Сокольский Н.И., Стручалина Р.А., Голенко К.В. Третий Патрэйский клад

Сокольский Н. И., Стручалина Р. А., Голенко К. В.

Античный мир и археология. Вып. 2. Саратов, 1974. С. 89–106

с.89 Монетные находки являются одним из важнейших источников при изучении государств, городов и поселений Северного Причерноморья античной эпохи, о которых нет или очень мало свидетельств античных авторов. К числу таких городов или поселений относится и Патрэй.

Руины этого поселения находятся в северо-западной части Таманского полуострова¹ и, со значительной долей вероятности, связываются с городищем, расположенным на западном краю северного берега Таманского залива, у современного поселка Гаркуши (рис. 1).

Городище это обширно. В восточной его части располагается холм, наполовину разрушенный водами залива, представляющий остатки укрепления, обнесенного сырцово-кирпичными стенами. Неукрепленная, много большая по территории часть городища исследовалась очень мало. Напротив, с.90 возвышенная, небольшая часть, холм-укрепление, подверглась значительным раскопкам, хотя их результаты оказались в различные годы далеко не равноценными.

Рис. 1. Местоположение Патрэя. Фанталовский полуостров

Не касаясь истории этих ранних раскопок, отметим, что значительные новые материалы и уточненную стратиграфию принесли работы Таманской экспедиции Института археологии АН СССР, проводившиеся в основном силами патрэйского отряда, составленного из научных сотрудников и студентов Саратовского госуниверситета в годы 1964–1970.

Главные усилия были сосредоточены на исследовании холма-укрепления, в недрах которого обнаружены ранее найденные² и исследуемый — третий — клады монет. Вместе с комплексом сооружений и находок эти клады подчеркивают значимость всего городища и, в частности, непосредственно исследуемого объекта — укрепления. Третий клад монет, обнаруженный в 1969 г., по своему составу наиболее интересен с точки зрения нумизматической и, соответственно, имеет с.91 большое историческое значение. Монетные клады в большей степени, чем находки отдельных монет, способствуют изучению истории города в ее различных аспектах, но прежде всего помогают более определенно выявить важнейшие этапы истории города, уточнить хронологию археологических материалов.

Рис. 2. Расположение раскопа 1968–1970 гг. в границах руин крепости

С другой стороны, объяснение происхождения и значения клада невозможно без характеристики археологической ситуации. Методически такое двухстороннее, комплексное рассмотрение клада совершенно необходимо. Забегая вперед, скажем, что клад относится к III в. н. э., поэтому важно выделить те объекты и находки, которые относятся к тому же периоду.

с.92 Археологическая ситуация была исследована в два приема. Клад был найден в 1969 г., в конце сезона, когда раскопки участка не были завершены, а археологическая стратиграфия недоследована. Эти задачи были довершены в 1970 г.³

Участок, на котором найден клад, площадью 345 кв. метров, расположен на западном краю холма-укрепления (рис. 2). Работы на нем (рис. 3) производились в течение трех лет (1968–1970 гг.). В результате раскопок здесь выявлена наиболее полная и точнее зафиксированная шкала напластований с сопровождающими их строительными остатками. Эта шкала включает семь основных слоев, обнимающих период от II–I вв. до н. э. до раннего средневековья и указывающих, с одной стороны, на продолжительность жизни укрепленного поселения, с другой — на определенные и неравноценные этапы его истории⁴.

Рис. 3. Вид восточной части раскопа 1969–1970 гг. Остатки фундаментов II–III вв. н. э.

с.93 Выяснено, что крепость с сырцово-кирпичными стенами не являлась изначальным «акрополем-кремлем» Патрэя⁵, а построена в период конца I в. до н. э. — начала I в. н. э. на руинах позднеэллинистических строений (слой 1). В первый период существования укрепления (слой 2) в нем существовала плотная застройка из помещений, созданных по единому плану, подчиненному направлению оборонительных стен. В начале II в. н. э. крепость пережила катастрофу, связанную с пожаром и военным разгромом. Эта катастрофа одновременна той, которую пережили ряд других укреплений северо-западной части Таманского полуострова⁶. Результатом этих событий была смена застройки внутри укрепления (слой 3). Новая строительная планировка почти повторяла план застройки предыдущего периода. Это хорошо иллюстрируется тем, что неширокая улица (или переулок), открытая в пределах раскопа, проходившая с северо-запада на юго-восток и разделявшая блоки помещений, сохранялась без изменения в течение указанных двух периодов; только само замощение улочки подновлено фрагментами керамики, среди которой нет более поздних, чем II в. н. э.

Примерно на грани II–III вв. н. э. происходит новая, полная перестройка домов и помещений (слой 4), при которой соблюдалась только прежняя ориентация строений, диктовавшаяся конфигурацией крепостных стен, но сами фундаменты новых строений не повторяли местоположение нижележащих фундаментов предыдущего периода. В частности, упоминавшийся ранее переулок уже не существовал, он был засыпан грунтом, поверх которого лежали фундаменты новых строений. Это заставляет думать, что перестройка не была постепенной естественной сменой обветшавших строений, а связана с неизвестными нам важными событиями, хотя на исследованном участке иных, достаточно ярких, следов катастрофы, подобной катастрофе начала II в., не отмечено. Не лишено оснований предположение о том, что эта перестройка имела место в период правления боспорского царя Савромата II (174–210 гг. н. э.), при котором на Боспоре имели место с.94 серьезные военно-политические события⁷. Одним из грозных противников Савромата II, действовавших со стороны приазовских степей, как показывает надпись 193 г. из Танаиса, были сарматы-сираки⁸, объединившиеся в этот период с аланами. Серьезные военные столкновения пришлось вести и двум ближайшим наследникам Савромата II.

Археологические материалы дают возможность судить о том, что этот четвертый период жизни участка, как, видимо, и всего укрепления, длился не очень долго, всего несколько десятилетий, поскольку еще в пределах III в. н. э. происходит новая перестройка. В связи с историей клада монет эта перестройка (слой 5) вызывает особый интерес. Новые строительные работы были произведены уже без какого-либо учета плана предыдущих строений, фундаменты которых были засыпаны грунтом. Новое строительство велось не одновременно, а постепенно. Поселение не сразу оправилось от потрясения. Клад монет принадлежит 4-му слою, т. е. промежутку между двумя упомянутыми перестройками, из которых последняя, т. е. слой 5 указывает на серьезные изменения в жизни города.

Археологическое выделение этого (4-го) слоя потребовало особого внимания потому, что остатки более ранних и более поздних строений сохранились не полностью, и при этом лежат они близко друг к другу по высоте, а нередко, вследствие заглубления фундаментов и деформации почвы вблизи берегового обрыва, даже на одном горизонте. Тем не менее тщательное изучение стратиграфии грунтов и соотношения строительных объектов позволяет выделить комплекс остатков III в. н. э., т. е. остатков, которые были связаны с кладом и являлись современными монетам, заключавшимися в кладе.

Застройка 4-го слоя (конец II или начало III вв. н. э.) производилась после планировки участка грунтом, в основном происходившим от разрушенных сырцово-кирпичных стен предыдущего периода. Согласно полевой очередной нумерации, к слою относятся части фундаментов № 52, 53, 55, 59, 69, вымосток № 61, 62, 64, 67, пифоса № 78 и ямы № 65. Все перечисленные объекты составляли части одного или двух строительных блоков из нескольких помещений (рис. 4). В с.95 северной части участка обрывок фундамента № 69 и вкопанный около него пифос № 78, несомненно, относятся к одновременному, но отдаленному узким проулком дому. Пифос был пустым. Проулок шириной 1.30 м был замощен камнем (мостовая № 67).

Рис. 4. Остатки дома III в. н. э. и местоположение клада

С южной стороны проулка располагался строительный комплекс, судя по остаткам деформированных фундаментов, состоявший не менее чем из четырех помещений, обозначаемых нами цифрами I–IV. Реконструкция плана помещений II–IV в значительной мере гипотетична, но их существование несомненно. Помещение же I в своих основных элементах вполне ясно, и это тем более важно, что клад монет обнаружен именно в нем. Стены его шириною 0.60 м (т. е. 2 фута) были сложены из сырцовых кирпичей, покоившихся на невысоких фундаментах из уплощенных необработанных камней с.96 (известняков и плитняков). От сырцово-кирпичной кладки сохранились только следы. Вход в помещение располагался с северной стороны; в фундаменте (№ 53) сохранились остатки порога и дверного проема. Площадь внутреннего пространства составляла примерно 5.3×3.7, т. е. около 20 кв. м. Судя по остаткам каменной вымостки (№ 61) вдоль северной стены, пол был замощен. Отметим, что соседнее с западной стороны помещение II имело также замощенный, частью камнем, частью фрагментами керамики, пол; среди этих фрагментов нет более поздних, чем обломки амфор III в. н. э., особенно того типа, которые обнаружены в остатках обжигательной печи, исследованной в 1965 г. к востоку от укрепленной части городища. Гибель этой печи определяется III в. н. э.⁹

В западной части помещения находилась большая яма, глубиною около 2.20 м, несомненно, служившая зернохранилищем, но остатков зерна в ней не обнаружено, что возможно объяснить ее гибелью в летнее время перед сбором урожая. Кверху яма сужалась, а горловина ее, несомненно, была обложена камнем, частью обнаруженным в ее заполнении вместе с фрагментами керамики II и III вв. н. э.

Если считать, что комплекс из четырех в конструктивном отношении единых помещений принадлежал одному владельцу, то следует причислить его к хозяйству не бедного, а среднего достатка. Об этом может говорить и клад.

Клад найден у западной стены, невдалеке от юго-западного угла. Расчет указывает, что он находился на глубине 2 м от современной поверхности почвы и на 0.20 м ниже подошвы западного фундамента (№ 52). Следует полагать, что он помещен был в тайнике, у стены, под плитами пола, в деревянном ларце, как о том свидетельствуют остатки истлевшей древесины и два небольших железных гвоздика. Вещи клада лежали компактно, и в большей части коррозированные, слиплись между собой, а отдельные группы монет лежали столбиками. Последнее указывает на то, что в ларце столбики монет были обернуты в кусочки тонкой ткани или иного тленного материала. К сожалению, монеты этих столбиков были разъединены до их расчистки и обработки¹⁰. В противном случае с.97 анализ групп монет мог бы пролить некоторый свет на отношение современника-владельца к группировке и ценности отдельных видов монет.

Клад включал в себя 228 монет, два бронзовых кольца, две бронзовые пряжки, серебряный браслет, бронзовую фибулу, железный перстень и пастовую бусину. Следует думать, что кольца, пряжка и бусина не были положены как отдельные вещи, подобно браслету, фибуле и перстню, а были частью каких-то украшений (пояса, ожерелья и т. п.) из тленного материала.

Одно кольцо (рис. 5, 1) диаметром 35 мм, — круглое в сечении (толщина 3–4 мм); другое, не совсем правильное, диаметром 30 и 0.32 мм (рис. 5, 2), овальное в сечении (толщина 2–3 мм, ширина 4–5 мм), имеет слабо выраженное ребро посредине внешней стороны.

Рис. 5. Вещи из клада

Кованые пряжки однотипны, но различны по величине. Большая из них (рис. 5, 3) имеет размеры 24×25 мм, меньшая (рис. 5, 4) — 16×18 мм. Их корпус — ободок в сечении четырехгранный, сходящиеся концы, которые прикрываются петлей плоского язычка, утонщены. Один конец язычка петлею с.98 обвивает (для вращения) утонщенные концы пряжки, другой немного подогнут для лучшего закрепления в ремне. У большей по размерам пряжки язычок утерян. Пряжки просты по устройству и технике, по своей форме они очень характерны дл III в. н. э.¹¹

Серебряный браслет (рис. 5, 5) диаметром 70 мм разломился на две части; он плоско-овального сечения (3×6 мм), с утолщающимися концами. Браслет гладкий, простой, не имеющий никаких дополнительных украшений; по технике — кованый. Близкий по форме бронзовый браслет II–III вв. найден в одном из погребений у дер. Семеновка на Керченском полуострове¹².

Бронзовая фибула (рис. 5, 6) имеет корпус из согнутого единого стержня. Дуга ее не симметрична; если одна сторона круто изгибается к петлеобразной пружине, то другая прямолинейно и полого опускается к резкому остроугольному перегибу и постепенно от круглого сечения, уплощаясь, переходит в плоский горизонтальный приемник с закраиной для удержания заостренной иглы, дополнительно удерживаемой вертикальной связью с дугой. Фибула входит в группу широко распространенных в Северном Причерноморье II–III вв. н. э. «лучковых подвязных» фибул и соответствует 4-му варианту этого типа, выделенного А. К. Амброзом¹³. Публикуемая фибула является одной из точно датированных. По характеру самой вещи вряд ли использовавшаяся более десятка лет, современница позднейших монет клада, эта фибула может быть уверенно датирована периодом 240–251 гг. н. э.

К фибуле прикипел сильно коррозированный железный перстень (рис. 5, 7). В его широкой верхней части (щиток) имеется белопастовая овальная тонкая вставка с орнаментом, едва различимым в настоящее время. Стеклянная, почти круглая бусина окрашена зеленоватой окисью меди; диаметр ее — 15 мм; канал широкий — диаметром 6 мм. Бусы подобного рода глухого нестойкого стекла характерны для II–III вв. н. э.

Основной частью клада являются 228 монет. Помимо одного римского денария и 8 медных боспорских монет, он с.99 состоит из статеров царей Боспора — основной денежной единицы Боспорского царства (табл. 1, 2).

Список монет клада

Боспорские статеры
Рискупорид III	521 (224) г.¹⁴	1 экз.	Всего: 3
Рискупорид III	525 (228) г.	2 экз.	Всего: 3
Котис III	525 (228) г.	17 экз.	Всего: 68
	526 (229) г.	4 экз.
	528 (231) г.	19 экз.
	529 (232) г.	17 экз.
	530 (233) г.	11 экз.
Савромат III	527 (230) г.	8 экз.	Всего: 9
Савромат III	528 (231) г.	1 экз.	Всего: 9
Рискупорид IV	530 (233) г.	7 экз.	Всего: 8
Рискупорид IV	531 (234) г.	1 экз.	Всего: 8
Ининфимей	531 (234) г.	11 экз.	Всего: 26
	532 (235) г.	1 экз.
	534 (237) г.	1 экз.
	535 (238) г.	13 экз.
Рискупорид V	539 (242) г.	4 экз.	Всего: 102
	540 (243) г.	5 экз.
	541 (244 г.)	10 экз.
	542 (245) г.	2 экз.
	543 (246) г.	9 экз.
	544 (247) г.	3 экз.
	545 (248) г.	10 экз.
	546 (249) г.	15 экз.
	547 (250) г.	26 экз.
	548 (251) г.	17 экз.
	год не ясен	1 экз.
Боспорские статеры
Савромат II	5 экз.		Всего: 8
Котис II	1 экз.
Рискупорид V	2 экз.
Римские денарии
Тит (79–81)	1 экз.		Всего: 1
ИТОГО:			228 экз.ⁱ

Крайние даты монет клада, точнее входящих в него статеров, — 521 (224) — 548 (251) гг. То обстоятельство, что нередкие монеты 548 г. количественно уступают статерам 547 г. и в кладе не представлены многочисленные эмиссии 549 г., не оставляет сомнения в том, что клад был зарыт в 548 (251) г., скорее в середине года, чем в его конце. Последний вывод

с.100

Таблица 1. Монеты Третьего Патрэйского клада.

1. Рим. Тит, денарий 80 г., серебро; 2–3. Боспор. Савромат II, двойные денарии 186–210 гг., бронза; Боспор. Электровые и биллоновые статеры: 4. Рискупорид III, 521 г. боспорской эры (224 г. н. э.); 5. Котис III, 525 (228) г.; 6. Савромат III, 527 (230) г.; 7. Котис III, 528 (231) г.

с.101

Таблица 2. Монеты Третьего Патрэйского клада.

Боспор. Электровые и биллоновые статеры: 8. Котис III, 530 (233) г.; 9. Рискупорид IV, 530 (233) г.; 10. Ининфимей. 531 (234) г.; 11. Ининфимей, 535 (238) г.; 12. Рискупорид V, 541 (224) г.; 13. Рискупорид V, 547 (250) г.; 14. Рискупорид V, 547 (250) г.; 15. Рискупорид V, 548 (251) г.

с.102

совпадает с заключением об отсутствии зерна в яме того же помещения, в котором был спрятан клад, а также в пифосе № 78.

Состав монет изучаемого третьего Патрэйского клада необычен, он сильно отличается от других кладов III в. н. э. Действительно, все боспорские клады III в., состав которых нам известен с достаточной точностью, практически содержали только статеры Рискупорида V (и, реже, его преемников), сравнительно редкие статеры Ининфимея встречаются только в единичных экземплярах, а более ранние монеты отсутствуют. Иными словами, типичный состав клада III в. — биллоновые монеты одного правителя. Патрэйский клад замечателен большим числом статеров — предшественников Рискупорида V.

В частности, монеты царей от Рискупорида III до Ининфимея, практически неизвестные в других кладах III в. до н. э., в третьем Патрэйском кладе представлены достаточно обильно. Клад отличается наличием статеров Савромата III (9 экз.), Рискупорида IV (8 экз.) и отчасти Ининфимея (26 экз.). Эти статеры не только не известны в находках, но, хотя они и не содержат неизданных экземпляров, редки, и составляют известную коллекционную ценность. Так, в чрезвычайно тщательно собранной сводке А. Л. Бертье-Делагарда¹⁵, не потерявшей значения корпуса до сих пор, зарегистрированы веса: 58 статеров Савромата III, 16 — Рискупорида IV, 62 — Ининфимея (для примера: Рискупорид III — 401 экз.)¹⁶.

Очень важный вывод дает сравнение монет Котиса III и Савромата III. Оказывается, на годы правления Котиса III падает и выпуск статеров Савромата III (527/230 и 528/231 гг.) при наличии монет Котиса III, относящихся к 530 (233) г. Этот факт был уже отмечен, но в нашем кладе он выступает с особой яркостью. Объяснение его пока еще неясно, но несомненно, что в начале 230-х годов на Боспоре имело место или совместное правление двух царей, или перерыв в правлении Котиса III. Возможно, этот факт отражает неизвестные нам крупные политические события.

Помимо сказанного наш клад выделяется наличием медных монет (т. е. монет мелкого разменного номинала) — с.103 факт вообще неизвестный для боспорских кладов середины I–III вв., представленных, как правило, только статерами. Медь заслуживает специального упоминания, так как клад свидетельствует об очень позднем обращении сравнительно ранних монет Савромата II, о чем можно было догадываться только по надчеканкам, наложенным при Ининфимее и Рискупориде V (есть на монетах клада) и санкционировавшим, по-видимому, дальнейшее обращение медных монет прежних выпусков¹⁷. Присутствующий на всех монетах Савромата II из клада один вид надчеканки (орел) очень редок. По-видимому, эту надчеканку следует также относить ко времени Ининфимея, но вопрос о ней требует специального изучения с привлечением всех доступных материалов.

Характеризованный состав клада не может рассматриваться как случайный уже потому, что статеры Ининфимея встречаются вообще нечасто, а Савромата III и Рискупорида IV представляют нумизматическую редкость. Статеры Третьего Патрэйского клада, чеканенные до Рискупорида V, составляют более половины всего клада. Однако в 548 (251) г. они наверняка уже вышли из обращения, поскольку статеры Ининфимея, а тем более его предшественников, содержали достаточное количество драгоценного металла¹⁸, и с ними не могли параллельно обращаться низкопробные статеры Рискупорида V. Характерно, что в громадном Тиритакском кладе 1937 г., зарытом в 276 г. и содержавшем 2068 статеров, находилось только 3 монеты Ининфимея — самых ранних статеров клада¹⁹.

К сожалению, детальных анализов металла статеров этого периода не производилось, но, судя по внешнему виду монет, можно сказать, что самая ранняя монета клада — Рискупорида III содержит еще значительную часть золота, многие монеты Котиса III 525 (228) г. наряду с серебром имеют этот металл, а большинство монет 526–528 (229–231) гг. производит впечатление серебряных, некоторые, возможно, с примесью золота. В то же время в сплаве позднейших статеров Рискупорида V явно преобладает медь. Предположение о с.104 специальном отборе для клада ранних монет подтверждает и наличие в кладе серебряного римского денария и — как это ни парадоксально — медных монет — явления, кстати, несвойственные другим известным нам кладам III в.

Как известно, римская монета вообще не обращалась на Боспоре. Если исключить клад антонинианов III в. из Керчи²⁰, которые, видимо, являются завезенной на Боспор (из Колхиды или М. Азии) добычей готов, количество римских монет в боспорских находках ничтожно. Естественно, римская монета на Боспоре могла выступать в качестве платежного средства, но реально она там не обращалась. Касаясь нашей монеты, скажем, что не только ее единичность в кладе, но и очень ранняя дата свидетельствуют о случайном помещении ее в клад, в качестве серебряной вещи.

Что касается медных боспорских монет, то их состав также весьма примечателен: в кладе имеется только две монеты Рискупорида V, в обычных условиях, т. е. среди случайных находок и при раскопках городищ, они очень многочисленны; но в нем нет весьма обычных монет Ининфимея, присутствует сравнительно редкая монета Котиса III и 5 монет Савромата II. Последние представлены только старшими номиналами (денарий и двойной денарий). И здесь мы видим предпочтение монетам старых выпусков, отличающихся от новых большим весом и, вероятно, большей номинальной ценностью.

Вместе с тем значительное количество статеров Рискупорида V в Патрэйском кладе и обычное для других кладов III в. их распределение по годам чекана заставляют думать, что эти монеты были взяты с денежного рынка непосредственно в момент сокрытия клада. Создается впечатление, что клад состоит из двух основных частей: специально отобранной группы монет старых выпусков и статеров, имевших обращение в 251 г.

Таким образом, третий Патрэйский клад является важным источником для истории монетного дела, денежного обращения и экономики Боспора в первой половине III в.

Состав клада и время его сокрытия не облегчают решения вопроса о причинах накопления и зарытия его. Зарытый в 251 г., третий Патрэйский клад входит в группу боспорских с.105 кладов середины — второй половины III в. н. э.²¹ Сокрытие монетных кладов в этот период довольно обычное явление на Боспоре и чаще всего связывается с так называемыми «готскими походами» из района Азовского моря через Боспор²² начала второй половины III в. и сообщенным Зосимой свидетельством об узурпации царской власти на Боспоре²³. Действительно, некоторые клады III в. н. э. хронологически точно связаны с походами «готов», а один клад сопоставим с временным воцарением Фарсанза (судя по имени, варвара), отстранившего в 253–254 гг. от власти царя Рискупорида V²⁴. Однако зарытие других кладов по состоянию источников трудно поставить в прямую связь с какими-либо известными нам фактами истории Боспора.

Зарытие кладов нельзя связывать только с военно-политическими событиями. Помимо общеэкономических, обычных причин тезаврации, т. е. накопления средств, на Боспоре в III в., кроме «готских походов», существовали и иные особые причины зарытия денежных кладов; одна из них — стремление владельцев денег удержать в своих руках монеты прежних выпусков. Это — следствие катастрофического обесценения боспорского статера — еще во II в. — золотой монеты, затем электровой, серебряной, биллоновой и, наконец, чисто медной — в конце III в.²⁵ Это явление не носило локального характера, оно было параллельным обесценению римского серебряного денария (основной денежной единицы Империи) и должно рассматриваться как одно из внешних проявлений общего кризиса античного мира в III в. Именно исходя из данного положения можно понять необычный состав третьего Патрэйского клада, особенно наличие большого количества статеров царей III в., предшествовавших Рискупориду V.

Однако ряд соображений заставляет думать о том, что постепенно скапливаемые монеты в последний момент были спрятаны под влиянием каких-то экстраординарных событий. с.106 Отметим соединение в едином кладе группы ранних, по-видимому, вышедших из обращения монет и тех, что были в ходу наряду с некоторыми другими ценными вещами, относившимися к повседневному употреблению. Не может не заставить задуматься и тот факт, что владелец клада, а вернее семья, не возвратились к нему и, вероятно, погибли при неизвестных нам обстоятельствах. Правда, клад зарыт ранее известных нам больших варварских походов из Азовского в Черное море через Боспор (256–257 гг.) и несколькими годами ранее внутренних неурядиц, связанных с захватом власти Фарсанзом (253–254 гг.). Если же учесть историческую обстановку, создавшуюся в Северном Причерноморье к моменту зарытия клада, то можно сделать заключение о том, что Боспор уже в течение ряда лет мог переживать угрозу нападений, а возможно и сами нападения, не отраженные в дошедших до нас источниках. Дело в том, что в 40-е годы III в. на всем протяжении Западного и Северного Причерноморья от Дуная до Дона варварские племена готов, боранов, герулов и др. осуществляли ряд опустошительных походов и держали в напряжении греческие города²⁶. Свидетельством тому являются огромный поход готов 248 г. в Нижнюю Мезию, и непосредственно за ним последовавшая война Рима против готов и их союзников, в которой погиб сам император Деций. На востоке бораны в союзе с другими племенами вышли к Азовскому морю; вскоре после 244 г. был разгромлен Танаис²⁷; варвары вторглись в Крым. Поэтому вполне возможно, что воцарение Фарсанза и большие походы варваров 256–257 гг. не были внезапными, а политические неурядицы на Боспоре и вторжения варваров со стороны Азовского моря и Крыма начались несколько ранее. Зарытие клада в 251 г. в Патрэе, расположенном в непосредственной близости от Керченского пролива, являвшегося естественным путем грабительских походов, смена застройки в укреплении дают основание предположить, что в 250–251 гг. Боспору пришлось испытать не только угрозу, но и само варварское нашествие, не отраженное в иных источниках. Время зарытия клада и вероятного набега варваров очень близко совпадает с войной Деция против готов на Дунае. Успехи варваров на западе могли служить стимулом для других племен для нападения на Боспор.