на месте кошки могли быть ласка либо лисица — всегдашние трикстеры архаических сказок⁷⁴. Подразумевается у Эзопа египетская кошка? Конечно же, нет⁷⁵! Совершенно определенно, что в Эзоповых баснях названа Felis catus (или Felis silvestris), хорошо известная грекам.

Наконец, поставить точку в вопросе о знакомстве афинян в классический период с кошками позволяет значительный иллюстративный с.382 материал, которым располагает современная наука. В старых и надежных трудах Отто Келлера собраны исчерпывающие на начало XX века античные свидетельства о древнеегипетских и европейских кошках, включая нумизматику, вазовую живопись и мозаику. Монеты и памятники художественного искусства, приводимые исследователем, свидетельствуют о том, что кошки были известны в Афинах уже в V в., а в области Тарента и Регия — с конца V — начала IV в.⁷⁶

К имеющимся у О. Келлера иллюстрациям можно добавить еще два рельефа, которые нам довелось видеть «живьем» в Национальном музее в Афинах. Один из них — надгробная стела, выполненная, как считается, скульптором, который принимал участие в создании Парфенона (датируется 440–430-ми гг.)⁷⁷. Под вскинутой рукой стоящего юноши четко видна фигура сидящей кошки (см. илл. 3a). Голова животного не сохранилась, но его форма и посадка определенно выдают нашего знакомого хвостатого животного. На втором рельефе, обнаруженном в начале 1920-х гг. в сев.-зап. части Афин, вблизи Керамика, показана сцена драки кошки с собакой. На плите изображены сидящие юноши, которые держат на поводках собаку и кошку и натравливают животных друг на друга, а двое взрослых мужчин, стоящих позади юношей, наблюдают за схваткой животных (илл. 3b)⁷⁸. Кошка здесь изображена в воинственной позе с характерно изогнутой спиной. Внешние очертания обоих животных настолько точно угадываются, что сомневаться в их виде не приходится⁷⁹. Это рельефное изображение для нас особенно важно, поскольку оно датируется рубежом VI–V вв. (NB!)⁸⁰.

Если суммировать приведенные нами факты, возможно без сомнений заключить, что в эпоху классики имя кошки, внешний вид животного, его повадки и особенности были известны греческому миру. Можно предположить, что если не все балканские эллины видели кошек, то, во всяком случае, ведали о них почти все. И афиняне здесь не исключение. Иной вопрос: были ли в Афинах домашние кошки? Но при ответе на этот вопрос возможны только допущения и догадки.

с.383 Однако вернемся к «Следопытам» Софокла. Перечисляя представителей древней фауны, поэт называет исключительно имена диких зверей, морских тварей и насекомых. По всей видимости, к таковым следует здесь отнести и кошку. Геродот же не упоминает о породе диких египетских кошек. Стало быть, они ему либо неизвестны? либо они не заинтересовали греческого путешественника? Но последнее допущение, конечно, маловероятно, учитывая, каким страстным охотником за восточной экзотикой был Геродот.

Действительно ли «отец истории» видел своими глазами египетских кошек или, как полагает А. Б. Ллойд, «Felis maniculata была почти так же далека от Геродота, как гиппопотам или крокодил»?⁸¹ Вероятнее всего, кошки могли быть известны Геродоту и до его путешествия в Дельту. А туземные египетские кошки привлекли внимание историка лишь своими специфическими особенностями. Вряд ли он специально долгое время наблюдал за кошками, чтобы лично убедиться в хитрости котов, умерщвляющих котят, и поведении при этом кошек. Но можно допустить, что отношение египтян к кошкам во время пожара и материнскую ласку кошек в отношении к своим детенышам он мог наблюдать воочию, и именно эти детали поразили его. Однако для нас принципиально другое: для Геродота важно было запомнить и зафиксировать те особенности, которые могли бы удивить его потенциальных читателей. Мы допускаем, что в Египте ему были доступны и домашние, и дикие кошки, но о последних, как о существах, известных грекам, он не рассказывает вовсе (так же, как о землеройке или слоне — диковинных африканских животных, которые в «Истории» лишь вскользь упоминаются⁸²).

Стало быть, в этом и заключалась экзотика Геродотовского «логоса о кошках». Историк отмечает только то, что было в диковинку его соотечественникам, для которых он писал: во-первых, кошка в Египте — это священное животное; во-вторых, у египтян кошка является животным домашним. Учитывая обе эти детали, и отношение к кошкам у египтян складывается совершенно по-иному, нежели у эллинов. Все это представлялось необычным и поэтому могло стать забавным для греков, которым предназначалась «История».

Именно эти примечательные особенности египетских кошек четыре столетия спустя отметил в своем сочинении еще один великий путешественник античности — Страбон. При описании туземной фауны (XVII. 1. 40) он называет кошку в числе двух других священных животных, почитаемых во всех областях Египта. А в другом месте (XVII. 2. 4) Страбон говорит о еще одной специфичной черте тамошних кошек: «из птиц встречаются ибис и египетский коршун — ручной по сравнению с коршунами других местностей, так же как и кошка» с.384 (ἥμερος παρὰ τοὺς ἄλλοθι, ὡς καὶ ἡ αἴλουρος; пер. Г. А. Стратановского). Называя египетские достопримечательности, Страбон выделяет именно эту: в отличие от кошки в любом другом месте, в Египте это животное прирученное (ἥμερος).

К сожалению, мы не располагаем данными зооархеологии, которые смогли бы подтвердить присутствие кошек в древней Греции (не исключено, что таковые имеются, но нам они остались неизвестны). Тем не менее, с опорой на многочисленные нарративные и иллюстративные источники удалось установить, что задолго до Геродота в Греции совершенно определенно была известна кошка (αἰέλουρος/αἴλουρος), и, скорее всего, именно дикая кошка. В текстах византийского времени она называется ἄγριος κάττος/ἀγριοκάττα (либо ἔνδρυμος κάττα/gattoferus) — собственно, вид Felis catus. Этот вид кошек обитает здесь и по сей день.

* * *

Что касается ихневмона, то этот диковинный зверь не встречается вовсе в греческой литературе V в. кроме как у Софокла и Геродота (с IV в. и далее в античных источниках имя ихневмона попадается не реже, нежели имя кошки).

Из древней зоологии (египетские ихневмоны)⁸³. Загадочного ихневмона, упомянутого Геродотом, исследователи относят к хорошо известному виду Herpestes ichneumon (или «фараонова мышь» — Herpestes pharaonis). Это хищное млекопитающее из семейства виверровых (Viverridae). Территория расселения этого самого распространенного вида мангустов значительна: южная Европа и районы Африки (от Марокко до Египта и территории к югу от Сахары) с прилегающими островами. Для античных авторов ихневмон — именно Herpestes ichneumon — был исключительно египетской зверушкой, «нильской мангустой» (см., напр.: Arst. Hist. anim. 612a. 16–20; Eubul. Frag. 107. 10–16 (CAF [Kock]); Cic. De nat. deor. 101; Diod. I. 83 sqq.; Nik. Ther. 190 sqq.; Strabo. XVII. 1. 40; ibid. 2. 4; Plut. Alex. 41⁸⁴; Oppian. Cyneg. III. 407 sqq.). Египетский ихневмон мог быть достаточно хорошо известен европейцам уже в I в. до н. э.⁸⁵, а столетие спустя, у Марциала, он встречается с.385 как домашнее животное (VII. 87. 5)⁸⁶. Поэт называет его «perniciosus» (Delectat Marium si perniciosus ichneumon), т. е. опасным зверьком⁸⁷.

Ихневмон — небольшой зверек, с короткими лапами и округлой формы, внешне (из-за удлиненной морды, коротких ног, пальцы которых соединены перепонкой), имеющий определенное сходство с маленьким крокодилом. И главная причина этого — своеобразная приземистая походка животного: кажется, что ихневмон ползет по земле, потому что его короткие ноги скрыты шерстью, не позволяющей видеть их движений. Неудивительно, что древнегреческие зоологи называли его чем-то средним между крокодилом и мышью. В Египетском зале Государственного Эрмитажа (С.-Петербург) находится прекрасный экземпляр статуэтки священного ихневмона, удивительно похожего на маленького нильского крокодильчика (илл. 4a). Остракон № 2228 Французского археологического института (ФАИ) в Каире показывает ихневмона, защищающего рыбу (вероятно, свою добычу) от покушающейся на нее гиены (илл. 4b)⁸⁸. Российский египтолог И. М. Лурье предлагал видеть на этом рисунке не ихневмона, но крокодила⁸⁹. Однако внешний вид (голова, морда, ворсистая шкура; ср. илл. 4a) и сравнение размеров изображенной зверушки с размерами рыбы и гиены указывает скорее на ихневмона; да и представить соперником гиены логичнее именно этого небольшого зверька, чем огромного и опасного нильского хищника. К тому же, на этом рисунке животное изображено с поджатым под себя хвостом, т. е. в той позе, в какой трудно представить реального крокодила.

Значительное сходство обнаруживается между кошкой и ихневмоном, что было отмечено уже первыми античными зоологами (см., напр.: Arst. Hist. anim. 580a. 23 sqq.; Diod. I. 83. 1; 83. 3; ср.: Schol. in Nic. Ther. 190a–b)⁹⁰. По мнению отечественного специалиста по античной зоологии Г. К. Шмида, «определение ихневмона, как вида кошки (по поводу схолий к Никандру. — А. С.), кажется не таким странным…»⁹¹. с.386 Греки знали, что, как и дикая кошка, Herpestes ichneumon чаще обитает в тростниках, окружающих поля, и на берегах рек (Arst. Hist. anim. 580a. 25). Как и кошка, ихневмон питается мелкими грызунами, птицами и рыбой, но также лягушками, пресмыкающимися, насекомыми и растениями. Оба этих древних животных были приручены⁹² и издавна использовались в домах и хозяйстве для борьбы с крысами и мышами. Древним также было известно, что, как и кошка, ихневмон представляет опасность для домашней птицы.

Ихневмоны относились к числу тех египетских диковин, которые определенно составляли специфику фауны этой страны. Во-первых, ловкого египетского ихневмона античные источники называют «змееборцем» (Hesych. Lex., s.v. ὀφιομάχης, Ο 1965. 1)⁹³. Ихневмон не имеет иммунитета к яду змей, но ловкость и хитрость помогают ему избежать укусов ядовитой гадюки (ἀσπίς). Так, для поединка со змеей он вываливается в грязи и высыхает на солнце; при этом его туловище покрывается броней, непроницаемой для смертельного змеиного яда. Как борец со змеями ихневмон известен эллинам, по крайней мере, уже с середины IV в. (Arst. Hist. anim. 612a. 16–20; ср.: Nik. Ther. 190 sqq.; Strabo. XVII. 1. 40 и XVII. 2. 4, где ихневмон и гадюка названы в одном ряду в числе местной диковинной фауны; Plin. Nat. hist. VIII. 87 sqq.; Ael. De nat. anim. VI. 38. 11–14). Вот что сообщает об этом в описании египетских достопримечательностей Страбон: «словно панцирем, защищаясь грязью (τῷ πηλῷ θωρακισθέντες),… [ихневмоны] хватают змей за голову или за хвост, увлекают в реку и там уничтожают» (Strabo. XVII. 1. 40). Можно предположить, что «боевой» θώραξ ихневмона, о котором говорит Страбон, есть тот самый искусственный панцирь, который делает зверька в чем-то похожим на черепаху. Тогда Софокл оказывается вторично прав, и нет ничего странного в том, что в «Следопытах» хор спутал черепаху с коротконогим и шаровидным ихневмоном, который ему хорошо известен.

Во-вторых, что особенно удивляло древних греков, так это рассказы о том, что ихневмон был известен как злейший враг нильского крокодила (см.: Eubul. Frag. 107. 10–16 [CAP, Kock]); Nik. Ther. 190 sqq.; Diod. I. 87 sqq.; Strabo. XVII. 1. 40; Plin. Nat. hist. VIII. 25, 90; Oppian. Cyneg. III. 407 sqq.). В комедии «Σφιγγοκάριων» Евбул (IV в.) называет ихневмона похитителем крокодильих яиц (Frag. 107. 10–16 [CAF, Kock]). У Страбона (XVII. 1. 40) мы находим следующий рассказ: «…крокодилов же ихневмоны подстерегают, когда те, раскрыв пасти, греются на солнце: они вползают в раскрытые пасти крокодилов, перегрызают их внутренности и брюхо и опять выползают из трупов» (пер. Г. А. с.387 Стратановского). Эту же удивительную легенду об умерщвлении крокодила отважным мангустом рассказывают Диодор, Плиний и Оппиан.

Наконец, в-третьих, в египетской религии Herpestes ichneumon считался священным зверьком в Гераклеополе, Буто и Ликополе и погребался ритуально, чему мы находим подтверждения в античной литературе (Diod. I. 87 sq.; Strabo. XVII. 1. 40; Clem. Al. Protr. II. 39. 5; ср.: Hdt. II. 67; Cic. De nat. deor. 101) и отчасти в классической археологии⁹⁴.

Как уже было показано, в рассказе Киллены о происхождении лиры Софокл косвенно дает описание египетского ихневмона. Для поэта и его зрителей это животное внешне очень похожее на кошку: βραχύς, χυτροίδης, ποικίλη δορᾴ, γογγύλος и более, нежели пард и кошка, βραχυσκελής. Все эти определения подобраны драматургом весьма удачно и попадают в точку, поскольку они совпадают с описанием Herpestes ichneumon античными и современными зоологами.

Античные путешественники в Дельту (например, Страбон), либо античные специалисты в египетской зоологии, получавшие сведения через своих знакомых из Египта (к каковым, вероятно, следует отнести Аристотеля и Плиния), непременно отмечали удивительные черты в поведении ихневмонов, черты, которые просто нельзя было упустить: настолько они были необычны и занимательны. Геродот, помимо упоминания священного ихневмона, ничего не рассказывает про этого зверька.

Во второй книге историк в нескольких случаях специально указывает на то, что все, о чем он пишет, было увидено им самим, либо было получено из первых рук. Рассказывая о диковинных зверушках, Геродот признается, что некоторых он лично не видел, но узнал о таковых через своих осведомителей. Вопрос об информаторах Геродота (и в частности о его египетских источниках) считается в науке одним из самых проблемных вопросов⁹⁵. Об ихневмонах ионийский историк мог узнать от египетских жрецов (?) либо эллинов-эмигрантов в Египте — его гидов и переводчиков (?). Эта нильская диковинка, по всей вероятности, интересовала его только в связи с темой культа египетских с.388 животных: не случайно он упоминает об ихневмонах в связи с особенностью их погребения. Но непосредственно Геродот с ними мог и не сталкиваться. В этом нет ничего удивительно, если вспомнить его рассказы о гиппопотамах и крокодилах.

Как уже было неоднократно замечено современными исследователями, несмотря на то, что историк детально описывает внешний вид и повадки гиппопотама и крокодила, сам лично он их не видел (во всяком случае, вблизи): при описании этих животных Геродот допускает грубые неточности⁹⁶. Например, οἱ ἵπποι οἱ ποτάμιοι по Геродоту (II. 71) выглядят так: «Это четвероногое животное с раздвоенными бычьими копытами, тупорылое, с лошадиной гривой и выдающимися вперед клыками, с лошадиным хвостом и голосом, как у лошади…» (sic! — курсив наш. — А. С.; пер. Г. А. Стратановского). В этом кратком описании очевидны несколько ошибок, которые выдают нашего историка. Явные неточности в рассказе о крокодилах позволяют заключить, что и эти нильские твари были незнакомы Геродоту. Уже античные авторы (напр., Порфирий, Полион, Евсебий и проч.) высказывали предположение, что сведения о фениксе, гиппопотаме и крокодиле Геродот заимствовал у своего предшественника Гекатея Милетского⁹⁷.

Не исключено, что по этой же причине в «Истории» отсутствуют и фактические сведения об ихневмоне. Совершенно определенно, что это животное заслуживало отдельного логоса в сочинении отца истории. То, что мы узнаем об ихневмонах от Диодора, Плиния и Страбона, свидетельствует о том, что это не менее (скорее даже более!) экзотическое существо, чем кошка или гиппопотам. Но Геродоту эта диковинная зверушка была неведома. Иначе как объяснить странное молчание отца истории? Конечно, в Египте он мог слышать расхожие истории об удивительном сопернике змей и крокодилов, но, надо признать, что по косвенному описанию внешнего вида ихневмона, которое мы встречаем у Софокла, афинскому драматургу об этом зверьке было известно значительно больше.

Кажется несколько странным, что в «Следопытах» Софокл мог сравнивать образ черепахи = лиры с неизвестными афинской публике предметами, т. е. давать описание неизвестного через неизвестное. Тем же, кто скажут, что это, мол, поэзия и здесь возможны разного рода художественные недоразумения, следует непременно возразить: скорее уж, поэт пытается описать загадочный предмет с.389 (черепаху = лиру) через известных зрителям (хотя бы по рассказам — а этого уже достаточно, чтобы отвергнуть положение о заимствовании) зверушек. Софоклу известно, что пард, о котором Геродот вовсе не упоминает (см. выше), и кошка — животные одного вида. Именно это и должно было вызвать хохот у афинских зрителей «Следопытов», которые знали, как выглядят ихневмон и кошка и понимали, что Киллена ведет речь о черепахе — животном, внешним видом очень далеком от тех, что называет хор сатиров.

Но, если мы согласились с тем, что Софоклу (как и всякому афинянину в V в.) была известна кошка, то остается еще один вопрос: откуда же поэт знал о том, как выглядит ихневмон, который был исключительно египетской экзотикой? Может быть эти сведения — о деталях раскраски удивительных тварей незнакомых грекам — отец истории поведал трагику в приватной беседе? Например, М. В. Скржинская пишет о Геродоте как «источнике этнографических сведений» Софокла (sic!): «Софокл, возможно, использовал не только сочинение историка, но и то, что он рассказывал своим друзьям. Ведь Геродот утверждал, что он не всегда включал в свое произведение все, что знал»⁹⁸. Что ж, отвлеченно-гипотетически возможно предположить и такой вариант. Но, необходимо признать, что в подобном подходе слишком много надуманного, не находящего твердой опоры в источнике. Во-первых, как представляется, сам историк немного знал об ихневмонах. Во-вторых, это суть вольные допущения современного ученого, стремящегося узреть во всякого рода совпадениях — факты явного заимствования, а знаменитых современников непременно связать узами дружбы. Подобного рода «допущения» только уводят нас от источника и подпитывают создание историографических мифов.

Впрочем, и мы, располагая имеющимися в нашем распоряжении источниками, способны сделать здесь только допущение. Но допущение, как представляется, более естественное: сведения об ихневмонах (и прочих египетских диковинках) Софокл мог получить из самого Египта. Мы не имеем оснований для того, чтобы утверждать, будто драматург лично путешествовал в Египет. Но поэт мог знать об этой стране через многочисленных торговцев и паломников — его друзей и сограждан.

* * *

Отношения между Египтом и Грецией возникли в глубокой древности и сохранялись на протяжении многих столетий, вплоть до конца античности. Тесное взаимодействие двух культур — древнейшей восточной и древнейшей западной — устанавливается (а правильнее сказать, возобновляется)⁹⁹ на заре архаического периода греческой с.390 истории, когда начинается активное движение «морских народов» Эгейского бассейна.

Со второй половины VII в. активное участие в торговле с Египтом принимают и Афины. Важнейшими предметами афинского экспорта в эту страну были ремесленные изделия, оливковое масло и вино. Из Египта в Аттику импортировали стеклянные изделия, хлеб и льняные ткани. На протяжении столетий Египет был для Афин постоянным и единственным поставщиком папируса-бумаги.

С этого же времени для многих эллинов (и, в частности, афинян) путешествия к «жемчужине Нила» становятся обычным делом — привычной и даже необходимой поездкой «за границу»¹⁰⁰. В. Г. Борухович сравнил эти путешествия с тем, «чем стали впоследствии для римских литераторов и ученых путешествия в Афины»¹⁰¹ — своего рода научные и культурные «стажировки». В новой монографии по истории античной науки на многочисленных примерах из классической греческой литературы Л. Я. Жмудь показал, что в классическую эпоху у эллинов сложилась устойчивая традиция связывать собственные культурные достижения с влиянием восточных соседей. Исследователь приходит к выводу, что греческие авторы всегда отдавали предпочтение иноземным изобретателям перед отечественными: «одним из важнейших способов обучения и передачи знаний считалось путешествие на Восток, которым греческая традиция наделяла практически всех сколько-нибудь значительных мыслителей от Фалеса и Пифагора до Демокрита и Платона»¹⁰².

В список греческих «культуртрегеров» традиция обычно включала и знаменитого афинского политика и поэта Солона (ок. 640–560 гг.)¹⁰³. Геродот рассказывает о том, что у египтян Солон заимствовал закон, который впоследствии он установил в Афинах (II. 177)¹⁰⁴. Согласно с.391 Плутарху, с молодых лет Солон занимался торговлей (Plut. Sol. 2); вероятно, коммерческие дела и привели его в Египет, куда морской торговый путь был к тому времени «проторен» афинянами.

Многочисленные источники подтверждают, что открытие эллинами Египта случилось задолго до «Периклова века» и знакомство афинян с пленительной страной священных кошек и ихневмонов произошло задолго до появления в Афинах великого ионийского путешественника. Это же подтверждается данными греческой драматургии, и в частности, многочисленными указаниями на египетскую тематику у ранних аттических трагедиографов (до Софокла!).

В антиковедении уже неоднократно указывалось на то, что египетские темы и реалии активно использовались афинскими трагиками. Как заметил В. Г. Борухович, в аттической трагедии разного рода диковинные новинки, регулярно импортировавшиеся Афинами в конце архаики — начале классики с Востока, были «особым художественным приемом, усиливавшим привлекательность этого еще нового тогда вида искусства»¹⁰⁵. На рубеже VI–V вв. поэт Фриних ставит драмы с названиями, которые говорят сами за себя: «Египтяне» (TGF [Snell]. Frag. 1), «Антей, или Ливийцы» (ibid. Frag. 3a)¹⁰⁶ и трагедия (?) «Данаиды» (ibid. Frag. 4).

В первые десятилетия V в. Эсхил создает тетралогию, в которую входили трагедии «Египтяне», «Просительницы», «Данаиды» и сатирова драма «Амимона» (Pap. Oxy. 1952. Vol. 20. № 2256, Frag. 3 = Frag. 120–133 [Mette]). Некоторые исследователи считают, что тетралогия начиналась с пьесы «Египтяне», в которой действие могло разворачиваться в самом Египте¹⁰⁷. Из всей тетралогии о Данаидах полностью сохранились лишь «Просительницы». Отмечая многочисленные египетские реалии, встречающиеся в этой пьесе Эсхила¹⁰⁸, В. Г. Борухович заметил, что их описание «во многом походит на живые впечатления человека, побывавшего в Египте»¹⁰⁹. Опираясь на аргументацию В. Кранца, с.392 В. Г. Борухович утверждает, что представления аттического драматурга о Ниле были основаны на достоверной египетской традиции.

На рубеже 50–60-х гг. V в. интерес к египетской теме в значительной степени подстегнула военная экспедиция афинян в Египет¹¹⁰, закончившаяся в 454 г. катастрофическим поражением афинян¹¹¹. Аттическая драматургия всегда была глубоко проникнута политической проблематикой. И поскольку в поле зрения афинской внешней политики на протяжении архаического и классического периодов находились политические проблемы Египта, это нашло отражение в Эсхиловой тетралогии «Данаиды». В недавней статье о «Просительницах» И. Е. Суриков усматривает в трагедии мотивы чаяний афинянами грядущей расплаты с персами, и «яблоком раздора на сей раз оказался восставший против персидского владычества Египет»¹¹².

Различные сведения о Египте встречаются также в Эсхиловых «Персах» (v. 39), «Прометее Прикованном» (v. 812), «Агамемноне» (vv. 896 sqq.), а также фрагментах (напр., Frag. 193 [Mette]). На знании Эсхилом египетской поэзии и языка, культуры и мифологии, деталей быта и культа египтян В. Г. Борухович основывает вывод о том, что поэт посещал Египет и мог получить сведения об этой диковинной стране на месте — от афинских купцов в Дельте или от местных торговцев-египтян в Навкратисе.

Как представляется, в рассуждениях В. Г. Боруховича и исследователей, на мнение которых он ссылается (В. Кранц, Ф. Цукер, А. Перетти и др.), о вероятном путешествии Эсхила в Египет нет ничего фантастического. Отлаженные уже на протяжении полутора столетий прочные контакты афинян с Египтом позволяли Эсхилу (который, насколько нам известно, был любителем дальних путешествий и бывал, к примеру, на Сицилии) без каких-либо проблем посетить и эту страну.

Приблизительно мы даже можем установить время возможной египетской поездки отца трагедии, если определим даты постановок самых ранних его трагедий — «Просительницы» и «Персы». Большинством голосов филологи-классики относят трилогию о Данаидах к среднему периоду творчества Эсхила (от 490-х до 470-х гг.)¹¹³, однако в с.393 последнее время исследователи признают наиболее вероятной позднюю дату постановки этой «самой египетской» трилогии — 464/463 год¹¹⁴. С датировкой «Персов», в которых также обнаруживаются «египетские мотивы» и которые, надо сказать, по разработке характеров действующих лиц, по структуре, стилю и кругу представленных в ней идей близки «Просительницам», проблем не существует: известно, что «Персы» были поставлены в 472 г. Таким образом, если согласиться с мнением Боруховича и других ученых о вероятном пребывании Эсхила в Египте, то путешествие драматурга следует датировать до этого времени, т. е. первой половиной 470-х гг.¹¹⁵

Античная традиция показывает, что в отличие от Эсхила и Еврипида, неоднократно покидавших Афины¹¹⁶, верный своему отечеству Софокл никогда не оставлял родного города (если не считать его участия ex officio в экспедициях 441 и 428 гг., когда драматург исполнял должность стратега¹¹⁷). Но, руководствуясь источниками, свидетельствующими о тесных отношениях греков и египтян в архаический и тем паче в классический период, следует признать, что несколько странным выглядит утверждение исследователей о возможном знакомстве эллинов с египетской экзотикой исключительно через Геродота. Согласно их логике, следовало ждать путешественника из далекой Ионии, чтобы узнать, например, о существовании египетских кошек и ихневмонов?

* * *

с.394 При обсуждении доклада на одноименную тему на VII Жебелевских чтениях в Петербурге проф. Э. Д. Фролов заметил, что окончательное решение проблемы действительного или мнимого «заимствования» имен зверушек из Геродота может быть в том случае, если удастся определить время постановки «Следопытов».

Итак, остается еще один, заключительный, вопрос, который потребует специального рассмотрения — это датировка (пусть хотя бы приблизительная) сатировой драмы. Споры ученых об этом ведутся с момента публикации найденного фрагмента «Следопытов», но недостаток свидетельств не позволяет достоверно установить время создания драмы. Филологи-классики пытались определить дату постановки путем сравнения этой драмы с прочими пьесами Софокла и пьесами других драматургов; делались попытки поместить «Следопытов» в исторический контекст афинских событий V в.; исследовались структурные и стилистические особенности драмы и проч. и проч. Но по сей день эта проблема так и остается открытой для обсуждения.

Один из первых комментаторов «Следопытов» У. фон Виламовиц-Меллендорф (1912), мгновенно откликнувшийся на первую публикацию сатировой драмы Софокла, отнес ее к периоду раннего творчества поэта, и вот на каком основании. Во-первых, филологический анализ структуры и стиля «Следопытов» свидетельствует о простом виде стихомифии драмы, свойственной скорее дософокловской драматургии. Во-вторых, в пьесе задействованы только два актера: протагонист — Аполлон, Киллена и девтерагонист — Силен, Гермес (?). Нигде в сохранившемся фрагменте «Следопытов» в действие не вводятся три актера одновременно, что также выдает архаический — т. е. «эсхиловский» — характер драмы. Исходя из этих структурно-стилистических признаков, Виламовиц предложил датировать ее одним временем с трагедиями Софокла «Аякс» и «Антигона»¹¹⁸.

Вслед за У. фон Виламовиц-Меллендорфом, раннюю датировку этой пьесы отстаивали К. Роберт (1912) и К. Мюншер (1914). Карл Роберт, отмечая в «Следопытах» явные «эсхилизмы» стиля драмы, признавал ее одним из первых произведений Софокла и древнейшим памятником афинского театрального искусства¹¹⁹. По-мнению К. Мюншера, создание «Следопытов» следует отнести к первому периоду творчества драматурга — между 468 и 458 гг. При этом К. Мюншер настаивал, что стилистически пьеса скорее всего близка «Триптолему» — пьесе, с которой Софокл одержал свою первую победу еще в 468 году¹²⁰. За с.395 раннюю датировку «Следопытов» высказались Ф. Ф. Зелинский, Ф. Аллегр, К. Райнхардт, Э. Зигман, А. Лески и другие ученые¹²¹.

Оппонентом Виламовица и его сторонников тогда же выступил Э. Бетэ (1919). Исходя из исследования метрики и стиля текста «Следопытов», Э. Бетэ относил драму к поздним сочинениям Софокла и предлагал датировать ее 420-ми гг.¹²² Мы не чувствуем себя вполне компетентными, чтобы судить о метрических критериях пьесы. Оставим эти споры для тонких знатоков классической филологии. Однако заметим, что от «собрания сочинений» Софокла (как и в целом от античной драматургии) сохранилось не так много образцов сатировой драмы греков, чтобы на основании имеющихся отрывков уверенно говорить о специфических особенностях ее метрики.

Ф. Р. Уолтон (1935) предлагал видеть в Soph. Ichn. 79 выражение более поздних представлений, относящихся скорее к 420–410 годам, нежели к середине V-го столетия¹²³. Американский исследователь полагал, что «Следопыты» могли быть созданы после того, как в Афины был ввезен культ Асклепия и Софокл на время стал «гостеприимцем» нового бога¹²⁴. (Обычно это событие датируют 420 годом.) На наш взгляд, рассказы о том, что поэт дал приют статуе Асклепия, о жречестве Софокла в культе этого бога и посмертной героизации под именем Дексиона («богоприимца»), являются еще одним укоренившимся в науке историографическим мифом, опирающимся на исключительно позднюю и весьма сомнительную античную традицию¹²⁵. Поэтому довод Ф. Р. Уолтона о «концептуальном» восклицании Силена представляется надуманным и лишенным всяческого основания. Относительно стиха Soph. Ichn. 79 (θεοὶ Τύχη καὶ δαῖμον ἰθυντήριε) мы согласны с К. Райнхардом, предлагавшим видеть в этом призыве Силена выражение, более свойственное духу и стилю эсхиловской поэзии¹²⁶, а это опять же подтверждает, что «Следопыты» были написаны в начале творческого пути Софокла.

с.396 Наиболее весомым аргументом в пользу ранней датировки драмы является отсутствие в ней тритагониста. Оппоненты этой версии отклоняли ее на том основании, что мы располагаем 2/3 пьесы (от нее сохранилось около 450 стихов)¹²⁷. Если в заключительной сцене примирение Аполлона с Гермесом происходило в присутствии Силена либо Киллены, то мог потребоваться третий актер. Но если Силен и Киллена покидали сцену, оставляя Гермеса и Аполлона одних, то драматическое действие обеспечивали два актера. Во всяком случае, в первой половине драмы «дополнительный» актер отсутствует, да он был бы неуместен, как представляется, по самому характеру пьесы. Напротив, в сохранившемся отрывке «Следопытов» Софокл использует чаще всего только одного актера, заставляя его беседовать с хором: в диалогах Силена и сатиров, сатиров и Киллены. Обе эти сцены составляют значительную часть произведения (на статистическом уровне это около 65 % сохранившегося текста драмы). Предполагаемое появление божественных братьев — Гермеса и Аполлона — в заключительной части «Следопытов», когда старший из них становится счастливым обладателем лиры — все это сцены из области ученых догадок по аналогии с известным сюжетом Гомеровского гимна Гермесу. У Софокла же история с лирой могла быть представлена нетрадиционно, т. е. совершенно иначе, чем она изложена в Гомеровском гимне. Рассуждать о несохранившейся, но возможной, версии финала пьесы Софокла — все равно, что домысливать сюжет за самого поэта. Фрагмент, которым мы располагаем, позволяет говорить лишь о том, что драма была рассчитана именно на двух актеров.

Наше убеждение подкрепляет и ведущая роль хора, который действует в драме в качестве главного актера — черта, свойственная скорее драматургии Эсхила, т. е. начальному, «дореформенному», периоду аттической драмы. Исходя из того, что мы имеем, создание «Следопытов» следует отнести к тому времени, когда Софокл еще не провел своих театральных преобразований (не ввел в драму тритагониста, не увеличил число участников хора), а пользовался наработанными — «эсхиловскими» — театрально-драматическими приемами (см.: Arist. Poet. IV. 1449a. 15; Anonym. Vita Soph. 4; Diog. Laert. III. 56; Suda. s. v. Σοφοκλῆς, Σ 815).

В автобиографическом анекдоте Софокла, вероятно произнесенном на Самосе в 441/440 г. и сохраненном Ионом Хиосским, Софокл различал три стадии в своем литературном развитии (ср.: Plut. De prof. in virt., p. 79b)¹²⁸. Поэт признавался, что сначала он подражал с.397 величавому стилю Эсхила, пока не выработал собственный стиль письма¹²⁹. Первый, так называемый «эсхиловский», период Софоклова творчества мог продолжаться более десятилетия. Он начинается до его первой победы в театральных состязаниях над Эсхилом, когда Софокл еще не достиг возраста акмэ (т. е. до 469/468 г., когда поэт выступил с трилогией, в которую входила трагедия «Триптолем»)¹³⁰, а заканчивается, вероятнее всего, в конце 460-х (либо в самом начале 450-х) годов, когда Эсхил покидает Афины и Софокл надолго становится фаворитом аттической сцены¹³¹. «Орестея» Эсхила, поставленная ок. 458 г., уже предполагает трех актеров. Она была создана после «театральной реформы» Софокла, проведенной, таким образом, где-то на рубеже 460–450-х гг. Этот первый период творчества тогда еще молодого драматурга, ориентированного на своего великого современника Эсхила, включал самые ранние его пьесы, рассчитанные, согласно «эсхиловскому канону», только на двух актеров. В их числе, по всей видимости, была и наша сатирова драма.

Подобный расклад фактов делает более достоверной гипотезу У. фон Виламовиц-Меллендорфа и многочисленных его сторонников, которые относят создание «Следопытов» к начальному периоду творчества Софокла.

Версию ранней датировки драмы настойчиво отстаивал и Ф. Ф. Зелинский. Но тут-то и обнаруживается очевидный курьез в расчетах самого проф. Зелинского! Свою заметку о новонайденных «Следопытах» (1912) исследователь заключил следующими словами: «Теперь перед нами драма, которая по всем данным — достаточно сказать, что она рассчитана только на двух актеров — древнее “Антигоны”, быть может, даже древнее “Орестеи” Эсхила, рассчитанной уже на трех актеров. Вот, значит, с какого времени придется начинать дружбу Софокла с Геродотом — и в то же время писательскую деятельность этого последнего»¹³².

Доводы Зелинского в пользу ранней датировки сатировой драмы повторяют те, что были высказаны тогда же в работах У. фон Виламовиц-Меллендорфа, А. Хента, П. Мааса и К. Роберта, которые ему по с.398 всей видимости были известны. Но эти доводы у Зелинского не согласуются с доводами в пользу его же версии о «дружбе» Софокла и Геродота через упоминание поэтом первобытной зоологии.

Итак, Зелинский признает, что «Следопыты» принадлежали «к древнейшим драмам Софокла» и были «значительно древнее “Антигоны”». На рубеже XIX–XX веков было принято считать, что самая ранняя из уцелевших драм Софокла не «Аякс», с чем ныне соглашается большинство ученых, но именно «Антигона». Время постановки обеих драм неизвестно, так что говорить определенно о первенстве какой-либо из них сложно. Для «Антигоны» большинством голосов ученых ныне принят 442/441 г. Однако противоречивость античных источников для ее датировки позволяют поместить «Антигону» в довольно широкий временной отрезок — между 450-ми–400-ми гг.¹³³ Датировка «Аякса» колеблется между серединой 450-х и серединой 440-х гг.¹³⁴ На наш взгляд, обе драмы, связанные единством проблематики и стилистической близостью (порой исследователи говорят даже об эсхиловской фразеологии этих трагедий), следует отнести к самым ранним из уцелевших драм Софокла и датировать их, вероятно, второй половиной 50-х годов V в. Впрочем, для решения поставленной нами проблемы важно не это.

По мнению Зелинского, «Следопыты» могут быть древнее Эсхиловой «Орестеи»! Постановка этой трилогии, принесшей Эсхилу очередную (и, по всей видимости, последнюю) победу, относится к самому началу 50-х гг. V в., а именно к 458 году. В том же году, если верить античным свидетельствам о жизни поэта (см., напр.: Anonym. Vit. с.399 Aesch. 8–10), поэт переехал в Сицилию, где и умер в 456 г.¹³⁵ Однако эта последняя дата никоим образом не согласуется со временем пребывания Геродота в Афинах. Насколько нам представляется, два великих «отца» — трагедии и истории — в принципе не могли встречаться друг с другом.

Не приходится сомневаться в том, что Геродот был в Афинах, вероятно, жил в этом полисе довольно длительное время и пользовался там большой популярностью¹³⁶. Но в его произведении мы не найдем фактически ничего, что позволило бы нам судить (хотя бы приблизительно) о времени его появления и о сроке пребывания в граде Паллады. Сообщения же на этот счет античных источников, увы, довольно поздние и противоречивые. Современные исследователи принимают за наиболее вероятную дату появления ионийского путешественника в Афинах середину 40-х гг. V в., либо позже¹³⁷. Некоторые из них считают, что Геродот бывал в Афинах несколько раз¹³⁸, но и в этом случае все ученые согласны в том, что первый приезд историка следует датировать не ранее чем 448/447 годом.

с.400 Сам проф. Зелинский относил появление Геродота в Афинах к 450 году (NB!)¹³⁹. И здесь возникает резонный вопрос: как же соотнести эту дату с тем, что в «Следопытах», которые, по признанию Зелинского, «древнее “Орестеи” Эсхила» (трилогии, поставленной почти на десять лет раньше первого визита Геродота в Афины), встречаются реминисценции на египетский логос Геродота? Эти утверждения никоим образом не согласуются друг с другом. Данная неувязка кажется настолько очевидной, что сводит на нет гипотезу Ф. Ф. Зелинского о заимствовании имен наших животных в рамках его собственной статьи.

Заключение

Таким образом, нам не остается ничего, кроме как отвергнуть гипотезу Зелинского о заимствовании Софоклом кошки и ихневмона из египетского логоса Геродота. Конечно, можно представить, что в классическую эпоху далеко не все балканские греки могли видеть, так сказать, живьем слонов и ихневмонов, крокодилов и ибисов. В этом, действительно, нет ничего странного, поскольку все это были представители именно египетской фауны. Но допустить, что никто в Афинах во время жизни Софокла ничего о них не слыхивал — это уже кажется из области невероятного. Не проще ли и достовернее предположить, что аттическому поэту было хорошо известно о египетских животных без Геродота и, что вернее всего, до Геродота, что подтверждает и анализ текста «Следопытов». Исследование показало, что кошки были известны афинскому поэту не хуже, чем прочим грекам, а сведения об ихневмонах он, конечно же, мог и сам получить из Египта, откуда через многочисленных купцов и путешественников уже на протяжении полутора столетий — до появления в Афинах Геродота — сюда приходили сведения об этой экзотической восточной стране.

И в заключение мы еще раз утвердительно произнесем: имеющиеся параллели в литературных произведениях далеко не всегда суть «заимствования», как считают обычно. Следует учесть, что это совсем не обязательно и для параллельных мест, встречающихся в античной литературе¹⁴⁰. В предисловии к первому тому русского «собрания сочинений» Софокла Зелинский отметил, что «в этих заимствованиях (Софоклом из Геродота. — А. С.) мы видим дань уважения поэта историку»¹⁴¹. Мнение об «уважительном цитировании» начинает бытовать в античной историографии, и в «Очерках по истории античной науки» с.401 С. Я. Лурье утвердительно произносит: «Софокл использовал материал Геродота в своих трагедиях, что, с точки зрения античных принципов, было демонстрацией уважения к автору»¹⁴² (эту сентенцию историк повторяет неоднократно¹⁴³). Тезис о желании Софокла польстить своему другу Геродоту переходит из исследования в исследование, хотя, как представляется, здесь следует подходить более осторожно. И сам тезис о мнимом «уважительном цитировании в античной литературе с точки зрения античных принципов» науке еще необходимо доказывать. Подобные доказательства всегда сложны, и это вдвойне тяжело в случае, когда исследуемый материал отстоит от нас почти на двадцать пять столетий^*.

Es ist üblich geworden zu denken, dass Sophokles die Katze und den Ichneumon, die in seinem Satyrspiel (Ichn, vv. 303, 305 [TGF (Radt). Frag. 314] = vv. 296, 298 [SGF² (Steffen). Frag. 86]) erwähnt werden, von dem Herodots ägyptischen Logos (II. 66, 67. 1) entlehnt hat. Th. Zieliński (1912) hatte diese Hypothese als erster aufgestellt. Sie wurde dann von den Forschern unterstützt und als fester Mythos in der Wissenschaft eingebürgert.

Die Textanalyse von Ichneutai zeigt, dass der Dichter selbst wußte, wie die Katze und der Ichneumon aussahen: Sophokles läßt uns durch die Fragen von der Nymphe Kyllene und die Antworten des Satyrenchors erraten, um was für ein Wesen (Tierchen) es sich handelt. Die literarischen Quellen (Aristophanes, Aristoteles und athenische Komödiendichter des 4. Jhts v. Chr.), sowie Numismatik und Vasenmalerei bezeugen, с.402 dass Wildkatzen (Felix catus) in der klassischen Epoche den alten Griechen gut bekannt waren. Herodot beschreibt nämlich das Verhalten ägyptischer Hauskatzen (Felix domesticus), die bei den Ägyptern als heilig galten; dadurch schienen sie den Hellenen orientalische Exotik gewesen zu sein.

Die seit uralten Zeiten bestehenden Kontakte zwichen Griechen und Ägyptern bestätigen, dass Hellenen und zwar Athener das Delta und andere ägyptische Gebiete gut kannten; zumindest war der Handels- und «Touristen»-Weg seit Zeiten von Solon (einem der ersten Kulturträger aus Athens) den athenischen Forschungsreisenden bekannt. Sie brachten aus Ägypten ihre Erzählungen über Seltenheiten vom Nil mit. V. Boruchovič (1972) zählt Aischylos (den ältesten Zeitgenossen des Sophokles) zu solchen Reisenden: zahlreiche ägyptische Realien in den Stücken von Aischylos zeugen davon, dass der Vater der Tragödie in Ägypten gewesen und mit diesem Land gut bekannt gewesen sein muss.

Schließlich, lassen einige Argumente zur früheren Datierung von Ichneutai (460-er Jahre v. Chr.) — bis zur Erscheinung des ersten Historikers in Athen (von 448 bis 445 v. Chr.) — keine Zweifel daran, dass Sophokles nicht dem Herodot die alte Zoologie entlehnt hatte. Also muss man zugeben, dass die Katze und der Ichneumon Sophokles und seinen Zeitgenossen vor Herodot und ohne Herodot bekannt waren.

¹ Борухович В. Г. Греки в Египте (От древнейших времен до Александра Македонского). Автореф. дисс. док. ист. наук. Л., 1966. См. статьи, опубликованные до защиты докторской диссертации и в значительной степени вошедшие в нее: 1) Античные авторы о производстве папируса-бумаги в Египте // УЗ ГГУ. Серия историко-филологическая. 1961. Вып. 52. С. 407–422; 2) Территория Эллады и Египет в древнейший период (III — сер. II тыс. до н. э.) // УЗ ГГУ. Серия историческая: Средние века и древний мир. 1965. Вып. 67. С. 3–25; 3) Ахейцы и морские народы, напавшие на Египет в конце XIII — начале XII века до н. э. // там же. С. 26–51; 4) Ахейцы в традиции об основании Кирены // там же. С. 52–73; 5) Египет и греки в VI–V веках до н. э. // там же. С. 74–137; 6) Гомер и Египет (некоторые аспекты проблемы) // Іноземна філологія (Питання классичноі філологіі, № 5). Львів, 1966. Вип. 9. С. 11–17. К греко-египетской теме В. Г. Борухович постоянно возвращался и после защиты докторской диссертации, главным образом развивая высказанные в ней основные положения; см. также: 7) Эллада и Египет. Взаимодействие двух культур // Норция (Проблемы истории древнейших классовых обществ европейского Средиземноморья). Воронеж, 1971. Вып. 1. С. 28–37; 8) Пифагор в Египте // StCl. 1972. Vol. 14. С. 41–48; 9) Агесилай в Египте // АМА. 1990. Вып. 7. С. 24–40; 10) Афины, Персия и Египет в период от Союзнической войны до завоевания Египта Артаксерксом III в 343 г. до н. э. // АМА. 1990. Вып. 8. С. 3–11; 11) Вечное искусство Эллады. СПб., 2002 (глава «Искусство Древнего Египта», стр. 24–47).

² Борухович В. Г. Историческая концепция египетского логоса Геродота // АМА. 1972. Вып. 1. С. 66–77; его же. Египет в классической греческой трагедии // АМА. 1974. Вып. 2. С. 23–31.

³ Значительная часть фрагмента «Следопытов» (Ichneutai), которым мы сейчас располагаем, была найдена в начале прошлого столетия и впервые опубликована А. Хентом в 1912 году (Pap. Oxy. 1912. Vol. 9. № 1174); описание папируса см.: Диль Э. В. Новые литературные тексты в IX томе The Oxyrhynchus Papyri // Гермес. 1913. № 1–2 (107–108). С. 8 сл. Позднее были найдены еще несколько фрагментов этой сатировой драмы (Pap. Oxy. 1927. Vol. 17. № 2081a).

⁴ Зелинский Ф. Софокл и Геродот (новые данные) // Гермес. 1912. № 15 (101). С. 379–380. См. в том же номере «Гермеса» заметку о выступлении Ф. Ф. Зелинского на научном заседании филологов-классиков, где он прочел свой перевод новонайденной пьесы, предложил реконструкцию ее сюжета и рассмотрел главные проблемы «Следопытов»: А. Л. Заседание Общества Классической филологии и педагогики // там же. С. 392–395; см. также другие работы Ф. Ф. Зелинского, в которых он утверждает гипотезу о «заимствовании» Софоклом имен зверушек: 1) Новонайденная сатирическая драма Софокла // Вестник Европы. 1914. Кн. 1 (январь). С. 174–175; 2) Новонайденная сатирическая драма Софокла // там же. 1914. Кн. 2 (февраль). С. 141–162; 3) Софокл и героическая трагедия // Софокл. Драмы / Пер. с предисл. и введен. Ф. Зелинского. М., 1914. Т. 1. С. LIII; 4) Софокл и сатирическая драма // там же. 1914. Т. 3. С. 151. См. также его статью о конъектуре к Софокловым «Следопытам» в немецком варианте (Deutsche Literaturzeitung, 1912. Bd. 33), которая, увы, оказалась нам недоступной.

⁵ Зелинский Ф. Софокл и героическая трагедия. С. LIII.

⁶ Soph. Ichn. Frag. 314, v. 305 по изд.: TGF (Radt). Sophocles (ΙΧΝΕΥΤΑΙ ΣΑΤΥΡΟΙ, Frag. 314–318). Далее все ссылки на «Следопытов» даются по этому изданию. См. также собрание фрагментов сатировых драм Виктора Штефена: SGF² (Steffen). Frag. 86 (ΙΧΝΕΥΤΑΙ) с добротным филологическим комментарием.

⁷ См.: Зелинский Ф. Софокл и Геродот. С. 380; Zieliński Th. // Deutsche Literaturzeitung. 1912. Bd. 33. S. 2748 (non vidi).

⁸ Предложенное первоначально А. Хентом (Pap. Oxy. 1912. Vol. 9. № 1174. Col. XII, v. 9) чтение ἰχνεύμονι, было поддержано У. фон Виламовиц-Меллендорфом (ὡς ἰχνεύμων, nom. sing. [sic!]), но его отвергли Ф. Ф. Зелинский и П. Маас; их конъектура — ἰχνευτῆι — была признана более удовлетворительной с точки зрения грамматики и, как ныне считается, она восстанавливает правописание текста папируса (во всяком случае, конъектура Зелинского-Мааса равно возможна, как и вариант чтения Хента-Виламовица). О вариантах чтения этого слова в сатировой драме Софокла см.: SGF² (Steffen). Frag. 86. S. 191, ad loc. 298. В последующих изданиях «Следопытов» признается достоверной именно форма dat. sing. слова ἰχνευτής; ср.: SGF² (Steffen). Frag. 86 и его же: Σοφοκλῆς. ᾿Ιχνευταί / Rec. et ill. V. Steffen. Varsoviae, 1960; TGF (Radt). Frag. 314–318; Sophocle. Ichneutae / A cura di E. V. Maltese. Firenze, 1982.

⁹ Далее все даты, кроме специально оговоренных, указаны до новой эры.

¹⁰ См.: TGL (Stephanus). Parisiis, 1831. Vol. 1. Col. 937 sq., s. v. αἰέλουρος; Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum // MKDAI. Römische Abteilung. 1908. Bd. 23. S. 40 ff.; idem. Die antike Tierwelt. Leipzig, 1909. Bd. 1. S. 64 ff.; Orth F. Katze // RE. 1921. Bd. 11. 1 (Hbbd. 21). Sp. 55 f.; Richter W. Katze // KP. Bd. 3. Sp. 168 f.; LSJ. P. 38, s. v. αἴλουρος.

¹¹ Скржинская М. В. Тема Северного Причерноморья в творчестве Софокла // ВДИ. 1985. № 2. С. 142–148 (особ. стр. 143, 145).

¹² Считается, что наиболее достоверные из таковых следующие: Hdt. I. 32 и Soph. O. T. 1530, Trach. I sqq.; Hdt. I. 31. 4, VIII. 46. 3–4 и Soph. O. C. 1225 sqq.; Hdt. I. 108 и Soph. El. 417 sqq.; Hdt. II. 35. 2 и Soph. O. C. 337–41; Hdt. III. 119. 6 и Soph. Ant. 904–920; Hdt. IV. 95 и Soph. El. 62 sqq.

¹³ См., например, литературу о «совпадениях» у Геродота и Софокла: Zurborg H. Sophokles und die Elegie // Hermes. 1876. Bd. 10. S. 203–214; Gomperz Th. Hérodote et Sophocle // Mélanges Henri Weil. P., 1898. P. 143–146; How W. W., Wells J. A Commentary on Herodotus, with an Introduction and Appendixes. Oxf., 1912. Vol. 1 (Books I–IV). P. 7 (введение, § 6 и n. 3); Jacoby F. Herodotos (7) // RE. 1913. Suppl. 2. Sp. 232 ff., 337 f.; Rasch J. Sophocles quid debeat Herodoto in rebus ad fabulas exornandas adhibitis (Commentationes Philologae Jenenses. Vol. 10. Fasc. 2). Lipsiae, 1913. P. 1–125; Зелинский Ф. Софокл и героическая трагедия. С. LII–LIII; Лурье С. Я. Геродот. М.; Л., 1947. С. 19 слл., 23; его же. Очерки по истории античной науки; Греция эпохи расцвета. М.; Л., 1947. С. 100, 113 сл.; Радциг С. И. К вопросу о мировоззрении Софокла // ВДИ. 1957. № 4. С. 39; Schmid W., Stählin O. Geschichte der griechischen Literatur. (Handbuch der Altertumswissenschaft. Ser. VII). München, 1974. Bd. 1. 2. S. 317 ff.; Миллер Т. А. Греческая эпическая историография // Кузнецова Т. И., Миллер Т. А. Античная эпическая историография: Геродот. Тит Ливий / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. М., 1984. С. 20; Lesky A. Geschichte der griechischen Literatur. 3. Aufl. München, 1993. S. 323 f., 330, 351. Публикации, в которых рассматриваются параллельные места драм Софокла и геродотовой «Истории», исчисляются сотнями. Из работ последнего десятилетия, которые нам доступны, укажем следующие: Гимадеев Р. А. Некоторые аспекты становления жанра греческой историографии («Музы» Геродота). Автореф. канд. филол. наук. М., 1995. С. 7, 9, 15; Hübner U. Interpolationspoesie in Sophokles’ Antigone // Philologus. 1997. Bd. 141. Hft. 1. S. 29–38; Zellner H. M. Antigone and the Wife of Intaphrenes // CW. 1997. Vol. 90. P. 315–318; West S. R. Sophocles’ «Antigone» and Herodotus Book III // Sophocles Revisited: Essays Presented to Sir Hugh Lloyd-Jones. Oxf., 1999. P. 109–136; Müller C. W. Die thebanische Trilogy des Sophokles und ihre Aufführung im Jahre 401 // idem. Kleine Schriften zur antiken Literatur- und Geistesgeschichte (Beiträge zur Altertumskunde. Bd. 132). Stuttgart; Leipzig, 1999. S. 215–248; Доддс Э. Греки и иррациональное / Пер. М. Л. Хорькова. М.; СПб., 2000. С. 60–61, прим. 1; Saïd S. Herodotus and Tragedy // Brill’s companion to Herodotus / Eds. E. J. Bakker, I. J. F. de Jong, H. van Wees. Leiden; Boston; Köln, 2002. P. 120 ff., 125 if., 129, 134 f.

¹⁴ Скржинская М. В. Тема Северного Причерноморья… С. 143.

¹⁵ Скржинская М. В. Древнегреческий фольклор и литература о Северном Причерноморье. Киев, 1991. С. 118–119; ее же. Скифия глазами эллинов. СПб., 1998. С. 141 слл.

¹⁶ См.: Ярхо В. Н. Примечания [к Соф. Следопыты] // Софокл. Драмы / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. М., 1990. С. 583, прим. 14.

¹⁷ Для Зелинского же уточнение правописания текста — исключительно аргумент, в пользу того, что этим «зависимость от Геродота (Софокла. — А. С.) окажется вторично подтвержденной» (Зелинский Ф. Софокл и Геродот. С. 380).

¹⁸ Ср.: Ярхо В. Н. Примечания [к Соф. Антигона]. С. 561, прим. к ст. 904–920; ср.: его же. Драматургия Эсхила и некоторые проблемы древнегреческой трагедии. М., 1978. С. 203.

¹⁹ Суриков И. Е. Эволюция религиозного сознания афинян во второй половине V в. до н. э.: Софокл, Еврипид и Аристофан в их отношении к традиционной полисной религии. М., 2002. С. 143.

²⁰ Важнейшая литература: Fohl H. Tragische Kunst bei Herodot. Rostock, 1913; Egermann F. Arete und tragische Bewußtheit bei Sophokles und Herodot // Vom Menschen in der Antike (Klassische Reihe. Bd. 2) / Hrsg. v. F. Hörmann. München, 1957. S. 5–128 (особ. S. 37 ff., 70 ff.); idem. Herodot-Sophokles. Hohe Arete // Herodot. Eine Auswahl aus der neueren Forschung / Hrsg. v. W. Marg. Darmstadt, 1962. S. 249–255; Waters H. The Purpose of Dramatisation in Herodotus // Historia. 1966. Bd. 15. Hft. 1. S. 157–171; Saïd S. Herodotus and Tragedy. P. 117–147. См. также др. работы: Мищенко Ф. Г. Опыт по истории рационализма в древней Греции. Киев, 1881. Т. 1. С. 333 слл.; его же. Геродот. Место его в истории древне-еллинской образованности. М., 1885. С. XIII, XXXIX слл., LXXX сл., LXXXIV–LXXXIX, CIII; Aly W. Volksmärchen, Sage und Novelle bei Herodot und seinen Zeitgenossen. Göttingen, 1921. S. 96; 106; 146 ff.; 165 ff.; 279 ff.; Лурье С. Я. Геродот. С. 38–40, 44, 62–65, 98, 138; его же. Очерки… С. 113 сл.; Grene D. Herodotus: The Historian as Dramatist // Journal of Philosophy. 1961. Vol. 58. № 18. P. 477–488; Немировский А. И. Рождение Клио: У истоков исторической мысли. Воронеж, 1986. С. 56, 59–64; Long T. Repetition and Variation in the Short Stories of Herodotus. Frankfurt am Main, 1987 (особ. P. 176–192); Тронский И. М. История античной литературы. 5-е изд., испр. М., 1988. С. 166 сл.; West S. R. Sophocles’ «Antigone»… P. 109 ff.

²¹ С. И. Соболевский справедливо замечает по этому поводу: «Этот довод ничтожен: люди, сходные по образу мыслей, далеко не всегда бывают друзьями; кроме того, совершенно невозможно доказать духовное сходство между ними (Геродотом и Софоклом. — А. С.), потому что личные свойства ни того, ни другого нам не известны» (Соболевский С. И. Геродот // История греческой литературы. М., 1955. Т. 2. С. 34–35).

²² Суриков И. Е. Эволюция религиозного сознания афинян… С. 143, прим. 88.

²³ Plut. An seni respublica gerenda sit. P. 785b. 5–6. Действительно, подавляющим большинством антиковедов этот фрагмент стихотворения признается неоспоримым фактом, подтверждающим дружбу Геродота и Софокла. Вот и в учебном пособии по греческой литературе В. Г. Боруховича мы находим: «Долгие годы их связывала прочная дружба, что видно из сохранившегося начала элегии, которую поэт посвятил своему другу» (Борухович В. Г. История древнегреческой литературы. 2-е изд., исправ. и доп. Саратов, 1982. С. 162; ср.: Zurborg H. Op. cit. S. 206 ff.; Gomperz Th. Op. cit.; Rasch J. Op. cit. P. 4 sqq.; Jacoby F. Op. cit. Sp. 233 f.; Schmid W., Stählin O. Op. cit. S. 317 f.; Радциг С. И. К вопросу… С. 39; Lesky A. Geschichte der griechischen Literatur. S. 314). Но мы никак не можем признать эту оду-эпиграмму достоверным фактом близости двух великих современников, во-первых, по причине несоответствия содержания «Софокловой» оды контексту сочинения Плутарха (вероятно, здесь следует говорить о поздней и неудачной интерполяции в тексте херонейского историка; см., например: Zurborg H. Op. cit.; Гимадеев Р. А. Некоторые аспекты… С. 7, 9; его же. Об одном элегическом фрагменте Софокла (Frag. 5 Bergk) // Ранняя греческая лирика (миф, культ, мировоззрение, стиль). СПб., 1999. С. 255–265); во-вторых, нельзя быть уверенным в том, что ода была посвящена нашему Геродоту-историку, а не какому-либо другому Геродоту; в-третьих, даже если признать достоверность полутора строчек этого стихотворения и допустить, что в нем подразумевался именно наш Геродот, все же нельзя один лишь факт сочинения стихов считать признаком дружбы (ведь для нас осталось совсем неизвестным содержание данной оды!). См.: Соболевский С. И. Указ. соч. С. 34; Лурье С. Я. Очерки… С. 361, прим. 11; его же. История Греции. Курс лекций / Под ред. проф. Э. Д. Фролова. СПб., 1993. С. 611.

²⁴ Гаврилов А. К. Журфиксы на Весельной // Греко-латинский кабинет (Museum Graeco-Latinum). Вып. 2. М., 1997. С. 85. Благодарю коллегу и друга А. И. Любжина за то, что он указал на это место статьи А. К. Гаврилова.

²⁵ С опровержением устойчивого в современной науке мифа о «близкой дружбе» двух великих современников — Геродота и Софокла — нам неоднократно приходилось выступать в разное время (в течение 2000–2005 гг.) на научных собраниях в Саратове, Казани, Москве, Петербурге и Самаре.

²⁶ К интерпретации «Следопытов» см.: Wilamowitz-Moellendorff U. von. Die Spürhunde des Sophokles // NJKA. 1912. Bd. 29. S. 449 ff.; Pearson A. C. Notes on Sophocles, Ichneutae, and Eurypylus // CR. 1912. Vol. 26. № 7. P. 209 ff.; Robert C. Aphoristische Bemerkungen zu Sophokles’ «ΙΧΝΕΥΤΑΙ» // Hermes. 1912. Bd. 47. S. 560 ff.; Die Spürhunde. Ein Satyrspiel von Sophokles / Übers. v. C. Robert. B., 1913; Müscher K. Zu Sophokles Ichneutai // RhM. 1914. Bd. 69. S. 170–190; Viljoen H. G. Sophocles’ Electra 1074 sqq. // CQ. 1916. Vol. 10. № 1. P. 1–6 (особ. P. 2 ff.); Bethe E. Die Ichneutai des Sophokles // Berichte über die Verhandlungen der sächsischen Gesellschaft der Wissenschaften zu Leipzig, Phil.-hist Klasse. 1919. Bd. 71. S. 23 ff.; Walton F. R. A Problem in the Ichneutae of Sophocles // HSCPh. 1935. Vol. 46. P. 167–189; Siegmann E. Untersuchungen zu Sophokles’ Ichneutai. Hamburg, 1941 (non vidi); Mainaric N. Zu Sophocles’ Ichneutai // Ziva Antika. 1957. Vol. 7. P. 6–16; Lange W. Zu den Ichneutai des Sophokles // RhM. 1962. Bd. 108. S. 341 ff.; Sophocle. Ichneutae / A cura di E. V. Maltese (с добротным научным комментарием); Steffen V. De Sileni Satyrorumque cum Cyllena Nympha Congressu // Eos. 1994. Vol. 82. P. 201–206. На русском языке, кроме уже упомянутых работ Ф. Ф. Зелинского (см. прим. 4) и краткой статьи и примечаний к изданию драм Софокла В. Н. Ярхо (М., 1990. С. 583–586), можно назвать лишь статьи столетней давности: Диль Э. В. Новые литературные тексты… С. 8 сл. и Зверева Е. «Пандора» Софокла // Гермес. 1914. № 1 (127). С. 8–13, которые являются обзорными.

²⁷ Зелинский Ф. Софокл и сатирическая драма. С. 146; ср.: Диль Э. В. Новые литературные тексты… С. 9.

²⁸ В гомеровском гимне коровы были спрятаны Гермесом на берегу Алфея (Hymni Hom. In Merc. 101 sqq., 397 sqq.), а у Софокла украденное стадо находилось в пещере Киллены, что позволило Аполлону на месте обличить своего обидчика.

²⁹ О греческой детской игре в «Черепаху» см., напр.: Зельченко В. В. Χελιχελώνη // Hyperboreus. 1999. Vol. 5. Fasc. 1. С. 40–55.

³⁰ Этот вид рептилий был настолько известен эллинам, что, поддаваясь игривому тону Софокловой сатировой драмы, можно сказать, что черепахи просто-таки сыпались грекам на головы прямо с небес (напр., античная басня о черепахе и орле; см.: Aesop. Fab. 259 [Hausrath et Hunger]; Barb. 115)! В античности была расхожая байка о том, будто Эсхил умер от того, что на него свалилась черепаха. Мы встречаем этот анекдот у эллинистического поэта Сотада в каталоге необычных смертей знаменитых греков (Sotad. Frag. 15. 13 [Powell]). О мотиве «летающей черепахи» в античной литературе см.: Hunger H. Die Schildkröte im «Himmel»: Stephanites und Ichnelates I. 40, S. 184 Sjöberg // WS. 1966. Bd. 79. S. 260 ff. О черепахе в греческой литературе и античной символике черепахи см.: Keller O. Die Schildkröte im Altertum. Prague, 1897; Кагаров Е. Культ фетишей, растений и животных в древней Греции. СПб., 1913. С. 297 слл.; Зельченко В. В. Указ. соч. С. 47 слл.

³¹ Драматическая сцена угадываний и ошибок всегда выглядит в литературе комично, а поэтому выигрышно. Довольно часто данный способ угадывания встречается в комедиях Аристофана. Вероятно, это было излюбленным приемом и сатировой драмы. Например, такие же расспросы-угадывания встречаются в диалогах Одиссея с Силеном и Полифема с Одиссеем в сатировой драме Еврипида «Киклоп» (vv. 111 sqq., 521 sqq.).

³² Для Софокла упоминание ихневмона и кошки в этом месте исключительно. Ни в первом, ни во втором изданиях Софоклового словаря Ф. Эллендта, вышедших до обнаружения папируса с фрагментом «Следопытов», имена этих животных не указаны: Ellendt F. Lexicon Sophocleum / Cur. H. Genthe. 2 ed. Lipsiae; Berolini, 1872; ср. с последним репринтным переизданием лексикона (Hildesheim, 1958).

³³ В переводе Зелинского (Софокл. Следопыты // Софокл. Драмы / Пер. с предисл. и введен. Ф. Зелинского. М., 1914. Т. 3. С. 179) встречаем: «Хоть породы горной, он на устрицу похож». Почему переводчик вставил здесь собственное дополнение «горной породы» — совершенно неясно. Возможно, он ориентировался на то, что перед этим Киллена признала, будто мертвый зверь был похож на летучего этнейского жука? Впрочем, это объяснение вряд ли может быть удовлетворительным: почему этот жук непременно должен быть горным? О «горной» породе зверя ничего не говорится в тексте (правда, эта и следующие строки до ст. 324 здорово повреждены; о вариантах конъектуры v. 310 см.: Wilamowitz-Moellendorff U. von. Op. cit. S. 480; Viljoen H. G. Op. cit. P. 4 f.; SGF². Frag. 86 [Steffen], ad loc. 303). Да и по смыслу черепаху, о которой здесь идет речь, очень сложно отнести к горным животным. Сохранившийся фрагмент стиха 310 можно передать буквально: «…кожа его сродни той, что у устриц/раковин». Т. о. Ярхо справедливо отказался от додуманной вставки Зелинского, оставив: «он на устрицу похож» (Софокл. Следопыты // Софокл. Драмы / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. М., 1990. С. 375).

³⁴ О пардах в аттической вазописи см., напр.: Boardman J. Athenian Red Figure Vases: The Archaic Period. L., 1975. P. 48 (ill. 40. 1); p. 84 (ill. 117); p. 142 (ill. 218); p. 184 (ill. 328) (?); idem. Athenian Red Figure Vases: The Classical Period. 2 ed. L., 1995. P. 94 (ill. 180); p. 181 (ill. 347).

³⁵ Powell J. E. A Lexicon to Herodotus. 2-nd ed. Hildesheim, 1966. P. 292, s. v. παρδαλέη.

³⁶ Ср.: Strabo. XIII. 1. 53, где названа шкура леопарда в Софокловой трагедии о разрушении Илиона.

³⁷ Ср.: LSJ. P. 874, s. v. κάνθαρος.

³⁸ См.: Зелинский Ф. Объяснительные примечания // Софокл. Драмы / Пер. с предисл. и введениями Ф. Зелинского. М., 1914. Т. 3. С. 430, прим. к ст. 300 «Следопытов» Софокла.

³⁹ По изданию: Die Fragmente der Tragödien des Aischylos / Hrsg. v. H. J. Mette. B., 1959. S. 142.

⁴⁰ Борухович В. Г. Египет в классической греческой трагедии. С. 29.

⁴¹ Обычное дело, когда специалисты по древней фауне спорят о том, кого из породы кошачьих следует видеть на античных монетах и в изобразительном искусстве — парда либо кошку (ср.: Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 53 ff.). Сходство этих животных (особенно в античной вазописи) поразительное, и определиться здесь зачастую помогают не столько их внешние признаки, сколько контекст рисунка. См., например, рецензию Г. К. Шмида на 1-й том «Животного мира античности» Отто Келлера, где рецензент удостоверяет кошку на нескольких античных рисунках: Шмид Г. В области древней зоологии // ЖМНП. Нов. сер. 1911 (июнь). Ч. 33. Отдел класс, филол. С. 273 сл.

⁴² Подробнее о внешнем виде и удивительных повадках ихневмонов см. ниже.

⁴³ Ср.: Powell J. E. Op. cit. P. 8, s. v. αἰέλουρος.

⁴⁴ Ср.: Powell J. E. Op. cit. P. 175, s.v. ἰχνευτής. В примечании к Hdt. II. 72 Г. А. Стратановский ошибочно указывает, что «Здесь имеются в виду не выдры, а особый род ихневмонов… — Herpestes ichneumon»; см.: Стратановский Г. А. Примечания // Геродот. История в девяти книгах / Пер. и прим. Г. А. Стратановского / Общ. ред. С. Л. Утченко. Л., 1972. С. 511, прим. 73. В действительности, встречающееся здесь слово ἔνυδρις означает именно выдру, т. е. водяную крысу Lutra vulgaris, из меха которой, как сообщает Геродот в другом месте (IV. 109. 2), будины оторачивали свои шубы. См.: LSJ. P. 578, s. v. ἔνυδρις.

⁴⁵ О кошках в древности см.: Keller O. Thiere des classischen Altertums in culturgeschichtlicher Beziehung. Innsbruck, 1887; idem. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 40–70 (с изобилием примеров из древней зоологии, подробным разбором литературы вопроса и 12 иллюстрациями); idem. Die antike Tierwelt. Bd. 1. S. 64–81; Шмид Г. Из древней зоологии // Гермес. 1910. № 9. С. 258 слл.; его же. В области древней зоологии. С. 267–289, особ. стр. 273 слл.; Клингер В. П. Животное в античном и современном суеверии. Киев, 1911. С. 264–268; Кагаров Е. Культ фетишей… С. 233–234, прим. 4 (с указ. литературы до 1913 г.) = его же // ЖМНП. 1912. Ч. 42. С. 577 сл.; Orth F. Op. cit. Sp. 52–57; Heichelheim F. Tierdämonen // RE. 1936. Bd. 6. 1A (Hbbd. 11A). Sp. 862–931 (passim); Gow A. S. F. Mousers in Egypt // CQ. New Ser. 1967. Vol. 17. № 2. P. 195 ff.; Richter W. Katze. Sp. 168 f.; Wiesner J. Haustiere. Katze // LAW. Bd. 2. Sp. 1211 f.

⁴⁶ О культе кошек у египтян см.: Лурье И. М. Элементы животного эпоса в древнеегипетских изображениях // Труды отдела истории культуры и искусства Востока (Государственный Эрмитаж). Л., 1939. Т. 1. С. 61–91; Orth F. Op. cit. Sp. 54 f.; Kees H. Der Götterglaube im alten Ägypten. B., 1956. S. 35 ff.; Morenz S. Gott und Mensch im alten Ägypte. Leipzig, 1964; и специально по теме: Langton. The Cat in Ancient Egypt; Dale-Green. Cult of the Cat. 1963 (обе работы оказались нам недоступны).

⁴⁷ Lloyd A. B. Herodotus. Book II. Commentary 1–98. Leiden, 1976 (Études préliminaires aux religions orientales dans l’Empire romain, 43/3); idem. Herodotus. Book II. Commentary 99–182. Leiden, 1988 (Études préliminaires aux religions orientales dans l’Empire romain, 43/3).

⁴⁸ Lloyd A. B. Herodotus. Book II. 1976. P. 298, ad loc. Hdt. II. 66, s. v. αἰελούρους.

⁴⁹ Boardman J. Pre-Classical: From Crete to Archaic Greece. L., 1967. P. 21.

⁵⁰ Ср.: ibid. P. 21, ill. 4a.

⁵¹ Ibid. P. 38, ill. 19. Согласно Дж. Бордману, сцены с котами, преследующими уток, встречающиеся на ножнах и лезвиях кинжалов из царских микенских погребений, являются образцами типично греческого искусства.

⁵² Неверов О. Я. Египетская тематика в магических амулетах времени Римской империи // ВДИ. 2000. № 4. С. 158. Исследуя амулеты эпохи Римской империи, О. Я. Неверов пришел к выводу, что широкое использование модной египетской тематики (в частности, образов богов) проникало в Италию из Африки через римских легионеров.

⁵³ Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 41 f.; idem. Die antike Tierwelt. Bd. 1. S. 73 ff.; ср.: Кагаров Е. Культ фетишей… С. 233 (и здесь же прим. 7) = его же // ЖМНП. 1912. Ч. 42. С. 578; Orth F. Op. cit. Sp. 56. Борьба ласки с мышами — одна из излюбленных тем античной басенной традиции. В Эзоповом корпусе есть несколько басен, в которых встречаются эти «кошачьи пристрастия» ласки (Aesop. Fab. 50; 174; 182 [Hausrath et Hunger]; см. также обнаруженные в 1983 г. отрывки пародийной поэмы «Война мышей с лаской»: Пер. В. Ярхо // ВДИ. 1985. № 2. С. 52–66 = Эллинские поэты VIII–III вв. до н. э. Эпос, элегия, ямбы, мелика / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. М., 1999. С. 423–424).

⁵⁴ Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 68–69; Wiesner J. Haustiere. Katze. Sp. 1212. Относительно причины широкого распространения этих животных в раннесредневековой Европе А. Б. Ллойд делает одно пикантное замечание: в средние века в Европе кошка становится домашним животным, «когда она вошла в моду главным образом, несомненно, как результат распространения крыс из Южной России и Азии (курсив наш. — А. С.)» (Herodotus. Book II. 1976. P. 298, ad loc. Hdt. II. 66, s. v. αἰελούρους).

⁵⁵ См.: Frisk H. Griechisches Etymologisches Wörterbuch. Heidelberg, 1960. Bd. 1. S. 36, s. v. αἰέλουρος: «mit beweglichem Schwanze». То же определение слова αἰέλουρος было дано О. Келлером (Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 40): «Schwanzwedler, mit beweglichem Schwanze». Ср.: Pape W. Handwörterbuch griechischen Sprache. 2. Aufl. Braunschweig, 1877. Bd. 1. S. 53, s. v. αἰέλουρος; Orth F. Op. cit. Sp. 52 («Wedelschwanz»; Ф. Орт указывал, что это «народная этимология» слова); Chantraine P. Dictionnaire étymologique de la langue grecque: Histoire des mots. P., 1968. T. 1. P. 32, s. v. αἰέλουρος.

⁵⁶ Древнегреческие и византийские имена γάττος/κάττος либо κάτος являются поздними аналогами αἰέλουρος (ср.: Sophocles E. A. Greek Lexicon of the Roman and Byzantine periods (from B. C. 146 to A. D. 1100). N. Y., 1900. P. 654, s. v. κάττος; LSJ. P. 930, s. v. κάττα).

⁵⁷ Слово feles романские языки не приняли, и оно исчезло из употребления. А латинское cattus живо и ныне в большинстве европейских языков (англ. — cat; нем. — Kater, Katze; франц. — chat). Первым римским писателем, у которого мы встречаем слово cattus, был Палладий (IV в. н. э.), советовавший в своем сочинении о сельском хозяйстве использовать кошку для защиты от мышей и кротов.

⁵⁸ Разночтения, встречающиеся в рукописях «Ахарнян».

⁵⁹ См., напр.: Aristoph. Acharn, 882 sqq.; idem. Lys. 36, а также другие авторы, в особенности такой знаток античной кухни как Афиней (VII. 50–56. 297c–300d). Ср.: Ярхо В. Н. Примечания [к Аристоф. Ахарняне] // Аристофан. Комедии. Фрагменты / Пер. А. Пиотровского. М., 2000. С. 966, прим. к ст. 880.

⁶⁰ Это было замечено еще О. Келлером (Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 40), но немецкий исследователь остерегался уверенно говорить о том, что аттический комедиограф имел здесь в виду дикого кота. А. Б. Ллойд (Herodotus. Book II. 1976. P. 298) считает, что у Аристофана упоминается именно дикая буланая кошка (Felis maniculata); по В. Рихтеру, здесь названа Felis silvestris (Katze. Sp. 168); однако ср.: LSJ. P. 38, s. v. αἴλουρος — так же Felis domesticus.

⁶¹ Греческое πικτίς=πυκτίς — означало, предположительно, разновидность бобра либо барсука. См.: LSJ. P. 1553, s. v. πυκτίς: «какое-то неведомое животное, возможно барсук». В приведенном выше переводе А. Пиотровского это «белочки». О. Келлер (Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 40, Anm. 1) также указывает на неопределенность зверька с этим именем: «либо белочка? либо бобер?».

⁶² В этом фрагменте в переводе А. Пиотровского гусь почему-то не назван, впрочем, как и еж (ἐχίνος), зато в русском переводе появляются лягушки и кролики, отсутствующие в оригинале.

⁶³ Ср.: Wegener W. Die Tierwelt bei Homer. Königsberg, 1887; Keller O. Thiere des classischen Altertums… S. 286 ff.; idem. Die antike Tierwelt. Bd. 2. S. 220 ff.; Кагаров Е. Культ фетишей… С. 281 сл.; Wiesner J. Haustiere. Gans // LAW. Bd. 2. Sp. 1217.

⁶⁴ В. Г. Борухович (Египет в классической греческой трагедии. С. 29) заметил, что «странные для греков обряды египтян вызывали у афинян насмешки (Аристофан. “Птицы”, 606). Эти нападки перешли и в комедию IV века до н. э.» (со ссылкой на приведенный нами фрагмент Анаксандрида).

⁶⁵ Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 41; idem. Die antike Tierwelt. Bd. 1. S. 65.

⁶⁶ Шмид Г. В области древней зоологии. С. 273.

⁶⁷ Там же.

⁶⁸ Говоря о сложности описания диких кошек, Г. К. Шмид приводит одно замечание: «…Хотя, правда, охотники уверяют, что для мужика-выследчика (здесь явно шутливый тон исследователя дает понять, будто Аристотель таковым не был! — А. С.) в этом отношении нет ничего невозможного» (В области древней зоологии. С. 273).

⁶⁹ О. Келлер ссылается на мнение Хельдрайха (Heldreich. Faune de Grèce; работа нам недоступна), который полагал, что у Аристотеля «скорее всего, речь идет о дикой кошке» (Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 41).

⁷⁰ У ученого и поэта Каллимаха мы находим кошку среди домашних животных мифического фессалийского царя Эрисихтона. Надо полагать, что Каллимах, который, как известно, был родом из Северной Африки, описывая бытовой комический эпизод, говорит о домашнем животном, перед которым дрожат маленькие зверушки (θηρία μικκά) — мыши; но имеется ли в виду здесь кошка — вопрос в науке спорный. Иногда под αἴλουρος ученые подразумевают другого врага мышей — ласку («белохвостку»). Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 41; idem. Die antike Tierwelt. Bd. 1. S. 65; Шмид Г. Из древней зоологии. С. 258 сл. Ср. в пер. С. С. Аверинцева: «…Он и корову пожрал... и даже / Самое белохвостку (τὰν αἴλουρον), страшившую малых зверушек!» (в сборнике: Эллинские поэты VIII–III вв. до н. э. Эпос, элегия, ямбы, мелика / Отв. ред. М. Л. Гаспаров. М., 1999. С. 209). После публикации Pap. Oxy. 2226 издатели предпочитают слову αἴλουρος редко употребительное в древнегреческом языке μάλουρος (ср.: Hymni / Ed. R. Pfeiffer. Vol. 2: Callimachus. Oxf., 1953. P. 35–40, v. 110), называющее ласку или куницу. См.: Gow A. S. F. Op. cit. P. 195 f.

⁷¹ В «Гостинцах» Марциала (XIII. 69. 1) в числе диковинных даров, которые были предпочтительны у римлян в I в. н. э., мы встречаем слово cattus (ж. р. — catta) для названия «модного» животного. Однако не факт, что поэт упоминает здесь именно кошку, а не какую-либо иную неведомую зверушку или птицу. Переводчик Марциала Ф. А. Петровский оставил это слово без перевода: «Катты паннонские нам неведомы в Умбрии вовсе…» (см.: Марциал Марк Валерий. Эпиграммы. СПб., 1994. С. 347), хотя ожидаемое двусложное «кошки» напрашивается здесь само собой. Но, по всей видимости, наш переводчик не считал удостоверенным передачу в данном случае латинского catta русским «кошка», следуя устоявшейся традиции различия между felis и cattus. Ср., напр.: A Latin Dictionary / Eds. Ch. T. Lewis, Ch. Short. Oxf., 1958 (1879). P. 303, s. v. catta «какой-то неизвестный вид животного» (со ссылкой на приведенную нами строку из Марциала). О. Келлер намеренно не включил в список античных свидетельств о кошках случай с упоминанием catta в эпиграмме Марциала, полагая, что под catta поэт подразумевал какой-то неизвестный вид паннонской птицы (Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 52; ср.: idem. Die antiken Tierwelt. Bd. 1. S. 75; Шмид Г. Из древней зоологии. С. 258–260; Кагаров Е. Культ фетишей… С. 234 = его же // ЖМНП. 1912. Ч. 42. С. 578). За домашнюю кошку у Martial. XIII. 69: Orth F. Op. cit. Sp. 56; Richter W. Katze. Sp. 169.

⁷² Данный источник свидетельствует о поедании кошкой и лаской домашних голубей и гусей. О. Келлером эти Плутарховы строки были истолкованы неверно: немецкий исследователь увидел в них указание на то, что будто во время голода ели мясо кошек и ласок (sic!); см.: Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 41.

⁷³ Richter W. Katze. Sp. 168: указывает, что у Эзопа речь идет о Felis silvestris — о дикой лесной кошке.

⁷⁴ См.: Костюхин Е. А. Типы и формы животного эпоса. М., 1987. С. 82, 176 сл.

⁷⁵ В последней части египетского логоса Геродот упоминает Эзопа в связи с рассказом о египетских пирамидах и знаменитой гетере Родопис (II. 134), но легендарный баснописец никогда не бывал в Египте; см.: Гаспаров М. Л. Басни Эзопа // его же. Избранные труды. Т. 1: О поэтах. М., 1997. С. 233 слл.

⁷⁶ Keller O. Zur Geschichte der Katze im Altertum. S. 54–55 (Fig. 2, 3), S. 57 (Fig. 5), S. 67–68; ср.: idem. Die antike Tierwelt. Bd. 1. S. 65 ff.; Orth F. Op. cit. Sp. 56–57; Wiesner J. Haustiere. Katze. Sp. 1211–1212.

⁷⁷ Karouzou S. Nationalmuseum: Illustrierter Führer durch das Museum. Athen, 1999. S. 60, № 715 (описание см. S. 58). Кстати, снимок этого рельефа помещен и в издании драм Софокла М. Л. Гаспарова и В. Н. Ярхо (1990), где стела датирована 2-й половиной V в.; см. илл. «Надгробная стела юноши с о-ва Саламин».

⁷⁸ См.: Deane S. N. Archaeological News // AJA. 1922. Vol. 26. № 3. P. 355–356, Fig. 5; Karouzou S. Op. cit. S. 55, № 3476 (описание см. S. 52).

⁷⁹ Впрочем, при описании этой археологической находки С. Н. Дин (1922) допускает характерную оговорку: «здесь изображен кот или, по крайней мере, животное семейства кошачьих» (op. cit. P. 355).

⁸⁰ С. Н. Дин со ссылкой на Т. Л. Шеара (Shear T. L. The Classical Weekly. 1921–1922. Vol. 15. № 27. P. 209–210; работа нам недоступна) датирует рельеф ок. 500 г. (см.: Deane S. N. Op. cit. P. 356). С. Карузу относит рельеф к 510–500 гг. (Karouzou S. Op. cit. S. 52).

⁸¹ Lloyd A. B. Herodotus. Book II. 1976. P. 298, ad loc. Hdt. II. 66, s. v. αἰελούρους. Об описании крокодила и гиппопотама у Геродота см. ниже.

⁸² О землеройке — Hdt. II. 67. 1 (ср.: Powell J. E. Op. cit. P. 228, s. v. μυγαλῆ); о слоне — III. 97. 3; 114; IV. 191. 4 (ср.: Powell J. E. Op. cit. P. 114, s. v. ἐλέφας).

⁸³ См. литературу об ихневмонах: Keller O. Die antike Tierwelt. Bd. 1. S. 158 ff., Шмид Г. Из древней зоологии. С. 258 сл.; Bothmer B. V. Statuettes of W d. t as Ichneumon Coffins // JNES. 1949. Vol. 8. № 2. P. 121–123; Gossen H. Ichneumon // RE. 1956. Suppl. 8. Sp. 233; Kees H. Op. cit. S. 32 if.; Brunner-Traut E. Spitzmaus und Ichneumon als Tiere des Sonnengottes // NAWG. 1965. Bd. 7. S. 123 ff.; Gow A. S. F. Op. cit. P. 196 f.; Lloyd A. B. Herodotus. Book II. 1976. P. 302–303, ad loc. Hdt. II. 67; Richter W. Ichneumon // KP. Bd. 2. Sp. 1333; Wiesner J. Ichneumon // LAW. Bd. 2. Sp. 1360.

⁸⁴ Случай с полководцем Александра произошел, вероятно, в египетском походе (?).

⁸⁵ Присутствие Herpestes ichneumon в Испании и Португалии ученые считают результатом ввоза зверушек в эти области в древние времена. Цель искусственного распространения этих зверушек та же, что и кошек: борьба с крысами и мышами.

⁸⁶ В эпиграмме Марциала ихневмон упомянут среди прочих диковинных существ, служивших забавой для римских аристократов. О. Келлер полагал, что в это время экзотический египетский зверек уже вошел в моду у римлянок (Keller O. Die antike Tierwelt. Bd. 1. S. 159; ср.: Gossen H. Ichneumon. Sp. 233; Gow A. S. F. Op. cit. P. 196, n. 5).

⁸⁷ Ср. пер. Ф. А. Петровского: «…Ежели Марию мил ихневмон его, может быть, злобный» (Марциал Марк Валерий. Эпиграммы. СПб., 1994. С. 195). Об опасности ихневмона см.: Keller O. Die antike Tierwelt. Bd. 1. S. 158. Согласно Г. К. Шмиду, этим определением римский поэт «не хочет сказать, что он вообще очень опасен, но что он пагубен, имея в виду умерщвление им крокодила (sic! — А. С.)» (Шмид Г. В области древней зоологии. С. 278).

⁸⁸ См. табл. IX. 1 к статье И. М. Лурье «Элементы животные эпоса…».

⁸⁹ Лурье И. М. Элементы животного эпоса… С. 67, прим. 3.

⁹⁰ Здесь ссылка на схолии к Никандру возможна в том случае, если мы принимаем чтение εἶδος αἰελούρου, предложенное Г. К. Шмидом, вместо обычного у издателей (ср., напр.: Scholia et glossae in Nicandri theriaca / Ed. A. Crugnola. Milan, 1971) εἶδος αἰετοῦ, в определении к слову ἰχνεύμων, встречающемуся в «Противоядиях» Никандра (Nik. Ther. 190).

⁹¹ Шмид Г. Из древней зоологии. С. 259. Согласно этимологического словаря Х. Фриска, греческое слово αἰέλουρος=ϜαιϜέρουρος — в латинском диссимилировалось в viverra=«Frettchen» (Frisk H. Op. cit. Bd. 1. S. 36, s. v. αἰέλουρος). Кстати сказать, в немецком языке семейство вивверовые обозначается словом Schleichkatze.

⁹² Диодор говорит, что египтяне приручили и котов и ихневмонов, кормили их хлебом, молоком и рыбой (I. 83. 3).

⁹³ Это боевое качество мангустов известно каждому с детства из индийских рассказов Р. Киплинга о Рикки-тикки-тави.

⁹⁴ Bothmer B. V. Op. cit. P. 121–123 (описание многочисленных египетских статуэток с изображением богини с головой льва, в корпусе которых были обнаружены мумии ихневмонов). О месте ихневмона в египетской религии см.: Kees H. Op. cit. S. 32 ff.; Lloyd A. B. Herodotus. Book II. 1976. P. 302–303 (с литературой).

⁹⁵ О египетских источниках Геродота см.: How W. W., Wells J. Op. cit. P. 411–414 (app. IX); Jacoby F. Op. cit. Sp. 205; Лурье С. Я. Геродот. С. 99–123 (глава «Источники Геродота»); Kaiser W. Zu den Quellen der ägyptischen Geschichte Herodots // ZÄS. 1967. Bd. 94. S. 93–116; Brown T. S. Herodotus speculates about Egypt // AJPh. 1965. Vol. 86. № 1. P. 60–76; Fehling G. Die Quellenangaben bei Herodots. B., 1971; Борухович В. Г. Историческая концепция египетского логоса Геродота. С. 67–77; Авдиев В. И. Египетская традиция в труде Геродота // ВДИ. 1977. № 1. С. 184–188; Armayor O. K. Did Herodotus ever go to Egypt? // JARCE. 1978. Vol. 15. P. 59–73; Немировский А. И. Указ. соч. С. 68–71; Vannicelli P. Herodotus’ Egypt and the Foundations of Universal History // The Historian’s Craft in the Age of Herodotus / Ed. N. Luraghi. Oxf., 2001. P. 211–240; Hornblower S. Herodotus and his Sources of Information // Brill’s companion to Herodotus / Eds. E. J. Bakker, I. J. F. de Jong, H. van Wees. Leiden; Boston; Köln, 2002. P. 373–386.

⁹⁶ См.: Борухович В. Г. Историческая концепция египетского логоса Геродота. С. 74; Lloyd A. B. Herodotus. Book II. 1976. P. 305–309, ad loc. Hdt. II. 68–69; P. 311–314, ad loc. Hdt. II. 71; Barth H. Anmerkungen // Herodot. Das Geschichtswerk. 2. Aufl. B.; Weimar, 1985. Bd. 1. S. 367, ad loc. Hdt. II. 68 и II. 71.

⁹⁷ Keller O. Die antike Tierwelt. Bd. 2. S. 260; Борухович В. Г. Историческая концепция египетского логоса Геродота. С. 74, прим. 28; Krenkel W. Krokodil // KP. Bd. 3. Sp. 353–354; Strasburger G. Lexikon zur frühgriechischen Geschichte. Zürich; München, 1984. S. 238, s. v. Krokodil; Немировский А. И. Указ. соч. С. 45, прим. 51. О влиянии сочинения Гекатея на Геродотову «Историю» из новых работ см.: Bertelli L. Hecataeus: From Genealogy to Historiography // The Historian’s Craft in the Age of Herodotus / Ed. By N. Luraghi. Oxf., 2001. P. 67–94.

⁹⁸ Скржинская М. В. Древнегреческий фольклор и литература… С. 122.

⁹⁹ О греко-египетских контактах в древнейший период см., напр.: Авдиев В. И. Экономические и культурные взаимодействия Египта с соседними странами во II–I тыс. до н. э. // Древний мир. Сб. стат. в честь 70-летия акад. В. В. Струве. М., 1962. С. 25–32 (особ. 28 слл.); Борухович В. Г. Ахейцы и морские народы… С. 26 слл.; его же. Греки в Египте. С. 7 слл.; его же. Эллада и Египет. С. 33 слл.; Андреев Ю. В. От Евразии к Европе. Крит и Эгейский мир в эпоху бронзы и раннего железа (III — начало I тыс. до н. э.). СПб., 2002. С. 98, 120, 574, 596, 706 сл., прим. 36.

¹⁰⁰ О греческих путешественниках в Дельту см.: Macfarquhar C. F. Early Greek Travellers in Egypt // GR. 1966. Vol. 13. № 1. P. 108–116; Борухович В. Г. Пифагор в Египте; Seaford R. Black Zeus in Sophocles’ Inachos // CQ. New Ser. 1980. Vol. 30. № 1. P. 26–29; Müller C. W. Frenderfahrung und Eigenerfahrung. Griechische Ägyptenreise von Menelaos bis Herodot // idem. Kleine Schriften zur antiken Literatur- und Geistesgeschichte (Beiträge zur Altertumskunde. Bd. 132). Stuttgart; Leipzig, 1999. S. 81–100; Жмудь Л. Я. Зарождение истории науки в античности. СПб., 2002. С. 59–74 (раздел «Изобретатели и подражатели. Греция и Восток»).

¹⁰¹ Борухович В. Г. Греки в Египте. С. 4.

¹⁰² Жмудь Л. Я. Указ. соч. С. 69–70.

¹⁰³ О связи Солона с Египтом в источниках см.: Hdt. I. 30, II. 177; Plat. Tim. 21e sqq.; idem. Kritias. 108d, 110b; Plut. Sol. 26; Diog. Laert. Vit. phil. I. 2. 50. См. также литературу: Борухович В. Г. Греки в Египте. С. 22; Reeker H.-D. Solons Reisen // AA. 1971. Bd. 17. P. 96–104; Wallace R. W. The Date of Solon’s Reforms // AJAH. 1983. Vol. 8. № 1. P. 87 f.

¹⁰⁴ См.: Борухович В. Г. Историческая концепция египетского логоса Геродота. С. 68. «Совершенно ясно, — указывает исследователь, — что по хронологическим соображениям это мнимое заимствование не могло иметь места. Но характерно то, что это утверждение Геродота прекрасно уживается с его отношением к Афинам, восторженным и полным восхищения…».

¹⁰⁵ Борухович В. Г. Египет в классической греческой трагедии. С. 24.

¹⁰⁶ От пьесы сохранилась одна строка, в которой встречаются имена ливийского великана Антея и его победителя Геракла.

¹⁰⁷ См.: Mette H. Der verlorene Aischylos. B., 1963. S. 50; Борухович В. Г. Египет в классической греческой трагедии. С. 25.

¹⁰⁸ Aesch. Suppl. 3, 559–561, 855, 879 (о поклонении египтян Нилу, разливах реки и ее особых врачебных свойствах); v. 311 (названы города Каноп и Мемфис, которые особенно часто посещались греками); vv. 575, 583 (о зачатии Эпафа-Аписа и его рождении); v. 947 (знание поэтом египетского писчего материала-папируса), наконец, в целом сюжет «Просительниц», в котором отразилась свойственная египтянам система семейных отношений, допускавшая браки между двоюродными братьями и сестрами (что Эсхил мог увидеть в Египте и что должно было возмутить афинского поэта); ср.: Борухович В. Г. Египет в классической греческой трагедии. С. 25 слл.

¹⁰⁹ Борухович В. Г. Египет в классической греческой трагедии. С. 25 (со ссылкой на работу А. Перетти: Peretti A. Eschilo ed Anassagora sulle piene del Nilo // Studi Italiani di filologia classica. 1956. Vol. 27–28, которая осталась нам не доступной).

¹¹⁰ Суриков И. Е. Трагедия Эсхила «Просительницы» и политическая борьба в Афинах // ВДИ. 2002. № 1. С. 19, 23 сл.

¹¹¹ О египетской экспедиции см.: Wallace W. The Egyptian Expedition and the Chronology of the Decade 460–450 B. C. // TAPA. 1936. Vol. 67. P. 252–260; Westlake H. D. Thucydides and the Athenian Disaster in Egypt // CPh. 1950. Vol. 45. P. 209–216; Дандамаев М. А. Политическая история Ахеменидской державы. М., 1985. С. 180; Holladay A. J. The Hellenic Disaster in Egypt // JHS. 1989. Vol. 109. P. 176–182.

¹¹² Суриков И. Е. Трагедия Эсхила «Просительницы»… С. 23.

¹¹³ Yorke E. C. The date of the «Supplices» of Aeschylus // CR. 1954. Vol. 4. № 1. P. 10 f. (470 г., согласно Евсебию); Diamantopoulos A. The Danaid Tetralogy of Aeschylus // JHS. 1957. Vol. 77. P. 220–229 (создание драмы исследователь относит к архонтству Фемистокла 493 г., а постановку — при Эфиальте); Тронский И. М. Оксиринхская дидаскалия к тетралогии Эсхила о Данаидах (Pap. Oxy. 2256, Frag. 3) // ВДИ. 1957. № 2. С. 146–159; Ярхо В. Н. Эсхил. М., 1958. С. 68; его же. Примечания [к Эсхил. Просительницы] // Эсхил. Трагедии / Отв. ред. Н. И. Балашов. М., 1989. С. 524 (вторая половина 470-х гг.); Luppe W. Zur datierung einiger Dramatiker in der Eusebius-Hieronymus-Chronik // Philologus. 1970. Bd. 114. Hft. 1. S. 1–8 (особ. S. 7–8 — датируется 470 г.); Rösler W. Die Schluß der «Hiketiden» und Danaiden-Trilogie des Aischylos // RhM. 1993. Bd. 136. S. 1–22; Scullion S. Tragic Dates // CQ. 2002. New Ser. Vol. 52. № 1. P. 87–101 (особ. P. 90 f., 100) — ок. 475 г. (между 477 и 473 гг.).

¹¹⁴ См., напр.: Müller C. W. Zur Datierung des sophokleischen Ödipus. Wiesbaden, 1984. S. 74, Anm. 222 (трилогия датируется между 465 и 460 гг.); Latacz J. Einführung in die griechische Tragödie. Göttingen, 1993. S. 94, 140, 392 (таблица) (между 465–459 гг.); Суриков И. Е. Трагедия Эсхила «Просительницы»… С. 15–24; Родс П. Дж. Афинский театр в политическом контексте // ВДИ. 2004. № 2. С. 34.

¹¹⁵ Между 479 г. (после освобождения Эллады от персов, в котором, как известно, Эсхил принимал участие) и 472 г. (дата постановки «Персов»).

¹¹⁶ О путешествиях Эсхила см.: Борухович В. Г. Египет в классической греческой традиции. С. 25 слл.; Scullion S. Op. cit. P. 87 f.; о поездках Еврипида см.: Ridgeway W. Euripides in Macedon // CQ. 1926. Vol. 20. P. 1–19; Gavrilov A. Euripides in Makedonien // Hyperboreus. 1996. Vol. 2. Fasc. 2. S. 38–53; Allan W. Euripides in Megale Hellas: Some Aspects of the Early Reception of Tragedy // GR. 2001. Vol. 48. № 1. P. 67–86.

¹¹⁷ См.: Westlake H. D. Sophocles and Nicias as Colleagues // Hermes. 1956. Bd. 84. P. 110–116; Schachermeyr F. Sophokles und die Perikleische Politik // WS. 1966. Bd. 79. S. 45–63; Woodbury L. Sophocles among the Generals // Phoenix. 1970. Vol. 24. № 3. P. 209–224; Karavites P. Tradition, Skepticism and Sophocles’ Political Career // Klio. 1976. Bd. 58. Hft. 2. S. 359–365; Суриков И. Я. Эволюция религиозного сознания афинян… С. 266–267.

¹¹⁸ Wilamowitz-Moellendorff U. von. Op. cit. S. 461. О датировке «Антигоны» и «Аякса» см. ниже.

¹¹⁹ Robert C. Op. cit. S. 560 f. Как заметил исследователь, в «Следопытах» «в большинстве случаев главную роль играет предводитель хора, а не актер, что находит себе параллели только у Эсхила».

¹²⁰ Münscher K. Op. cit. S. 190.

¹²¹ Зелинский Ф. Софокл и Геродот. С. 380; его же. Новонайденная сатирическая драма Софокла. 1914. Кн. 2 (февраль). С. 159–160; его же. Софокл и сатирическая драма. С. 155–158; Allegre F. Les Limiers, drame satyrique de Sophocle // REA. 1913. Vol. 15 (non vidi); Blumenthal A. von. Sophokles (1) // RE. 1927. 2. R. Bd. 3. 1A. Sp. 1064; Reinhardt K. Sophokles. 2. Aufl. Frankfurt am Main, 1943. S. 235 f., 252; Carmagnola M. Qualche aspetto dell’arte satiresca di Sofocle nel confronto con Eschilo ed Euripide // Dioniso. 1959. Vol. 22. Fasc. 1–2. P. 205–213; Радциг С. И. История древнегреческой литературы. 5-е изд., М., 1982. С. 224; Kranz W. Geschichte der griechischen Literatur. 5. Aufl. o. J. S. 171; Lesky A. Geschichte der griechischen Literatur. S. 339; Zimmermann B. Sophokles // MLAA. S. 657.

¹²² Bethe E. Op. cit. S. 23 f.

¹²³ Walton F. R. Op. cit. P. 188.

¹²⁴ См.: Walton F. R. Op. cit. P. 167–189 (passim); ср.: Суриков И. Е. Эволюция религиозного сознания афинян… С. 269–270.

¹²⁵ О героизации Софокла как позднейшей античной фальсификации см.: Pfister F. Der Reliquienkult im Altertum. B., 1974. Bd. 1. S. 121; Lefkowitz M. R. The Lives of the Greek Poets. L., 1981. P. 84; Connolly A. Was Sophocles Heroised as Dexion? // JHS. 1998. Vol. 118. P. 1–21 (где представлен критический разбор источников и литературы вопроса).

¹²⁶ Reinhardt K. Op. cit. S. 237.

¹²⁷ Для сравнения: единственная сохранившаяся полностью сатирова драма Еврипида «Киклоп» содержит чуть более 700 стихов. Но судить о действительном объеме Софокловых «Следопытов» мы, конечно, не имеем возможности.

¹²⁸ Специально об этапах творческого развития драматурга см.: Bowra C. M. Sophocles on his own Development // Problems in Greek Poetry. Oxf., 1953. P. 108–125 (эта статья нам известна в немецком переводе по изданию: Sophokles / Hrsg. von H. Diller. 2., unveränd. Aufl. Darmstadt, 1986. S. 125–146). См. также: Webster T. B. L. Sophocles and Ion of Chios // Hermes. 1936. Bd. 71. S. 263–274; idem. Sophocles. Oxf., 1936. P. 143; Reinhardt K. Op. cit. S. 15; Lesky A. Die tragische Dichtung der Hellenen. 3. Aufl. Göttingen, 1972. S. 170; Calder W. M. III. Sophocles, Oinomaos and the East Pediment at Olympia // Philologus. 1974. Bd. 118. Hft. 2. S. 203, 212 f.

¹²⁹ Plut. De prof. in virt., p. 79b. 1–2: ὥσπερ γὰρ ὁ Σοφοκλῆς ἔλεγε τὸν Αἰσχύλου διαπεπαιχὼς ὄγκον. Anonym. Vita Soph. 4: παρ᾿ Αἰσχύλῳ δὲ τὴν τραγῳδίαν ἔμαθε. Подробный анализ свидетельства Плутарха о τὸν Αἰσχύλου ὄγκον см. у К. М. Боуры (Bowra C. M. Op. cit. S. 128 ff., 133 ff.). Ср.: Scullion S. Op. cit. P. 87–89.

¹³⁰ Marmor Parium. 56; IG². II. 2325; FGrH. 236. Frag. A56; Plin. Nat. hist. XVIII. 65; Plut. Cim. 8. О проблеме датировки первой победы Софокла см.: Luppe W. Op. cit. S. 1–8; Scullion S. Op. cit. P. 87–89.

¹³¹ К датировке первого периода Софоклова творчества: Bowra C. M. Op. cit. S. 134 f.; Calder W. M. III. Op. cit. S. 203, 213.

¹³² Зелинский Ф. Софокл и Геродот. С. 380.

¹³³ Hypothesis. I. 17–19 (Dain) = TGF (Radt). T 25: φασὶ δὲ τὸν Σοφοκλέα ἠξιῶσθαι τῆς ἐν Σάμῳ στρατηγίας εὐδοκιμήσαντα ἐν τῇ διδασκαλίᾳ τῆς Ἀντιγόνης, ср.: Anonym. Vit. Soph. 14 (последний источник свидетельствует в пользу 406 г. (sic!), когда после постановки «Антигоны» провозглашенный победителем на театральных состязаниях пожилой поэт умер от радости; критику этого свидетельства см.: Lefkowitz M. R. Op. cit. P. 82, n. 15; Scullion S. Op. cit. P. 85–86, n. 19). О проблеме датировки трагедии см.: Ehrenberg V. Sophocles and Pericles. Oxf., 1954. P. 135 f.; Woodbury L. Op. cit. P. 210 f., 217 ff. (за постановку на Великих Дионисиях 442 г., после чего драматург был избран афинским стратегом); Kammerbeek J. C. The Plays of Sophocles. Commentaries. Leiden, 1978. Part 3: The Antigone. P. 36 (конец 440-х гг.), Winnington-Ingram R. P. Sophocles. An interpretation. Cambr., 1980. P. 341 (ок. 440 г.); Радциг С. И. Указ. соч. С. 223 (442 г.); Degani E. Griechische Literatur bis 300 v. Chr. // Einleitung in die griechische Philologie / Hrsg. v. H.-G. Nesselrath. Stuttgart; Leipzig, 1997. S. 226 (с оговоркой для датировки «Антигоны»: «почти достоверно 442 год»!); Zimmermann B. Op. cit. S. 658; Суриков И. Е. Эволюция религиозного сознания… С. 143 («Антигона» и «Аякс» отнесены здесь к 440-м гг.), 266 сл., (где приводится устойчивое мнение о связи первой стратегии Софокла с постановкой «Антигоны»; в синхронистической таблице на стр. 283 «Аякс» датирован около 447 г., а датировка «Антигоны», видимо, случайно пропущена — ?); Scullion S. Op. cit. P. 85–86 (ок. 450 г.). С. Скаллион ссылается на мнение сэра Х. Ллойд-Джонса (из введения к Лебовскому изданию Софокла; книга нам недоступна), который считает, что «Трахинянки» и «Антигона» могли быть самыми ранними из сохранившихся трагедий Софокла (старше «Аякса»!) и обе драмы относит к 450–440-м гг. (ibid. P. 86).

¹³⁴ Kammerbeek J. C. The Plays of Sophocles. Commentaries. Leiden, 1953. Part 1: The Ajax. P. 15–17 (начало 440-х гг.), ср.: ibid. P. 213, ad loc. Soph. Ai. 1102; Ярхо В. Н. Драматургия Эсхила… С. 165; его же. Примечания [к Соф. Аякс]. С. 563; Winnington-Ingram R. P. Op. cit. P. 341 (468 г.); Latacz J. Op. cit. S. 174, 392 (таблица — 450-е гг.); Degani E. Op. cit. S. 226 (между 456 и 446 гг.).

¹³⁵ См.: Scullion S. Op. cit. P. 84–85.

¹³⁶ О пребывании Геродота в Афинах и проафинской тематике труда историка см.: Jacoby F. Op. cit. Sp. 226–242; Wells J. Studies in Herodotus. Oxf., 1923. P. 151–161; idem. Herodotus and Athens // CPh. 1928. Vol. 23. № 4. P. 317–331; Лурье С. Я. Геродот. С. 16–19, 22 слл., 55 слл.; Kleinknecht H. Herodot und Athen. 7. 139/8. 140–144 // Herodot Eine Auswahl aus der neueren Forschung / Hrsg. v. W. Marg. München, 1962. S. 541–573; Strasburger H. Herodot und das perikleische Athen // ibid. S. 574–608 (= Historia. 1955. Bd. 4. Hft. 1. S. 1–25); Борухович В. Г. Геродот Галикарнасец или Геродот Фуриец? // ВДИ. 1974. № 1. С. 127–133; Строгецкий В. М. Геродот и Алкмеониды // ВДИ. 1977. № 3. С. 145–155; Myres J. L. Herodotus. P. 508; Demand N. Herodotus’ Encomium of Athens: Science or Rhetoric? // AJPh. 1987. Vol. 108. № 4. P. 746–758; Blösel W. The Herodotean Picture of Themistocles: A Mirror of Fifth-century Athens // The Historian’s Craft in the Age of Herodotus / Ed. N. Luraghi. Oxf., 2001. P. 179–197; Moles J. Herodotus and Athens // Brill’s companion to Herodotus / Eds. E. J. Bakker, I. J. F. de Jong, H. van Wees. Leiden; Boston; Köln, 2002. P. 33–52.

¹³⁷ См.: How W. W., Wells J. Op. cit. P. 6–7 (446/445 г.); Jacoby F. Op. cit. Sp. 237–242 (440-е гг.); Лурье С. Я. Очерки… С. 100 (со ссылкой на Ф. Якоби Лурье указывает 440-е гг.); его же. Геродот. С. 16 (ок. 447 г.), С. 24 (начало 440-х гг.) и С. 70 (ок. 445 г.), стр. 131; его же. История Греции. С. 611 (начало 440-х гг.); Борухович В. Г. Научное и литературное значение труда Геродота // Геродот. История в девяти книгах. Л., 1972. С. 466, 471 и его же. Историческая концепция египетского логоса Геродота. С. 67 (во всех случаях — 445 г.); Lendle O. Einführung in die griechische Geschichtsschreibung: von Hekataios bis Zosimos. Darmstadt, 1992. S. 39 (445/444 год); Moles J. Op. cit. P. 33 (440-е годы и, возможно, позднее). Э. Д. Фролов в статье «История и историк в античном мире», открывающей настоящий сборник, указывает наиболее устойчивую и, как представляется нам, наиболее вероятную дату чтения Геродотом в Афинах своей «Истории» — 445 г. (АМА. 2006. Вып. 12. С. 8–9, с указанием и разбором источников).

¹³⁸ А. Кирххоф считал, что историк после недолгого проживания в Фуриях, в основании которых он принимал участие, вернулся в Афины, где и умер (Kirchhoff A. Über die Abfassungszeit des herodotischen Geschichtswerkes. B., 1878; работа нам недоступна, цит. по: Лурье С. Я. Геродот. С. 28). См. также: Meyer E. Forschungen zur alten Geschichte. 1899. Bd. 1. S. 197, 200, 222; Wells J. Studies in Herodotus. P. 179 ff.; Лурье С. Я. Очерки… С. 100–101; Myres J. L. Herodotus, the Father of History. Oxf., 1953. P. 16; Борухович В. Г. Научное и литературное значение труда Геродота. С. 467–468; Радциг С. И. Указ. соч. С. 310: «Около 446 г. Геродот приехал в Афины (сюда он наезжал потом много раз)» — (sic!); Гимадеев Р. А. Некоторые аспекты… С. 8.

¹³⁹ Зелинский Ф. Софокл и героическая трагедия. С. LII: «К нему (Геродоту. — А. С.) Софокл привязался, как только можно привязаться к человеку, дающему нам то, чего нам недостает. Дружба обоих началась со времен около 450 г., когда Геродот впервые переселился в Афины…».

¹⁴⁰ На первый взгляд, все известные литературные совпадения у Софокла и Геродота выглядят очень правдоподобно, но составляет ли при этом сумма возможностей действительную вероятность, — мы не рискнем утверждать, несмотря на то, что констатация этого сделалась общим местом в современной науке (см. литературу вопроса, указанную в прим. 13 и 20).

¹⁴¹ Зелинский Ф. Софокл и героическая трагедия. С. LIII.

¹⁴² Лурье С. Я. Очерки… С. 114.

¹⁴³ Лурье С. Я. Геродот. С. 20: «Вставка такой цитаты (по поводу ст. 904 слл. «Антигоны». — А. С.), с античной точки зрения, есть дань уважения к ее автору, и Софокл платит эту дань уважения даже в ущерб художественности пьесы (курсив наш. — А. С.)». Последнее кажется особенно сомнительным: зачем выдумывать тезис о «цитировании» поэтом «в знак уважения», если сам художник осознавал, что это снижает художественные достоинства его произведения? Еще более парадоксально звучат слова об «уважительном цитировании» Геродота в стихах «Антигоны» на стр. 361, прим. 11 «Очерков»: «…эти стихи плохо увязаны с текстом и, по-видимому, являются просто данью уважения Геродоту. Такой же притянутой за волосы цитатой из Геродота (II. 35) является и ссылка на египетские обычаи в трагедии «Эдип в Колоне» (ст. 337 сл.) (курсив наш. — А. С.)». На наш взгляд, «притянутым за волосы» является сам тезис о Геродотовых реминисценциях у Софокла.

^* Считаю своим приятным долгом поблагодарить за участие в обсуждении темы и полезные советы друзей и коллег: И. Н. Авраменко, З. А. Барзах, А. И. Любжина, В. Ю. Михайлина (и членов «Лаборатории исторической, социальной и культурной антропологии»), проф. А. В. Подосинова (и членов его студенческого семинара, в котором мне довелось делать доклад на тему настоящей статьи), проф. Э. Д. Фролова, М. Н. Химина и участников семинара «Античная среда» (науч. рук. проф. В. И. Кащеев), на заседании которого шесть лет назад был впервые прочитан доклад «Софокл и Геродот: к проблеме взаимоотношений двух великих современников». За помощь литературой и иллюстрациями к статье признателен П. В. Ковалеву, А. Б. Ксенофонтову и В. А. Леусу.