Мотус А.А. Цицерон и Саллюстий в их отношении к гражданским войнам Древнего Рима (I в. до н.э.)

Цицерон и Саллюстий в их отношении к гражданским войнам Древнего Рима (I в. до н. э.)

Античный мир и археология. Вып. 5. Саратов, 1983. С. 33-46

с.33 Цицерон и Саллюстий являются типичными идеологами эпохи гражданских войн древнего Рима. Их взаимоотношения, классовые и политические позиции в гражданских войнах представляют большой интерес.

Крупный советский историк С. Л. Утченко, в своих исследованиях уделявший большое внимание политической идеологии эпохи падения римской рабовладельческой республики¹, называет этот период «эпохой Цицерона и Саллюстия»².

При рассмотрении вопроса об отношении Цицерона и Саллюстия к гражданским войнам своего времени, мы прежде всего должны исходить из классовых основ гражданских войн, которые во всяком обществе представляют естественное, при известных обстоятельствах неизбежное продолжение, развитие и обострение классовой борьбы³. В. И. Ленин писал, что гражданская война — более серьезная и ожесточенная, чем всякая другая. Так всегда бывало в истории, начиная с гражданских войн древнего Рима⁴.

В настоящей статье автор ставит задачу, сопоставив взгляды Цицерона и Саллюстия, выявить общие позиции в их отношении к гражданским войнам и показать несостоятельность их противопоставления. Такая постановка вопроса вызвана, как нам представляется, необходимостью пересмотреть и отбросить господствующую в античной историографии концепцию о Цицероне и Саллюстии как смертельных врагах-антиподах. Эта концепция оказала известное с.34 влияние и на советских историков. Так, С. Л. Утченко выдвинул положение о двух противоположных тенденциях социально-политической борьбы в Риме: демократической и антидемократической (консервативно-республиканской). Представителем демократической тенденции с «партийными» формами и лозунгами борьбы, по мнению С. Л. Утченко, следует считать Саллюстия. Глашатаем антидемократической борьбы с «внепартийными» лозунгами за «общепатриотические» интересы был Цицерон⁵.

Версия о враждебных отношениях между Цицероном и Саллюстием основывается главным образом на инвективных обвинительных речах, которыми будто бы обменялись Саллюстий и Цицерон. Большинство исследователей отвергли инвективы. Никому не удалось доказать аутентичность этих инвектив. Ответная речь Цицерона Саллюстию относится к более позднему времени. Как показал Рейценштейн, автор инвективы не знаком с обстановкой того времени, о котором идет речь, пренебрегает хронологией⁶. Инвектива против Цицерона, приписываемая Саллюстию, создавалась в эпоху гражданских войн. Этой инвективе посвящено исследование А. Курфесса, известного издателя сочинений Саллюстия⁷. Однако инвектива по стилю, языку и содержанию своих обвинений свидетельствует против авторства Саллюстия. Так, в обращении к Цицерону подчеркнуто пренебрежительное отношение к нему как к «новому человеку» — «Ромулу из Арпинума». Маловероятно, чтобы Саллюстий, сам по происхождению «новый человек», мог бы обращаться к Цицерону в такой форме. Явно нелогично возмущение Саллюстия, сторонника Цезаря, Цицероном в связи с его похвалами и угождениями Цезарю. «Хвалить Цезаря? Того, кого наиболее ненавидел, тому будешь с.35 наиболее угождать?»⁸. На таком ненадежном источнике, как инвективы, построено, по-видимому, и свидетельство Квинтилиана о вражде между Цицероном и Саллюстием⁹. Нельзя всерьез принимать и свидетельство Цицерона о том, что Теренция после развода с Цицероном «вышла замуж за Саллюстия, его врага»¹⁰.

Более основательным источником представляется рассказ Аскония в комментариях к речи Цицерона «За Милона» о выступлении Саллюстия и других народных трибунов против Милона, убийцы Клодия, и против Цицерона, принявшего на себя «ненавистную защиту». Но и это свидетельство Аскония о враждебном отношении Саллюстия к Цицерону теряет силу убедительности, так как в заключение говорится об их примирении. «Впоследствии Квинт Помпей и Саллюстий были в подозрении, что примирились с Милоном и Цицероном»¹¹.

Отрицательных высказываний друг о друге мы не встречаем ни у Цицерона, ни у Саллюстия. В «Заговоре Катилины» Саллюстий положительно оценивал деятельность Цицерона как консула. Он одобрительно относился к избранию Цицерона консулом, писал, что нобилитет долго противился избранию Цицерона как «нового человека», «хотя бы и превосходного» (quamvis egregius) (курсив мой. — А. М.). Но, «когда надвинулась опасность, тогда зависть и высокомерие отошли»¹². Первую речь Цицерона против Катилины Саллюстий назвал «блестящей и полезной для государства»¹³. Повествуя о раскрытии заговора Цицероном, Саллюстий отмечал, как изменилось после этого мнение плебеев: «стали возносить Цицерона до небес»¹⁴. Отрицая участие Цезаря в заговоре Катилины, Саллюстий отмечал стойкость Цицерона. Ничто не могло заставить Цицерона «ложно назвать имя Цезаря», принудить консула «к столь постыдному делу»¹⁵.

с.36 Несостоятельно также противопоставление Цицерона и Саллюстия на основании их различного отношения к Цезарю. Несмотря на крайнюю противоположность оценок Цезаря Цицероном в разное время, есть и общее в отношении Цицерона и Саллюстия к Цезарю. Таким общим является их несостоявшиеся расчеты и надежды на Цезаря как на «восстановителя государства» (moderator rei publicae), о чем свидетельствует сопоставление писем Саллюстия к Цезарю и речи Цицерона «За Марцелла». Многие исследователи в зарубежной и советской историографии обратили внимание на общность содержания писем Саллюстия и речи Цицерона. Оба начинали с восхваления Цезаря как победителя, отмечали его милостливость (clementia)¹⁶. Оба возлагали надежды на Цезаря, который один только мог покончить с гражданскими войнами и спасти государство¹⁷. Оба подчеркивали одну и ту же мысль: слава Цезаря велика, но она не будет вечной и выдающейся, если он не укрепит государство. Саллюстий писал, что «если Цезарь восстановит государство, то кто на всей земле будет славнее, кто будет величественнее»¹⁸. Об этом же говорит Цицерон: если государство не укрепится, то «Цезарь не достигнет настоящей славы, хотя и отметят его величие... твое имя в потомстве не будет прочным»¹⁹. Цицерон неоднократно говорил о восстановлении Цезарем государства, его силы и достоинства (auctoritatem, dignitatem rei publicae) и в речи «За Марцелла», и в ряде писем²⁰.

С. Л. Утченко, сравнивая письма Саллюстия к Цезарю и речь Цицерона за Марцелла, цели их считает идентичными²¹.

Й. Фогт, преувеличивая демократизм Саллюстия, считая, что в письмах к Цезарю Саллюстий проводил линию «низложения олигархии и освобождения народа»²², отмечает тем не менее, что Саллюстий, с.37 как и Цицерон, видел в лице Цезаря восстановителя государства.

О существовании связей и общих интересов между Цицероном и Саллюстием интересное предположение высказал П. Б. Гурвич на основе изучения писем Цицерона, в которых упоминается имя Саллюстиев²³. В конце 54 г. до н. э. Цицерон писал брату о чтении своей книги «О государстве»: «Когда мне читали эти книги в тускульской усадьбе в присутствии Саллюстия, он указал мне, что об этом можно говорить с гораздо большей убедительностью, если бы я сам стал говорить о государстве, особенно потому, что я... консуляр и, притом, участник величайших событий в государстве»²⁴. Некоторым дополнительным доказательством того, что Цицерон читал свое сочинение «О государстве» Саллюстию-историку, может служить свидетельство самого Саллюстия о его занятиях по изучению государства²⁵. Объединять Цицерона и Саллюстия в период написания письма могло и общее дружественное отношение к Цезарю. Так, в этом же письме сразу после приведенного нами абзаца о чтении книги перед Саллюстием, Цицерон писал о дружбе с Цезарем, которая его радует²⁶.

Герхард Перл в работе «Кризис римской республики в оценке Саллюстия» обратил внимание на созвучность речи Филиппа против Лепида, приведенной Саллюстием²⁷ с Филиппикой Цицерона²⁸.

На сопоставлении взглядов Цицерона и Саллюстия, на их отношении к событиям гражданских войн, можно наглядно показать общность их рабовладельческой идеологии, государственных и социальных идеалов. Бесспорно, оба отрицательно относились к гражданским войнам и мятежам, были их решительными противниками. Переписка Цицерона и его речи изобилуют выступлениями против гражданских войн. «Я ничего так не избегал, как гражданской войны»²⁹. «В гражданских войнах все является несчастьем»³⁰. с.38 «Нет ничего хуже междоусобной войны»³¹. В борьбе между Цезарем и Помпеем Цицерон видел «угрозу гибельной войны»³², называя ее «противозаконной гражданской войной»³³, «несчастной и злополучной войной»³⁴. И Саллюстий считал гражданские войны гибельными для римского государства и народа. В письме к Цезарю он заклинал не допустить, «чтобы могущество великого и неповторимого народа... погибло из-за внутренних смут»³⁵. Предупреждая Цезаря об опасности новых гражданских войн, Саллюстий предсказывал гибель римскому государству, «когда граждане поднимут руки на граждан»³⁶. Войну Цезаря с Помпеем, битву при Фарсале, Саллюстий оценивал как войну «против братьев и отцов»³⁷.

Совпадают взгляды Саллюстия и Цицерона в оценке заговора Катилины и его последствий, неразрывно связанных с гражданской войной. Саллюстий писал о Катилине, что ему «с самой юности были приятны междоусобные войны, убийства, грабежи, гражданские раздоры»³⁸, и сообщники Катилины — ветераны Суллы — также жаждали «гражданской войны»³⁹, плебс — «государственного переворота»⁴⁰. Цицерон, называя Катилину «вождем междоусобной войны»⁴¹, считал его рожденным «для гражданского разбоя»⁴². Оба решительно осуждали программу действий и «произвол победителей в гражданской войне»⁴³. Однако будучи противниками гражданских войн, Цицерон и Саллюстий в практической своей деятельности были вольными или невольными участниками гражданских войн, хотя степень их участия была неодинакова. Саллюстий, хотя с.39 и участвовал в Африканской войне на стороне Цезаря и был проконсулом в Нумидии после победы Цезаря над Помпеем, обеспечив себя большим состоянием и разочаровавшись в своих планах государственного советника при Цезаре, полностью отошел от государственной деятельности и занялся историей гражданских войн. В предисловиях к «Заговору Катилины» и к «Югуртинской войне» Саллюстий говорил о своем решении закончить жизнь вдали от государственных дел. Саллюстий считал себя поборником объективной истины и в прошлом. «Ни одна партия во время гражданских войн (civilibus armis) не могла отклонить меня от истины»⁴⁴. Цицерон также выдавал себя за неприсоединившегося ни к одной стороне в гражданской войне, а в речи перед Цезарем даже заявил, что он сам «в гражданской войне никогда не принимал участия»⁴⁵. Однако в реальной действительности Цицерон способствовал обострению гражданских войн своей деятельностью консула, «прославившегося» казнью катилинариев, активным участием в подавлении движения Клодия и в борьбе между Помпеем и Цезарем, несмотря на все свое «посредничество». После победы Цезаря Цицерон не последовал примеру Саллюстия, не отказался от политической борьбы, чтобы заняться литературой и философией, хотя было время бурной литературной деятельности, когда Цицерон говорил о своем участии в войне, как о падении, когда ему было «совестно перед книгами» и он казался самому себе «опустившимся до участия в сильнейшей смуте». Цицерон не смог надолго отказаться от выступлений в сенате, на форуме, в суде, считая себя «защитником», «спасителем», «отцом отечества», идейным руководителем и блестящим оратором. В одном из писем тщеславный Цицерон прямо писал, что «тоскует по месту, где был на виду (курсив мой — А. М.), по форуму, по Риму»⁴⁶. Цицерон был если не участником, то вдохновителем убийства Цезаря, а для уничтожения Антония, открыто шедшего к единовластию, прямо призывал к гражданской войне. «Тот завершит войну, кто уничтожит Антония», — писал Цицерон⁴⁷. Для уничтожения Долабеллы, перешедшего на сторону Антония, Цицерон от имени сената и своего настаивал на военных с.40 действиях⁴⁸. Трагической ошибкой Цицерона была ориентация во имя «спасения отечества» на «божественного юношу» — Октавиана, этой, по выражению В. Г. Белинского, «гениальной лисы», сменившей «гениального льва»⁴⁹.

В оценке гражданских войн Цицерон и Саллюстий отводили большое место «рабской угрозе» и обнаруживали при этом полное единство взглядов и мнений по «рабскому вопросу». Нам представляется спорным тезис Е. М. Штаерман о том, что «рабский вопрос» приобретает первостепенное значение только в эпоху империи, когда раб становится основным производителем, поэтому у Цицерона рабству и рабам уделяется меньше внимания, чем у Колумеллы и Сенеки⁵⁰. Не вдаваясь в дискуссию, отметим бесспорный факт — страх рабовладельцев перед угрозой рабских движений, перед участием рабов в гражданских войнах, что отразилось у таких идеологов эпохи гражданских войн, как Цицерон и Саллюстий, современников крупнейшего движения рабов древности — восстания под руководством Спартака. Нельзя забывать положение В. И. Ленина о том, что «восстания или даже сильные брожения рабов в древности сразу обнаруживали сущность античного государства как диктатуры рабовладельцев»⁵¹. Поэтому нельзя согласиться с выводами Е. М. Штаерман о том, что правящий класс римского общества в доимператорский период видел своих противников не в рабах, а вообще в неимущих, почему рабовладельцы и не боялись вооружать своих рабов. Прежде всего, Цицерон и Саллюстий хорошо помнили о восстании Спартака, что отразилось и в их отношении к гражданским войнам. Саллюстий, судя по дошедшим до нас фрагментам, в двух книгах своих «Историй» описал движение рабов и стал одним из основоположников традиции преувеличения ужасов террора, которыми, будто бы, сопровождалось восстание Спартака⁵². Цицерон явно имел в виду восстание Спартака, когда представлял конечный итог победы Катилины как победу рабов. «Если бы они сделались консулами, диктаторами, царями, им все-таки неминуемо пришлось с.41 бы уступить все это какому-нибудь беглому рабу или гладиатору» (разрядка моя. — А. М.)⁵³. И Саллюстий считает, что победой Катилины «государству был бы причинен большой вред и бедствия» (magna clades atque calamitas)⁵⁴. В связи с движением Сатурнина Цицерон говорил о последствиях гражданских войн: «А если бы побеждены были честные люди (sin victi essent boni), то кто уцелел бы? Не ясно ли вам, что государство попало бы в руки рабов?»⁵⁵. Говоря о заслугах Помпея в подавлении восстания Спартака, Цицерон назвал это восстание «ужасной и опасной войной» (servili bello taetro periculosumque)⁵⁶. Цицерон приходил в ярость, взывал к бессмертным богам, когда рассказывал о священных играх, «устроенных» Клодием по примеру Афиниона или Спартака. Клодий ворвался на священные игры с бесчисленными толпами разъяренных рабов, чтобы одна часть зрителей была отдана во власть рабам, а другая состояла только из рабов. Гай или Аппий Клавдий не так устраивали игры: «они приказывали рабам уходить с мест зрителей». «А ты, — обращаясь к Клодию, говорит Цицерон, — на одни места пустил рабов, а с других согнал свободных»⁵⁷. Это свидетельство Цицерона ценно и тем, что сохранило память о грандиозных играх, проводившихся Спартаком для восставших рабов.

О прямом влиянии восстания Спартака свидетельствует страх, овладевший римлянами во время заговора Катилины при распространившихся слухах о подготовке восстания рабов в Капуе и в Апулии. Об этом свидетельствует Саллюстий. Когда пришло письменное сообщение о том, что С. Манлий в Этрурии, собрав большую армию, поднял восстание (arma cepisse cum magna multitudine), заговорили о предзнаменованиях, о тайных сборищах, сборе оружия и о том, что «в Капуе и Апулии подготавливается рабская война». Сенатом были приняты чрезвычайные меры: отправка войск в Этрурию и Апулию, объявление высокой награды за донос и свободным, и рабам, были удалены «гладиаторские группы», в Риме с.42 выставлены ночные караулы⁵⁸. Показательно, как Саллюстий объяснял отказ Катилины принимать рабов, «стекавшихся к нему огромными толпами». Он не хотел «дело граждан связывать с беглыми рабами»⁵⁹. С. Л. Утченко высказал вполне логичное предположение, не в связи ли со слухами о восстании рабов в Капуе и Апулии Катилина воздержался от приема рабов⁶⁰?

Капуя, ее рабы-гладиаторы всегда беспокоили рабовладельческий Рим. Цицерон писал о мерах, принятых Помпеем во время гражданской войны. В Капуе находились гладиаторы Цезаря, в школе было 5000 щитов. «Как говорили, они намеревались сделать вылазку». Помпей распределил их по двое (как рабов) между отдельными отцами семейств: «это было очень предусмотрительно с государственной точки зрения» (sane multum in eo rei publicae provisum est)⁶¹ (курсив мой. — А. М.). Интересно, что и Цезарь одобрил инициативу своего противника Помпея. Как писал Цицерон, в ответ на его послание из Капуи Цезарь по поводу акции с гладиаторами «не только не выразил осуждения, но и с величайшей похвалой отозвался о мерах Помпея»⁶². Цезарь вообще считал обращение к рабам «крайним средством» (extremum auxilium), которого следует избегать⁶³.

Использование рабов в гражданских войнах являлось показателем кризиса рабовладельческого общества, оно приводило к осложнениям рабовладельческих отношений, к росту вольноотпущенничества. Можно найти много примеров того, что рабы были «пешками в руках рабовладельцев», что борющиеся стороны использовали рабов, при этом опасаясь их, и для того, чтобы обезопасить себя, уничтожали рабов после использования. Интересный материал об этом приводит Аппиан⁶⁴.

Цицерон и Саллюстий резко осуждали не само по себе использование рабов, а их привлечение к мятежам обещанием свободы. с.43 Цицерон об этом неоднократно писал в связи с движением Катилины, Клодия и Антония. Цицерон обвиняет Клодия в попытке «составить войско из рабов против государства и частного имущества»⁶⁵. Об обещании рабам свободы, подстрекательстве рабов к мятежу Цицерон говорил неоднократно⁶⁶. И Саллюстий писал о намерении Катилины «поднять городских рабов, поджечь город».

Солидарность рабовладельцев перед лицом рабской угрозы сказывалась в их особом отношении к подавлению мятежей с участием рабов и низов. Особенно ярко это проявляется в оценке Цицероном решительных действий Антония и Долабеллы в подавлении движения Лжемария. Забыв о своих претензиях к ним, Цицерон в первой Филиппике против Антония восторгался жесточайшей расправой. «Сенат был избавлен от резни, крюк вонзился в тело беглого раба, присвоившего себе имя Мария»⁶⁷. В письме к Аттику по этому поводу Цицерон писал: «Прекрасно, что Антоний находит одобрение у нашего Брута»⁶⁸.

И Саллюстий, говоря о терроре Суллы как великом зле, при весьма отрицательном отношении к диктатуре Суллы, считал добрым началом расправу с преступными влиятельными людьми, которые потрясали мятежами государство⁶⁹.

Цицерон и Саллюстий признавали необходимость единоличной, твердой власти, чрезвычайных полномочий для борьбы с движениями рабов и низов. Они солидарны в оценке заслуг Мария в подавлении движения Сатурнина. Цицерон считал Сатурнина, против которого были все состоятельные (boni), врагом римского народа, а Мария называл «выдающимся мужем» (vir summus)⁷⁰. Саллюстий Лепида, призывавшего народ к мятежу, называет «разбойником», а его спутников «невольниками» и «убийцами». К Лепиду сбегались «люди всех сословий самые порченные», шедшие «от мятежа к мятежу, от войны к войне» — сподвижники ранее Сатурнина, после с.44 Сульпиция, потом Мария Дамасиппа, теперь Лепида⁷¹. Внимательное изучение Саллюстия в сопоставлении с Цицероном дает возможность сделать вывод, что не следует преувеличивать «демократизм» Саллюстия и его стремление к «народоправству». К современному им плебсу у Цицерона и Саллюстия исключительно отрицательное отношение. Общеизвестны убийственные характеристики, которые давал Цицерон римскому плебсу, но недалеко от него ушел и Саллюстий. «Беззаботно добывавшие себе средства к жизни смутою и мятежами». «Все, кого позор или преступление изгнали из дома, те, как в клоаку, стекались в Рим». «Эти нищие с испорченными нравами» и т. п.⁷² Когда Саллюстий предлагал Цезарю принять меры, чтобы плебс имел определенное занятие, организовать колонии для старых и новых граждан и перенести раздачи хлеба в муниципии, он аргументировал это тем, что «военное дело от этого выиграет, и плебс, занятый полезной деятельностью, перестанет вредить государству» (ab malo publico detineatur)⁷³ (разрядка моя. — А. М.). Ту же цель изгнания плебеев из Рима видел перед собой и Цицерон, когда поддерживал предложение о закупке земель для раздач. «Можно будет вычерпать городские подонки (sentimam urbis exauriri) и заселить безлюдные области Италии»⁷⁴. Саллюстий и Цицерон применяли для обозначения плебса одно и то же слово «sentina» (подонки, клоака, нечистоты).

Цицерон и Саллюстий осуждали насильственный характер действий во внутренней борьбе, особенно со стороны низов, руководимых вождями. В историческом экскурсе к Югуртинской войне Саллюстий считал неверным и опасным насильственное правление родиной и подданными, ибо «все насильственные изменения в порядке вещей и предвещают убийства, изгнания и прочие проявления вражды»⁷⁵. Время братьев Гракхов Саллюстий считал началом смут и осуждал их не столько за программу, сколько за насильственный метод действий. «Их стремление к победе не было достаточно с.45 умеренным по духу (haud satis moderatus animus fuit)... Для хорошего гражданина (bono) лучше быть побежденным, чем победить неправду злом»⁷⁶. Цицерон оценивал действия Гракхов более резко, следуя традиции оптиматов, стремившихся очернить Гракхов во мнении плебеев. «Такие мужи впали в столь великое для государства заблуждение». «Подобные им для наших отцов были нетерпимы»⁷⁷. Цицерон приписывал Гракхам попытку захватить царскую власть⁷⁸.

Несмотря на расхождения в отношении к нобилитету, к всадникам, особенно ростовщикам, общим у Цицерона и Саллюстия остается защита интересов всех состоятельных, так называемых «честных» (boni). Термином «boni» Цицерон и Саллюстий пользуются в обозначении и сенаторов, и среднезажиточных слоев⁷⁹.

В обобщенно-политических взглядах Цицерона и Саллюстия нашли свое отражение господствующие идеи времени — жажда гражданского мира и восстановление государства. В основном, их идеалы государства — в прошлом и отражают полисную идеологию, однако, следуя требованиям исторической действительности в переходный период от республики к империи, будучи сторонниками мирового господства Рима, Цицерон и Саллюстий, даже выступая против открытых форм «царской власти», в своих поисках государственных форм приближались к принципату как монархии, прикрытой республиканскими атрибутами. Но этот вопрос, как и многие другие, связанные с общностью и различиями взглядов Цицерона и Саллюстия, требует особого рассмотрения.

Безусловно, были и различия в их отношении к отдельным социальным группам, политическим деятелям, реформам, однако Цицерон и Саллюстий не были антиподами, представителями противоположных направлений в римской политике и идеологии эпохи гражданских войн. Цицерон и Саллюстий — типичные сыновья своего века со всеми его достижениями и пороками. Историческое значение великого оратора Цицерона и крупнейшего историка эпохи с.46 гражданских войн Саллюстия состоит в том, что они отражали высшее развитие и кризис господствующей идеологии республиканского Рима.