с.66 В современной историографии можно выделить несколько теоретических подходов к рассмотрению греко-персидских межгосударственных отношений, которые, в свою очередь, зависят от того, с какой перспективы, персидской или же греческой, авторы высказывают свои суждения по вопросу. Однако, как антиковеды, так и востоковеды сходятся в признании факта, что греко-персидские взаимоотношения наглядно характеризуют в действии политику «равновесия сил» в античном мире (хотя часто признается отсутствие у греков международной политической теории). Неслучайно основное внимание персидскому фактору в межполисных отношениях отводит в своем докладе Пьеро Тревес на XIII конгрессе исторических наук в Москве¹.

Однако, даже в случае исследований, проводимых востоковедами, основные источники по политическим взаимоотношениям греков и персов, как известно, греческие. Поэтому, получается парадоксальная ситуация: мы знаем о том, как персы воспринимали греков со слов самих же греков².

Наконец, существуют работы, стремящиеся объединить два этих подхода и рассматривать греко-персидские отношения, комбинируя сведения грекоязычных авторов с данными документов восточного происхождения. Такой подход может быть оправдан при исследовании социокультурного взаимодействия греческого мира и Ахеменидской империи, но при обращении к межгосударственным отношениям он хотя и интересен, но малорезультативен³.

Неофициальные дипломатические миссии, в частности, организованные персидской стороной, были специально рассмотрены лишь единожды — в небольшой работе Д. Льюиса «Персидское золото в греческих международных отношениях», однако задача, поставленная этим исследователем, отличалась от нашей. Она состояла в том, чтобы, во-первых, проанализировать персидское отношение к дарам и с.67 различные подходы греков к явлению подкупа; во-вторых, рассмотреть отдельные случаи, при которых использовалась персидская финансовая поддержка, чтобы содержать войска греков или подкупать греческих политиков; в-третьих, определить возможное воздействие золота Персии на денежный оборот греков⁴.

В рамках небольшой статьи, конечно, нам не удастся затронуть все аспекты темы. Тем не менее, говоря о роли неофициальной дипломатии в греко-персидских отношениях, следует заметить, что в большинстве рассматриваемых случаев именно Персии (за редким исключением) принадлежит инициатива в налаживании неофициальных дипломатических контактов с греками, будь то путем частных контактов с участниками греческих посольств или путем направления собственных дипломатических миссий в Грецию; греки же часто только оказывались перед выбором: принять или отклонить персидские предложения. Сущность персидской политики в отношении греков американский востоковед А. Олмстэд, перефразируя известное латинское крылатое выражение, охарактеризовал как divide and conquer, а его соотечественник Дж. Балсер говорил о стремлении Персии контролировать Грецию дипломатическими средствами, и они выражали общее мнение, неоднократно высказываемое в историографии⁵. Однако, чтобы сделать вывод о том, что уже античные авторы вполне осознавали политическую роль Персии в делах греков, достаточно сослаться на Фукидида и Ксенофонта. Так, например, Фукидид в VIII книге рассказывает, что Алкивиад убедил персидского сатрапа Тиссаферна уравновесить (ἔχειν δ᾿ ἀμφοτέρους ἐᾶν δίχα τὴν ἀρχήν и ἐπανισοῦν τοὺς Ἕλληνας πρὸς ἀλλήλους — соответственно: VIII. 46. 1 и VIII. 57. 2) и истощать (τρίβειν... πρῶτον ἀμφοτέρους и τρίβειν αμφοτέρους — VIII. 46. 4 и VIII. 56. 2) греков во время их междоусобной борьбы. Подобным образом политику Персии оценивает Ксенофонт, сообщая о совете по поводу ведения войны, который Тиссаферн дал Киру Младшему: «Следить за тем, чтобы никто из греков не был сильным, но все были слабыми, и находились в распрях друг с другом» (σκοπεῖν ὅπως τῶν ῾Ελλήνων μηδὲ οἵτινες ἰσχυροὶ ὦσιν, ἀλλὰ πάντες ἀσθενεῖς, αὐτοὶ ἐν αὑτοῖς στασιάζοντες — Hell. I. 5. 9). Подобные же соображения о роли Персии в делах Эллады (правда, уже без прямой отсылки к Алкивиаду) можно найти у Исократа (IV. 134, 138–139) и Демосфена (X. 51). Понятно, что такая политика, принятая персами со времени Греко-персидских войн, была уже хорошо понята греками в период Пелопоннесской войны и имела под собой объективные основания, среди которых, прежде всего, следует назвать отстаивание с.68 своих собственных интересов в отношениях с греками, но не военными средствами, а средствами дипломатическими, поскольку на протяжении более двух столетий Персия выступала антагонистом греческому миру. Одним из средств подобной политики Персии была неофициальная дипломатия. Неофициальная дипломатия обеспечивала, с одной стороны, проникновение в Грецию персидского золота, а с другой стороны, формирование и поддержание в греческих городах персидских сторонников, получавших финансовую помощь Персии и готовых выступать проводником ее интересов на Балканах.

В определении сущности неофициальной дипломатии Персии в отношении греков мы должны учитывать несколько моментов: во-первых, следует констатировать, что в какой-то момент именно неофициальной дипломатии принадлежала ведущая роль во взаимоотношениях с греками — это произошло после Греко-персидских войн; во-вторых, мы не знаем, было ли это типичным явлением для персидской дипломатии вообще или только отражало специфику взаимоотношений с греками, впрочем, как не знаем и организацию дипломатической службы Персии. Тем не менее, мы знаем о миссиях, которые можно с полным основанием отнести к неофициальным, но если рассматривать их с позиции греков. Конечно, не всегда возможно провести четкую градацию между официальными и неофициальными миссиями Персии, тем не менее, существуют несколько критериев, которые делают более легким такое разграничение.

Первый критерий связан с вопросами терминологии: это неупотребления терминов «послы» или «глашатаи» применительно к таким посланцам. Так, следует заметить, что в отношении миссии Александра I, царя Македонии, Геродот не употребляет обычного для него слова ἄγγελος, применяемого к официальным послам, но использует причастный оборот ἀποπεμφθεὶς ὑπὸ Μαρδονίου (VIII. 140). Точно также фразой о том, что находящийся в Афинах Мардоний πέμπει ἐς Σαλαμῖνα Μουρυχίδην ἄνδρα ῾Ελλησπόντιον, начинает свой рассказ Геродот о миссии Мурихида на Саламин, имевшей целью склонить афинян к союзу с Персией (IX. 4). Фукидид, как и Геродот, употребляет подобную же конструкцию применительно к миссии Мегабаза в Спарту: βασιλεύς πέμπει ἐς Λακεδαίμονα Μεγάβαζον ἄνδρα Πέρσην (I. 109). Однако для Фукидида неиспользование по отношению к Мегабазу технического термина πρεσβευτής может быть достаточно показательным. Дело в том, что этот термин и его производные (πρέσβεις, πρεσβεία), аористное причастие πρεσβευσάμενοι в различных формах, столь же часты у Фукидида, как, например термин ἄγγελος и его дериваты у Геродота. По TLG термин πρέσβεις в разных грамматических конструкциях встречается у Фукидида 98 раз, πρεσβευτής — 8 раз, πρεσβεία — 14 раз; πρεσβευσάμενοι — 2 раза.

То, что Фукидид определенно делал различие между официальными и неофициальными дипломатическими миссиями даже применительно к Персии, показывает следующий характерный пример. Историк, рассказывая о переговорах в Спарте зимой 412 г. до н. э. об условиях будущего спартано-персидского союза, называет представителя Тиссаферна термином πρεσβευτής (один из немногих случаев с.69 употребления этого термина применительно к персидскому представителю), тогда как в отношении посланцев Фарнабаза Каллигита и Тимагора он не употребляет такого определения (его выражение здесь — πέμψαντος Φαρναβάζου — VIII. 6. 1). Это может предполагать, что речь идет об официальном персидском посольстве, направленном в Спарту Тиссаферном и наводит на заключение, что посольство от Фарнабаза не было официальным. Еще более убеждает в этом выводе то обстоятельство, что Каллигит и Тимагор названы греческими изгнанниками из Мегар и Кизика, находившимися при дворе сатрапа, посол же Тиссаферна не упомянут по имени, а это может говорить в пользу того, что таковым, скорее всего, являлся перс. Таким образом, Тиссаферн мог выступать на переговорах от имени царя, а Фарнабаз от своего имени. Подобные же словоупотребления мы встречаем и у греческих историков IV в. до н. э. В отношении миссии Тимократа Родосского мы читаем у Ксенофонта (Hell. III. 5. 1) о том, что Тифравст πέμπει Τιμοκράτην τὸν ῾Ρόδιον εἰς ῾Ελλάδα, а у Оксиринхского историка: ὁ παρὰ τοῦ βαρβάρου πεμφθεὶς (Hell. Oxy. XXI. 1).

И второй критерий — участники неофициальных дипломатических миссий не вели переговоры с официальными властями греческих полисов и тем самым не подлежали процедуре приема греками чужеземных послов, а имели дело, главным образом, с частными лицами, и почти во всех случаях — подчеркивается в источниках роль персидского золота. Среди таких лиц — ведущие политики в греческих полисах, лидеры политических группировок. Большинство известных нам неофициальных дипломатических миссий Персии принадлежат именно этому случаю. Однако, если речь идет о персидских послах, направленных царем Персии или сатрапами с поручением довести позицию царя до официальных властных структур греческого полиса, или же о представителях восточных династов, то — независимо от степени подчиненности последних центральной администрации Персии — посланцы вполне могли считаться официальными и наделялись почестями как чужеземные послы.

Первые неофициальные дипломатические миссии Персии восходят еще к периоду Греко-персидских войн и, как можно судить по источникам, имели своей целью распад антиперсидской коалиции, которая, как известно, базировалась на союзе Афин и Спарты. Решающее значение позиции двух этих полисов во время конфликта с Персией несомненно, и это находит выражение у Геродота (VII. 139). Именно Геродот отмечает, что после Саламинского сражения в окружении персидского главнокомандующего Мардония все чаще стали раздаваться голоса об изменении стратегии и тактики ведения войны в Греции, отказа от непосредственных военных действий в пользу дипломатии с особым акцентом на роль финансовых средств в отношениях с греками. Как следует из сообщения Геродота (IX. 2), впервые эту идею высказали Мардонию некоторые фиванцы, занимавшие проперсидскую ориентацию в период Греко-персидских войн: «Пошли денежные подарки наиболее влиятельным людям в отдельных городах и этим ты внесешь раздор в Элладу. А затем с помощью своих новых с.70 приверженцев без труда одолеешь врагов». Эту же мысль Геродот (IX. 41) вкладывает в уста персидского военачальника Артабаза на военном совете накануне сражения при Платеях: «У персов ведь много золота в монете и нечеканного, а также серебра и драгоценных сосудов для питья. Все эти сокровища, ничего не жалея, нужно разослать эллинам, именно наиболее влиятельным людям в городах. Тогда эллины тотчас же предадут свою свободу, и персам вовсе не нужно будет вступать в опасную битву». Но, как считает Геродот, Мардоний не принял предложенный ему план действий, о чем, по мнению «отца истории», может говорить его намерение сражаться с греками. Но отказ Мардония, очевидно, не был столь категоричным, и персидский военачальник был готов к тому, чтобы использовать, где это было возможно, «дипломатию золота». К указанному периоду принадлежат три известные персидские неофициальные миссии.

Прежде всего, следует назвать дипломатическую миссию македонского царя Александра I Филэллина (Hdt. VIII. 140–144), выступавшего в качестве персидского посланца после победы греков при Саламине⁶. Цель этой миссии, как явствует из рассказа Геродота, заключалась в намерении персов предложить мирные условия Афинам, и тем самым добиться их выхода из войны, а это означало бы распад Панэллинского союза. «Отец истории» рассказывает, что посольство в Афины в 479 г. до н. э. направил персидский полководец Мардоний, оставленный Ксерксом в Греции с сухопутным войском (VIII. 140). Геродот не упоминает о том, что Мардоний предлагал деньги афинянам. Однако он сообщает, что афиняне дали обеспокоенным спартанским послам ответ, который определенно подразумевает готовность персидской стороны предоставить афинянам значительные финансовые средства: «нет на свете столько золота, нет земли, столь прекрасной и плодоносной, чтобы мы ради этих благ захотели перейти на сторону персов и предать Элладу в рабство...» (VIII. 144). Более определенно о персидском предложении денег афинянам говорит Аристодем, который в своем рассказе мог следовать какой-то иной традиции, отличной от геродотовой. Он отмечает, что Мардоний, направив Александра I в Афины, предложил афинянам в дар 10 тыс. талантов (Aristodem. FGrH. 104. F. l = P. Oxy. XXVII. 2469). К 479 г. до н. э. принадлежит также миссия геллеспонтийца Мурихида на Саламин. В последнем случае Геродот также не отрицает возможность использования персидских денег для подкупа одного из членов булэ — Ликида, который подал афинянам совет отнестись со вниманием к предложениям Мурихида, за что и был забит камнями (женщины учинили расправу над семьей Ликида: IX. 4–5). Демосфен (XVIII. 204) и некоторые составители схолий упоминают об этом случае, но вместо Ликида называют Кирсила⁷.

с.71 В сообщениях различных античных авторов присутствует рассказ об осуждении афинянами зелеита Арфмия, который доставил персидское золото в Пелопоннес (τὸν χρυσὸν τὸν ἐκ Μήδων εἰς Πελοπόννησον ἤγαγεν — Demosth. Philip. III. 42). Рассказ этот, несомненно, отражает реально имевшие место события и находит свое отражение у афинских ораторов IV в. до н. э., которые уверенно свидетельствуют о существовании стелы с псефизмой против Арфмия, провозглашавшая его атимию (Dem. IX. 41; XIX. 272; Din. II. 24–25; Aesch. III. 258–259). Уже в самой античной традиции не существовало определенного мнения в отношении хронологии дипломатической миссии Арфмия. Так, в некоторых сообщениях схолий можно прочитать, что Арфмий выступал в качестве посла даря Дария I в 491 г. до н. э. и привез «золото варваров» в Афины (Schol. Aesch. Persae. sch. hyp. 15). Другие же схолии относят миссию Арфмия ко времени похода Ксеркса 480 г. до н. э. и сообщают о его посещении Спарты (Schol. Ael. Arist. III. 327). Нам уже приходилось анализировать указанные версии, в результате чего мы пришли к выводу, что правильнее относить поездку Арфмия к периоду похода Ксеркса, принимая во внимания два обстоятельства: во-первых, сообщения Геродота об аналогичных персидских миссиях в Афины; во-вторых, свидетельства в пользу появления афинской псефизмы против Арфмия только после неудачи похода Ксеркса в Грецию⁸.

Несомненно, все эти неофициальные дипломатические миссии Персии еще периода открытого военного конфликта были направлены на поиск политических сторонников Персии в греческих городах — участниках Панэллинского союза. Ведь мы должны учитывать, что в период Греко-персидских войн в Греции ширилось движение мидизма и показательными в этом отношении являются не только примеры Эгины, Фессалии, Фив или Аргоса⁹. Достаточно упомянуть о том, что существовала традиция об участии в битве при Платеях в 479 г. до н. э. на стороне персов до 50 тыс. греков (50 тыс: Plut. Arist. 18. 7; 40 тыс.: Aristodem. FGrH. F. 1. 2. 3 = P. Oxy. XXVII. 2469 s. 2). Наличие сторонников персов даже в Афинах представляется вполне определенным как в период битвы при Марафоне в 490 г. до н. э., так и во время экспедиции Ксеркса. В литературе уже было написано о пресловутом «мидизме» Алкмеонидов, о персофильстве группировки «друзей тиранов»¹⁰. Кроме того, Плутарх сохранил сведения о заговоре группы афинян накануне сражения при Платеях в 479 г. до н. э., целью которого было свержение демократии и передачи государства персам, упоминая среди с.72 заговорщиков Эсхина и Агасия (Plut. Arist. 13). Несомненно, и в Спарте должны были находиться сочувствующие персам, вероятно, те, кто был связан личными узами с бывшим спартанским царем Демаратом, находившимся в 480 г. до н. э. в стане Ксеркса.

Как и следовало ожидать, после побед греков над персами и полного изгнания персов из Греции должна была значительно возрасти активность неофициальной дипломатии Персии. Произошло изменение и в целях такой дипломатической деятельности. Однако, сведений о подобных персидских миссиях в период пентеконтаэтии немного, да и их результат также не всегда можно достоверно определить. Так, очевидно, такие персидские посланцы содействовали переписке Павсания с царем Ксерксом, после первого оправдания спартанского царя, когда он поселился в троадском городе Колонах. Единственный показательный пример — миссия в Спарту перса Мегабаза во время первой Пелопоннесской войны и экспедиции афинян в Египет (в большинстве исследовательских работ она датируется в диапазоне 458–456 гг. до н. э., и мы сейчас не будем подробно вдаваться в вопросы хронологии). Фукидид сообщает о миссии Мегабаза предельно кратко (I. 109. 4). Однако мы можем быть уверены в следующем: во-первых, Мегабаз также доставил в Грецию персидские финансовые средства; во-вторых, персидские власти (Артаксеркс I или скорее даже его сатрапы, возможно, это был Мегабиз, сын Зопира) стремились использовать афино-спартанские противоречия в собственных целях. Так, согласно греческому историку, цель Мегабаза заключалась в том, чтобы побудить пелопоннесцев совершить вторжение в Аттику и тем самым вынудить афинские войска покинуть Египет. Миссию также постигла неудача: «деньги были растрачены напрасно, и Мегабазу с остатком денег пришлось возвратиться в Азию» (Thuc. I. 109. 4). Причину неудачного завершения миссии мы видим в том, что власти Спарты были достаточны стойки к попыткам Персии использовать афино-спартанские противоречия в своих собственных целях: эхо Греко-персидских войн все еще давало о себе знать и любое сотрудничество с персами не способствовало укреплению репутации Спарты в Греции. Но крайне интересным представляется замечание Фукидида, что Мегабаз потратил часть своих денег среди спартанцев, что скорее говорит о том, что персидский посланец расходовал средства среди тех, которые мало влияли на внешнюю политику Спарты¹¹.

В период Пелопоннесской войны укрепляется влияние Персии на политическую ситуацию в Греции, что объясняется острой необходимостью противоборствующих греческих полисов в персидской поддержке как финансовой, так и военной. В этот период, как и в с.73 последующие годы Коринфской войны вплоть до Анталкидова мира, мы осведомлены, по крайней мере, о ряде неофициальных дипломатических миссий, организованных Персией. Так, в 425 г. до н. э. персидский царь Артаксеркс I направил перса Артаферна с поручением доставить какие-то письма в Спарту. Артаферн был перехвачен афинянами (стратегом Аристиппом, сыном Архиппа), а затем сопровождал уже афинское посольство в Персию (последнее, однако, вынуждено было возвратиться назад, услышав новости о смерти царя — Thuc. IV. 50. 1–3). Мы не знаем, был ли Артаферн официальным персидским послом или был отправлен в Спарту неофициально (Фукидид употребляет выражение παρὰ βασιλέως πορευόμενον ἐς Λακεδαίμονα, что говорит скорее в пользу неофициального характера этой персидской дипломатической миссии). Неофициальным было посещение Пелопоннеса и предводителем родосских олигархов Дориеем уже после завершения Пелопоннесской войны (Paus. VI. 6. 6 = Androtion. FGrH. 324 F. 46). Цель Дориея, вероятно, состояла в ведении антиспартанской пропаганды в городах Греции, и здесь можно также предположить персидское соучастие в организации его миссии (Дорией был захвачен и казнен в Спарте в 396 г. до н. э.).

К весне 395 г. до н. э. относится поездка Тимократа Родосского в Грецию. В результате исследования этого эпизода мы пришли к выводу, что его миссия была организована совместными усилиями персидских сатрапов Тифравста и Фарнабаза, а также при содействии афинянина Конона¹². Совершая свой вояж в Грецию, Тимократ должен был доставить персидское золото в размере 50 талантов серебра (10 тысяч дариков) и распределить его среди ведущих политиков в Афинах, Фивах, Аргосе и Коринфе (Xen. Hell. III. 5. 1; Hell. Oxy. X. 2, 5; Paus. III. 9. 8; Plut. Ages. 15; Artax. 20. 3; Lys. 27; Moral. 211b)¹³. Однако политической целью миссии Тимократа было сплотить и активизировать в Греции антиспартанские политические группировки, чтобы они побудили сограждан начать войну со Спартой и тем самым бы воспрепятствовали развертыванию наступления Агесилая в Малой Азии. Очевидно, что в данной ситуации мы видим реализацию той самой с.74 программы действий, которую безуспешно пытался выполнить Мегабаз полвека ранее. Таким образом, миссия Тимократа стоит в одном ряду с миссией Мегабаза, но успех первой объясняется изменившимися ориентирами в политике греков по отношению к Персии, да и в целом, в понимании роли Персии в греческом мире. Хотя, конечно, следует заметить, что этот успех был довольно относительным, и вполне закономерно замечание Оксиринхского историка, что не деньги, розданные Тимократом, а враждебная спартанцам позиция лидеров политических группировок в ведущих полисах в конечном итоге привела греческий мир к войне со Спартой в 395–386 гг. до н. э. (Hell. Oxy. X. 5).

После заключения Анталкидова мира в 386 г. до н. э. дипломатическая активность Персии продолжала оставаться на довольно высоком уровне. И хотя мы, разумеется, не осведомлены обо всех попытках Персии влиять на политическую ситуацию в Греции дипломатическими средствами, тем не менее в отношении персидских неофициальных дипломатических миссий этого периода известно гораздо больше, чем о предшествующих, и это показательно. Так, прежде всего, указанные миссии по-прежнему были нацелены на поиск наиболее влиятельных политических деятелей в греческих полисах, которые могли выступать в защиту персидских интересов в Греции и побуждать своих сограждан к принятию решений в пользу Персии.

Так, в 370-е гг. до н. э. персидское золото в Грецию в размере 30 тысяч дариков доставил некий Диомедонт из Кизика, который посетил Фивы, пытался подкупить известного фиванского полководца Эпаминонда, а после неудачи этой попытки направился в Афины, намереваясь вести переговоры с афинским стратегом Хабрием (Nep. Epam. 4; Plut. Moral. 193c).

Десятилетие спустя, в 360-е гг. до н. э. некий посланец царя, уже персидского происхождения, посетил Спарту, предлагал денежные подарки царю Агесилаю и доставил письмо, призывающее его заключить гостеприимство и дружбу с царем Артаксерксом II. Однако он встретил категоричный отказ, причем изложенный Ксенофонтом ответ Агесилая персидскому посланнику, чтобы тот передал царю, что не следует посылать к нему письма частным образом (ὡς ἰδίᾳ), говорит в пользу неофициального характера этой дипломатической миссии перса (Xen. Ages. VIII. 3–4; Plut. Moral. 213e). Попытка навязать грекам выгодные персам решения была предпринята другой неофициальной миссией абидосца Филиска в 369/8 г. до н. э.¹⁴ Как сообщают Ксенофонт и Диодор, Филиск посетил Грецию по поручению царя и сатрапа Ариобарзана, также снабженный персидскими деньгами, и пытался влиять на внешнеполитическое положение в Греции, оказывая поддержку Спарте против Фив на созванном им дипломатическом конгрессе в Дельфах (Xen. Hell. VII. 1. 27; Diod. XV. 70. 2). Однако эти его попытки не принесли ожидаемого результата ввиду сопротивления других греков и прежде всего фиванцев, но они еще раз показали приверженность с.75 персов своей прежней политике поддержки той воюющей стороне, которая была в более слабом положении, а таковой персы в тот момент могли считать Спарту. Однако в ходе миссии Филиск, несомненно, вел переговоры и с наиболее влиятельными спартанскими и афинскими политическими деятелями, возможно, именно он обеспечил заключение союза Спарты и Ариобарзана (Xen. Ages. II. 25) и договорился с афинянами о будущем взаимодействии с сатрапом.

Справедливости ради следует заметить, что неофициальная дипломатия Персии не может быть сведена только к дипломатическим миссиям. Во многих случаях неофициальные контакты персов с греками осуществлялись и в ходе обычных официальных греческих посольств в Персию. О богатстве царя Персии ходили легенды в греческом мире (ср.: Dem. XIV. 27), и здесь уместно вспомнить широко известную шутку одного из афинских послов в Персию Эпикрата, однажды заявившего в народном собрании, что демосу лучше вместо девяти архонтов ежегодно выбирать девять послов к царю из самых простых и бедных граждан, чтобы они разбогатели благодаря его щедротам (Heges. ap. Athen. VI. 58. P. 251a–b; Plut. Pel. 30. 12). Денежные подарки от царя получил, как говорили, еще Каллий, сын Гиппоника, который, согласно сообщению Демосфена (XIX. 273), был привлечен даже к суду по обвинению в подкупе и оштрафован на 50 талантов. Золото и серебро, квалифицируемое как взятки (δωροδοκήματα), приняли от царя и афинские послы в Персию в 393/2 г. до н. э. Эпикрат и Формисий (Plato. CAF. I. F. 119).

Мы знаем о том, что греческие послы в Персию не только получали значимые денежные подарки от персидского царя, но и выполняли некие царские поручения, и в последнем случае обвинения в подкупе послов могли быть вполне обоснованны. Наиболее показателен пример с дипломатическими миссиями греков в Сузы 367 г. до н. э. Дары, которые царь предоставил афинскому послу Тимагору, превосходили поистине все границы, определенно не соответствовали нормам дароприношения, существовавшим при персидском царском дворе по отношению к иностранным послам и вполне могли рассматриваться греками как взятки¹⁵. Что касается «обычных даров», то, как представляется, их получил фиванский посол Пелопид, отказавшись от всех прочих царских подношений (Plut. Pel. 30). Перечень этих «обычных даров» дошел до нас благодаря единственному в своем роде сообщению Элиана (VH. I. 22), который в числе таковых называет серебряный вавилонский талант в чеканной монете, два серебряных сосуда (φιάλαι) по таланту ценой, браслеты, короткий персидский меч (μάχαιρα), нагрудную цепь достоинством в тысячу дариков и особую мидийскую одежду, называемую дарственной.

с.76 Что же получил Тимагор? Источники единодушно утверждают, что Тимагор получил у царя не только золото и серебро в размере 10000 дариков, но и драгоценное ложе, и рабов, чтобы застилать это ложе, и даже 80 коров с пастухами — под тем предлогом, что, страдая болезнью, он постоянно нуждается в коровьем молоке, а также 4 таланта в качестве платы его носильщикам (Plut. Artax. 22. 5–6; Pel. 30. 6; ср.: Dem. XIX. 137). Далее, в источниках достаточно определенны указания, что Тимагор во время пребывания в Сузах и впоследствии в Афинах выполнял задания персов и его коллега по посольству Леонт возбудил против него обвинение и добился его казни афинянами (Xen. Hell. VII. 1. 38; Plut. Pel. 30; Artax. 22; Dem. XIX. 137, 191; Suda. s. v. Τιμαγόρας). Показателен также пример с афинским послом в Персию Эфиальтом, который, имея поручение царя поднять своих сограждан на войну с Филиппом II, около 340 г. до н.. э. доставил в Афины царское золото в размере 300 талантов и распределил часть этих денег, по слухам, между ораторами Демосфеном ([Ps-Plut.] Vit. X Or. 847 F; Aesch. III. 239) и Гиперидом ([Ps-Plut.] Vit. X Or. 848 E).

Приведенных примеров достаточно, чтобы поместить неофициальную дипломатию среди основных средств внешней политики Персии в отношении греков; по крайней мере, сообщений в источниках о случаях неофициальной дипломатии не меньше (а возможно, даже и больше!), чем известий об официальных посольствах, направленных персами в Грецию, впрочем, последние должны быть рассмотрены в специальной работе. Особого рассмотрения требует как официальная, так и неофициальная дипломатия греков в отношениях с Персией. На основании же рассмотренного материала можно сделать вывод, что, несмотря на все затраченные усилия, персидский опыт проведения неофициальной дипломатии показывает, что она все же не была в должной мере эффективной. Мы видим, что особо обреченными на неудачу были попытки подкупа персами некоторых ведущих политических деятелей греческих городов и даже принявшие персидские деньги, очевидно, не спешили проводить в жизнь персидские интересы, если они не совпадали с интересами их государства, собственными или интересами их политической группировки. Наконец, те из греков, которые в действительности были готовы уповать на персидскую поддержку, зачастую не имели достаточного влияния в своем собственном государстве для осуществления своих намерений (в этом смысле показательна судьба проперсидских группировок периода Греко-персидских войн). «Пятая колонна», несмотря на все старания, так и не была создана персами в Греции, и случаи неофициальной дипломатии предстают лишь как отдельные эпизоды внешней политики Персии по отношению к греческому миру. И здесь уместно подчеркнуть то обстоятельство, что препятствие для плодотворного с.77 использования «дипломатии золота» могло быть в большей степени обусловлено значительными различиями в системах нравственных ценностей персов и греков, создававших трудности при достижении взаимопонимания между ними (не говоря уже о различиях социокультурного и лингвистического характера)¹⁶.

The article is devoted to the Persian informal diplomatic missions and the impact of the Persian gold upon the Greek interstate relations. The beginning of Persian informal diplomacy may be dated to the last period of Xerxes’ invasion when the Greek naval victory of Salamis in 480 B. C. opened the new phase in the Greek war with Persia. The informal missions became regular in the Persian diplomatic practice toward the Greeks in the V and IV B. C. The Persian emissaries in their visits to Greece established contacts with prominent and influenced Greek politicians. They intended to provide the Greeks with the Persian gold and prompted them to conduct the policies in accordance with the Persian ends. There were a number of Persian informal missions to Greece (Arthmius of Zeleia, Megabazus, Artaphernes, Timocrates of Rhodes, Philiscus of Abidus, etc.), which were not always fruitful. The Greeks were eager to use the Persian financial support, but they rarely could be actually bribed. In fact, they preferred to use the Persian help for the conduct of policy in their own interests.

^* Сокращенный вариант статьи был опубликован в материалах конференции, проведенной в Казанском университете в 2003 г.: Рунг Э. В. «Неофициальная дипломатия» во внешней политике Персии по отношению к грекам // Историки в поиске новых смыслов. Сборник научных статей и сообщений участников Всероссийской научной конференции, посвященной 90-летию со дня рождения профессора А. С. Шофмана и 60-летию со дня рождения профессора В. Д. Жигунина, Казань, 7–9 октября 2003 г. Казань, 2003. С. 217–225.

¹ Тревес П. Проблема политического равновесия в классической античности. М., 1970. С. 6–11.

² П. Кэртлидж справедливо называет такой подход в греческой историографии эллиноцентризмом (Cartledge P. Agesilaos and the Crisis of Sparta. L., 1987. P. 184–185).

³ Такой подход реализуется в ряде работ современных исследователей (См.: Tuplin C. J. Achaemenid Studies. Historia Einzelschriften 99. Stuttgart, 1996; Miller M. C. Athens and Persians in the Fifth Century B. C.: A Study in Cultural Receptivity. Cambr., 1997).

⁴ Lewis D. M. Persian Gold in Greek International Relations // L’or perse et l’histoire grecque / Actes de la table ronde du CNRS à Bordeaux du 20 au 22 mars 1989 réunis par Descat Raymond. REA. 1989. T. 91. № 1/2. P. 227–235.

⁵ Olmstead A. T. The History of the Persian Empire (Achaemenid Period). Chicago, 1948. P. 343; Balcer J. M. The Greeks and the Persians: The Processes of Acculturation // Historia. 1983. Bd. 32. H. 3. S. 257. Обзор других подобных исследовательских точек зрения на проблему роли Персии в межгосударственных отношениях классической Греции (особенно кон. V — сер. IV в. до н. э.) можно найти в работе: Zahrnt M. Hellas unter Persischen Druck? Die griechisch-persischen Beziehungen in der Zeit vom Anschluß des Königsfrieden bis zur Gründung des Korinthischen Bundes // AKG. 1983. Bd. 65. H. 2. S. 251.

⁶ Подробнее см.: Шофман А. С. Македонская дипломатия в греко-персидских войнах // Античный вестник. Омск, 1993. Вып. 1. С. 97–117.

⁷ См. также: Lyc. In Leocr. 122; Cic. De off. III. 48. А. Веррал отдает предпочтение имени Κύρσιλος, а Λυκίδης могло быть патронимиком Кирсила — сын Лика (Verral A. W. The Death of Cyrsilus Alias Lycides: A Problem in Authorities // CR. 1909. Vol. 23. 2. P. 36–40).

⁸ Об этой миссии см. статью с соответствующей литературой: Рунг Э. В. Миссия Арфмия Зелейского в Грецию // ΜΝΗΜΑ. Сборник научных трудов, посвященный памяти профессора Владимира Даниловича Жигунина. Казань, 2002. С. 169–182.

⁹ О мидизме подробнее см.: Рунг Э. В. Феномен мидизма в политической жизни классической Греции // ВДИ. 2005. № 3. С. 14–35.

¹⁰ См.: McGregor M. F. The Pro-Persian Party at Athens from 510 to 480 B. C. // HSCPh. Suppl. 1. 1940. P. 71–95; Holladay A. J. Medism in Athens 508–480 B. C. // GR. 1978. Vol. 25. P. 174–191; Суриков И. Е. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох. Роль Алкмеонидов в политической жизни Афин VII–V вв. до н. э. М., 2000. С. 71–73, 173; его же. Политическая борьба в Афинах в начале V в. до н. э. и первые остракофории // ВДИ. 2001. № 2. С. 124–125, 129.

¹¹ В отношении миссии Мегабаза: Печатнова Л. Г. Спарта и Персия: история отношений (середина VI — 413 г. до н. э.) // Проблемы античной истории / Сборник научных статей к 70-летию со дня рождения проф. Э. Д. Фролова. СПб., 2003. С. 88–89. Диодор (XI. 74. 6) говорит, что спартанцы не приняли персидские деньги, и здесь налицо расхождение с данными Фукидида. Расхождение может объясняться, видимо, тем, что в этом месте Диодор следует иной традиции, отличной от Фукидидовой, которая представляла бы дело таким образом, чтобы снять со спартанцев подозрение в принятии золота Персии.

¹² Об этой миссии см. с соответствующей литературой: Рунг Э. В. Персидская дипломатия в начале IV в. до н. э.: миссия Тимократа Родосского в Грецию // Античность: миры и образы / Сб. стат. Казань, 1997. С. 8–15; Rung E. Xenophon, the Oxyrhynchus Historian and the Mission of Timocrates to Greece // Xenophon and His World / Ed. by C. J. Tuplin / Historia Einzelschriften. H. 172. Stuttgart: Franz Steiner Verlag, 2004. P. 413–425.

¹³ Среди фиванцев, принявших деньги, Ксенофонт называет Андроклида, Исмения и Галаксидора, коринфян — Тимолая и Полианфа, аргосцев — Килона и его единомышленников (Xen. Hell. III. 5. 1–2). Павсаний перечисляет следующих: в Фивах — Андроклид, Исмений и Амфифемис; в Коринфе — Тимолай и Полианф; в Аргосе — Килон и Содам (Paus. III. 9. 8). Согласно Оксиринхскому историку, некий персидский посланец (ὁ παρὰ τοῦ βαρβάρου πεμφθείς), под которым исследователи обычно видят также Тимократа Родосского, появился в Фивах незадолго до вступления в войну Беотии с обещаниями денег от царя беотархам Исмению и Андроклиду, тем самым придав им решимости бороться против Спарты и уверенность в успехе грядущей войны (Hell. Oxy. XXI. 1). И хотя Ксенофонт обходит стороной факт принятия персидских денег афинянами, об этом недвусмысленно свидетельствуют Оксиринхский историк и Павсаний (Paus. III. 9. 5). По словам Оксиринхского историка, афиняне Эпикрат и Кефал вели переговоры с Тимократом и получили золото (Τιμοκράτει διελέχθησαν καὶ τὸ χρυσίον ἔλαβον — X. 2).

¹⁴ Об этой миссии см.: Рунг Э. В. Филиск — правитель на Геллеспонте // Античность: общество и идеи / Сб. стат. Казань, 2001. С. 46–62.

¹⁵ Об обычае дарообмена в Персидской державе см.: Sancisi-Weerdenburg H. Gifts in the Persian Empire // La Tribut dans l’empire perse: Actes de la Table ronde de Paris 12–13 Décembre 1986 / Ed. par P. Briant et C. Herrenschmidt. P., 1989. P. 131–146; Mitchell L. G. Greek Bearing Gifts. The Public Use of Private Relationship in the Greek World, 435–323 B. C. Cambr., 1997. P. 111–133. Об обвинениях послов в подкупе см.: Perlman S. On Bribing Athenian Ambassadors // GRBS. 1976. Vol. 17. 3. P. 223–233.

¹⁶ Как это убедительно показал Д. Констан, ссылаясь на соответствующие пассажи из Геродота, в качестве высшей ценности персы признавали χρήματα — деньги, материальные ценности, тогда как греки — ἀρητή — доблесть (Konstan D. Persians, Greeks and Empire // Herodotus and the Invention of History / Ed. by J. Peradotto and D. Boedeker. Arethusa, 1987. Vol. 20. 1–2. P. 61 ff.). К этому мнению стоит прислушаться.