с.132 По-видимому, есть своя логика в том, что в позднеклассический период именно в Сиракузах впервые в чистом виде вновь возродилась тирания, и мы должны поэтому с особенным вниманием отнестись к тем явлениям в политической жизни этого города, которые послужили провозвестниками этого возрождения.

Последний представитель старшей тирании в Сиракузах, младший брат знаменитого Гелона Фрасибул должен был отказаться от власти в 466/5 г. до н. э. (см. Diod., XI, 67–68), и с этих пор в Сиракузах, как и в большей части других греческих городов, полисные принципы получают возможность наиболее полного выражения¹. Правда, на первых порах Сиракузской республике пришлось пройти через полосу тяжелых внутренних смут, порожденных распрями между исконными гражданами и новыми, ставшими таковыми милостью тиранов. При этом в связи с выступлением некоего Тиндарида возникла даже опасность возрождения тирании, так что после его подавления на короткое время ввели петализм — особую с.133 форму суда, служившую, как и афинский остракизм, целям контроля гражданского коллектива над отдельной личностью (см. Aristot., Pol., V, 2, 11, p. 1303, a38 — b2; Diod., XI, 72–73, 76, 86–87). Однако несмотря на это, а также на внешние осложнения — борьбу с этрусками (см. Diod., XI, 88, 4–5) и сикульской державой Дукетия (см. ibid., XI, 91–92; ср. 76, 3; 78, 5; 88, 6 — 90, 2), к середине V столетия свободные Сиракузы находились на высокой ступени процветания и могущества, может быть, лишь немногим менее высокой, чем тогда, когда они были центром обширной державы Дейноменидов. По-видимому, развитие происходило здесь в том же направлении, что и в Афинах и в других экономически развитых полисах: внутри — в сторону все большей демократизации общественной и политической жизни, а вовне — в сторону растущей великодержавности. О последней стороне мы более осведомлены, и она, и свою очередь, позволяет судить о росте радикально-демократических тенденций во внутренней жизни. Война с Афинами, принявшая характер настоящей народной освободительной борьбы, и в особенности победы на море, предопределившие исход этой борьбы, решающим образом должны были содействовать росту этих тенденций и их окончательному торжеству. Не случайно, что сразу же после победы над афинянами, в 412 г., вождь сиракузских демократов Диокл провел важные преобразования в государственном устройстве Сиракуз, придав ему отчетливо выраженный радикальный характер (см. Aristot., Pol, V, 3, 6, p. 1304, a 27–29; Diod., XIII, 33, 2–3; 34, 6 — 35, 5)². Однако следствием этих преобразований было, естественно, обострение социальных отношений, рост противоречий между радикальными и консервативными группировками, что должно было отрицательно сказаться на полисном единстве. Вместе с тем война, поощрив профессионализацию армии и усилив значение отборных, кадровых отрядов (об использовании этих отрядов во время 2-й войны с афинянами см. Thuc., VI, 96, 3; 3–4; VII, 43, 4–5; Diod., XIII, 11, 4), повысив роль военачальников и вызвав к жизни практику чрезвычайных назначений (осенью 415 г. вместо 15 стратегов были назначены 3 стратега-автократора, см. Thuc., VI, 72–73; Diod., XIII, 4, 1; затем вместо них — снова 3 стратега-[автократора?], см. Thuc., VI, 103, 4), должна была содействовать развитию и других опасных для полиса тенденций. с.134 В Сиракузах, так же как в Афинах и в Спарте, война способствовала личному возвышению профессионального полководца — Гермократа, сына Гермона. Подобно Алкивиаду и Лисандру, он тоже не избежал конфликта со своей общиной, но в отличие от них он в конце концов решился на открытое вооруженное выступление против своего государства, вследствие чего его, более чем кого-либо другого, должно отнести к числу предтеч младшей тирании³.

Гермократ, несомненно, происходил из знатного и богатого рода. Помимо прямого свидетельства Тимея (см. F. Jacoby, FgrHist., IIIB, 566, F. 102), на это указывает целый ряд фактов его биографии. Так, он, должно быть, получил хорошее специальное образование, как об этом можно заключить на основании его репутации — весьма высокой — оратора и военачальника (см. Thuc., VI, 72, 2; Xen., Hell., I, 1, 30 сл.; ср. Plat., Tim., p. 20a), а также из того, что он даже других брался обучать ораторскому и военному искусству (см. Xen., Hell., I, 1, 30). Он должен был также обладать досугом и состоянием, что было необходимой предпосылкой для профессиональных занятий политикой. Наконец, в его политической деятельности красной нитью проходит враждебное отношение к демагогам, к их прямолинейно-радикальной политике (столкновения Гермократа с демагогами: в 415 г. — с Афинагором, см. Thuc., VI, 32, 3 и слл.; в 413 г. — с Диоклом, см. Diod., XIII, 19, 4 и слл. [по Плутарху — с Эвриклом, см. Plut., Nic., 28]), из чего, впрочем, мы должны уже сделать вывод не только о происхождении, но и о политической ориентации Гермократа: он явно с.135 принадлежал к олигархически настроенным кругам сиракузского гражданства⁴.

Гермократ был влиятельным политиком уже к середине 20-х годов V в. Весь первый период его политической деятельности (до отъезда в Грецию в 412 г.) отмечен последовательной, стойкой борьбой против империалистских поползновений Афин в Сицилии. В 424 г. он был одним из участников конгресса сицилийских греков в Геле, и его выступление сильно способствовало принятию участниками конгресса решения прекратить междоусобные распри, что заставило афинскую эскадру удалиться из Сицилии (см. Thuc., IV, 58 слл.). В 415 г., когда стало известно о движении афинян в сторону Сицилии, он выступил с призывом к организации энергичного отпора и, очевидно, уже тогда предложил ряд мер, направленных к ограничению «своеволия» масс и к установлению последовательной военной централизации, чем, по-видимому, и навлек на себя подозрение в стремлении к олигархическому перевороту (см. ibid., VI, 32, 3 и слл.; ср. 72). Тем не менее осенью 415 г., когда угроза вражеской блокады стала очевидной, община прислушалась к советам Гермократа и, следуя его рекомендациям, пошла на учреждение чрезвычайной военной власти — трех стратегов-автократоров, одним из которых стал сам Гермократ (см. Thuc., VI, 72–73; 96, 3; Diod., XIII, 4, 1; Plut., Nic., 16). Гермократ и его коллеги развернули энергичную подготовку к новой борьбе, как дипломатическую (посольства в Грецию и в сицилийские города — Thuc., VI, 73, 2; 75, 3 и слл.; 88, 7 и слл.; Diod., XIII, 4, 1 сл.; 7, 1 сл.), так и военную (сооружение укреплений, создание отряда из 600 отборных воинов — Thuc., VI, 75, 1; 96). Однако в следующую кампанию (414 г.) новые стратеги не сумели помешать афинянам высадиться, захватить Эпиполы и начать блокаду города и потому были отрешены от должности (см. Thuc., VI, 103, 4). Это смещение не положило конец военной и политической карьере Гермократа; в конце концов, в неудачах первой половины кампании 414 г. он был повинен менее всего. Поэтому, хотя в последующем ему, по-видимому, и не удавалось добиться вновь столь высокого назначения, как осенью 415 г., все же он продолжал активно участвовать в разработке планов и оказывал существенное влияние на руководство войной. Весной 413 г. он вместе с Гилиппом убеждает сиракузян обратиться к с.136 активным действиям на море (см. ibid., VII, 21, 3 слл.). Несколько позже, командуя отрядом из 600 отборных воинов, он отличился при защите Эпипол (см. Diod., XIII, 11, 4; ср., впрочем, Thuc., VII, 43, 4–5). Наконец предпринятая им военная хитрость задержала окончательное отступление афинян и тем сильно содействовала их поражению и победе сиракузян (см. Thuc., VII, 73; Diod., XIII, 18, 3–5; Plut., Nic., 261; Polyaen., I, 43, 2).

Вскоре после разгрома афинян в Сицилии сиракузяне по настоянию Гермократа отправили в Грецию на помощь пелопоннесским союзникам сильную эскадру с тем, чтобы содействовать окончательному поражению афинян; командовать эскадрой было поручено самому Гермократу (см. Thuc., VIII, 26, 1; Diod., XIII, 34, 4). Гермократ, по-видимому, сам добивался этого назначения — не только потому, что это давало ему возможность продолжать борьбу с афинянами, но и потому, что на родине, в Сиракузах, ввиду усиления радикально-демократической группировки во главе с Диоклом теперь сложились неблагоприятные условия для политической деятельности таких людей, как он (ср. неудачное для Гермократа столкновение с демагогами по вопросу о том, как надо поступить с афинскими пленными, — Diod., XIII, 19, 4 и слл.; Plut., Nic., 28). С этих пор начинается новый период в военно-политической деятельности Гермократа. Под его руководством сиракузский флот принимает деятельное участие в морской войне у берегов М. Азии и в проливах — при деблокаде пелопоннесцами Милета и взятии Иаса в 412 г. (см. Thuc., VIII, 26, 1; 28, 2), в битвах при Киноссеме и при Абидосе в 411 г. (см. ibid., VIII, 104, 3; 105, 2 и 3; 106, 3; Diod., XIII, 39, 4 и 40, 5; 45, 7) вплоть до несчастного сражения при Кизике в 410 г. (см. Xen., Hell., I, 1, 18). Возглавляя крупное воинское соединение, Гермократ авторитетно вмешивался в руководство войною, между прочим решительно противясь попыткам Тиссаферна сократить субсидии союзному флоту и разоблачая его двойную игру и шашни с Алкивиадом (см. Thuc., VIII, 29, 2; 45, 3; 85, 2–4; Xen., Hell., I, 1, 31). Находясь в течение долгого времени вдали от родины, ведя войну часто на свой страх и риск, Гермократ постепенно превращался в независимую политическую фигуру подобно тому, как это было с Алкивиадом и Лисандром⁵. Весьма возможно, что и это тоже, а не одно только с.137 поражение и потеря кораблей под Кизиком, как считает Ю. Белох⁶, было причиной смещения и изгнания Гермократа вместе с его товарищами по должности (см. Thuc., VIII, 85, 3; Xen., Hell., I, 1, 27 слл.; Diod., XIII, 63, 1).

К этому времени авторитет Гермократа в войске, особенно среди офицеров-триерархов и кормчих, стоял столь высоко, что воины, по свидетельству Ксенофонта, при получении известия о решении народного собрания в Сиракузах едва не взбунтовались: они не пожелали (как, очевидно, того требовала инструкция) выбрать временных командиров на место смещенных стратегов и настояли на том, чтобы эти последние вместе с Гермократом продолжали выполнять свои обязанности вплоть до прибытия вновь назначенных стратегов. А когда наступил момент расставания, «большинство начальников триер поклялось, что они, вернувшись на родину, добьются отмены декрета об изгнании» (Xen., Hell., I, 1, 29, пер. С. Я. Лурье). Ксенофонт с обычным своим вниманием ко всему, что характеризует личность полководца-властителя, рассказывает любопытные подробности с тем, чтобы яснее показать и объяснить популярность Гермократа среди воинов: «Особо обращаясь к Гермократу, они (триерархи. — Э. Ф.) сожалели о разлуке с ним, отличавшимся такой заботливостью, великодушием и общительностью; так, например, он два раза в день — рано утром и с наступлением вечера — собирал в свою палатку тех из начальников триер, кормчих и морских воинов, которых считал наиболее подходящими, и сообщал им содержание своих будущих речей и что он намерен совершать; он занимался также их военным образованием, заставляя их высказывать свои мнения как экспромтом, так и по здравом размышлении. Поэтому-то Гермократ пользовался большим успехом на собраниях, имея репутацию наилучшего оратора и тактика» (ibid., I, 1, 30 сл., пер. С. Я. Лурье с некоторыми нашими изменениями). Весьма возможно, что побуждали к этому Гермократа не только заботы о риторическом и военном образовании своих подчиненных, но и стремление укрепить свою личную связь с войском, в первую очередь с наиболее подходящими, с его точки зрения, офицерами и солдатами. Кстати заметим, что у Ксенофонта в слове οἱ ἐπιεικέστατοι, которое мы осторожно перевели выражением «наиболее подходящие», может заключаться не просто оценка интеллектуальных способностей, как с.138 именно обычно и понимают (ср. переводы: С. Я. Лурье — «наиболее даровитые», Ж. Хатцфельда — «les plus capables»), но и оценка морально-политических качеств, т. е. под этими «наиболее подходящими» могут иметься в виду люди, близкие Гермократу по своим симпатиям и интересам, такие именно, в которых он мог видеть своих действительных или возможных единомышленников, свою опору в войске⁷. Что он работал над созданием такой опоры, это, во всяком случае, не вызывает сомнений.

Но если Гермократ был именно таким полководцем, со склонностью к упрочению своего авторитетного положения, почему же тогда он не стал апеллировать к войску и сдал все-таки командование вновь прибывшим стратегам? На этот вопрос мы не можем ответить с уверенностью. Возможно, он еще сам колебался принять окончательное решение, а может быть просто не был уверен в том, что за ним последует все войско, ибо значительная часть флотских экипажей должна была быть и социально и политически связана с той самой демократией, которая теперь порывала с ним⁸. Скорее всего — это последнее, ибо, сдав команду, Гермократ немедленно начал готовиться к насильственному возвращению на родину, из чего, по-видимому, следует, что у этого честолюбивого и энергичного полководца с самого начала явилась мысль не смиряться на этот раз и силой отстоять свое право на политическое первенство. При этом возможно, что какие-то подготовительные шаги были им предприняты еще до окончательной сдачи командования, в те полгода, что отделяют получение известия о смещении (зима 410/9 г.) от прибытия новых стратегов (лето 409 г.)⁹.

Так или иначе летом 409 г., очевидно сразу же после передачи войска новым командирам, Гермократ явился к персидскому сатрапу Фарнабазу, с которым его уже раньше, по-видимому, связывала общая вражда к Тиссаферну, и без труда (у Ксенофонта — «прежде чем попросил [πρὶν αἰτῆσαι]») с.139 получил от него деньги, на которые «стал готовить наемников и триеры для возвращения в Сиракузы» (Xen., Hell., I, 1, 31, пер. С. Я. Лурье; ср. Diod., XIII, 63, 2). Из лояльного полководца Гермократ, таким образом, превратился в кондотьера-авантюриста, и этот кондотьер готовился теперь к вооруженному вторжению на свою родину. Впрочем, кроме чужеземных денег и наемников, Гермократ определенно рассчитывал на помощь своих сторонников в самих Сиракузах, и прежде всего тех военных, которые, по свидетельству Ксенофонта, столь пылко выразили ему свою солидарность при расставании в Милете; ведь еще тем же летом сиракузская эскадра была отозвана на родину (см. Diod., XIII, 61, 1; Justin., V, 4, 5). Что у Гермократа в Сиракузах имелась группа личных приверженцев-«друзей» (φίλοι), это прямо подтверждается свидетельствами Диодора в рассказе о последующих попытках Гермократа проложить себе путь к возвращению (см. Diod., XIII, 63, 3; 75, 6 слл.). При этом к числу близких друзей Гермократа в Сиракузах могли относиться не только молодые и незнатные честолюбцы, вроде Дионисия, мечтавшие возвыситься, держась за полу плаща Гермократа, но и отдельные влиятельные граждане, такие, например, как Гиппарин и Филист, которые позднее поддержали Дионисия и могли, стало быть, с сочувствием отнестись и к предприятию Гермократа¹⁰, в противоположность остальной части полисной элиты, которая в принципе отнеслась враждебно и к выступлению Гермократа, и к выступлению Дионисия.

С полученными от Фарнабаза деньгами Гермократ явился в Пелопоннес и здесь, в Мессении, построил 5 триер и навербовал 1000 наемников (см. Diod., XIII, 63, 2, где место строительства кораблей — Мессения — спутано с местом высадки в Сицилии — Мессаной). С этими силами он, по-видимому, помог спартанцам при взятии обратно Пилоса зимой 409/8 г. (см. Diod., XIII, 64, 5, с чтением П. Весселинга; ср. Xen., Hell., I, 2, 18). Весной 408 г. мы застаем Гермократа и брата его Проксена примкнувшими к лакедемонскому посольству, которое направлялось к персидскому царю (см. Xen., Hell., I, 3, 13). Возможно, впрочем, что цель самого Гермократа была не столь далекой и что он отправился снова в М. Азию просто для того, чтобы еще раз повидать своего покровителя Фарнабаза. Наконец летом 408 г. приготовления к возвращению с.140 были закончены, и Гермократ во главе своего небольшого отряда отплыл в Сицилию (см. Diod., XIII, 63, 1 слл.).

В Сицилии Гермократ застал тревожную ситуацию. В 409 г. вспыхнула новая война с Карфагеном, которая вскоре приняла опасный для греков оборот. Уже в первый год войны карфагеняне взяли штурмом Селинунт и Гимеру, и теперь угроза нависла над Акрагантом и остальной частью Сицилии (см. Diod., XIII, 43–44, 54 слл.; [Xen.], Hell., I, 1, 37). Как мы увидим дальше, эта ситуация оказалась сильно на руку Гермократу. Высадившись в Сицилии, в Мессане (см. Diod., XIII, 63, 2, с учетом приведенного выше разъяснения), Гермократ присоединил к своему отряду около 1000 гимерян, чей город незадолго до этого был взят и разрушен карфагенянами, и, полагаясь на поддержку друзей, к тому времени активизировавших свои усилия в Сиракузах, сделал попытку, очевидно силой, проложить себе дорогу на родину. Однако эта попытка провалилась, очевидно вследствие противодействия со стороны правящей радикально-демократической группировки во главе с Диоклом (см. ibid., XIII, 63, 3; о противодействии противников Гермократа ср. 63, 1 и 6; 75, 4 сл.). Тогда он пересек весь остров с востока на запад, занял и укрепил часть лежавшего в развалинах Селинунта (он был взят карфагенянами еще до Гимеры) и стал созывать отовсюду уцелевших селинунтян и других греков, пострадавших от карфагенского вторжения. Вскоре у него было до 6000 отборных воинов, и с ними он на свой страх и риск повел борьбу с карфагенянами, опустошая исконные владения финикийцев в западной части острова (см. ibid., XIII, 63, 3 слл.). Имя Гермократа стало теперь символом всеобщей освободительной борьбы, вследствие чего резко возросла его популярность и в его родном городе Сиракузах, где настроение общества все больше изменялось в пользу Гермократа и где народ (δῆμος) на собраниях все с большим сочувствием прислушивался к участившимся теперь выступлениям с призывом вернуть прославленного полководца из изгнания (см. ibid., XIII, 63, 5 сл.). Готовясь предпринять новую попытку к возвращению, Гермократ из Селинунта перешел в Гимеру. Здесь он собрал останки павших в 409 г. в битве с карфагенянами соотечественников и с пышной процессией в сопровождении верных людей отправил их для захоронения на родину, а сам, подчеркнуто демонстрируя свое уважение к закону, остался на границе и стал выжидать результатов затеянной акции (см. ibid., XIII, 75, 2 слл.). Все это делалось в пику Диоклу, который в 409 г. командовал с.141 сиракузским отрядом, посланным на помощь гимерянам, и должен был отступить, оставив тела павших без погребения (ср. ibid., XIII, 59, 9 — 61, 6).

В Сиракузах теперь разразился политический кризис: Диокл, понимая пропагандистский характер предпринятого Гермократом шага, со свойственной ему прямолинейностью воспротивился погребению присланных останков и этим оттолкнул от себя народную массу, которая теперь, несомненно по подстрекательству друзей Гермократа, приняла решение не только о торжественном погребении павших воинов, но и об изгнании Диокла. Однако и после этого друзьям Гермократа не удалось провести решение о возвращении его из изгнания. Сиракузяне, пишет Диодор, «относились с подозрением к дерзкой отваге этого мужа, опасаясь, как бы он не добился руководящего положения и не объявил себя тираном» (Diod., XIII, 75, 5). Поскольку, согласно Диодору, народная масса склонялась на сторону Гермократа, а с другой стороны нам известно, что в дальнейшем, при Дионисии, наиболее упорное сопротивление тирании оказали аристократы-всадники, можно предположить, что и тогда уже опасениями были охвачены в особенности эти аристократические слои и именно они оказали решающее противодействие планам Гермократа. Сделать это им было тем легче, что после устранения Диокла большим влиянием в государстве стала пользоваться умеренная, близкая олигархии группировка во главе с Дафнэем (ср. Aristot., Pol., V, 4, 5, p. 1305, a26–28; Diod., XIII, 86, 4 и слл.; 96, 3; Polyaen., V, 7)¹¹.

Так или иначе, но и эта попытка Гермократа сорвалась. Он возвратился в Селинунт, но через некоторое время, очевидно уже в начале 407 г., согласовав свои действия с друзьями в Сиракузах, в третий раз сделал попытку проложить себе дорогу на родину (см. Diod., XIII, 75, 6 слл.). С трехтысячным отрядом он выступил из Селинунта, прошел через область Гелы и ночью явился под Сиракузы, в условленное место, к воротам, ведущим в северную часть тогдашнего города — Ахрадину. Его сторонники к этому времени заняли отдельные пункты (τοὺς τόπους), очевидно в этой же части города. Во время ночного марша большая часть войска отстала от Гермократа, и он теперь решил обождать их. Это дало возможность республиканскому правительству организовать отпор. Граждане с.142 с оружием в руках явились на городскую площадь и оттуда атаковали Гермократа и его друзей. В уличной схватке сам Гермократ пал, большинство его сторонников было перебито, а оставшиеся в живых были преданы суду и приговорены к изгнанию. Впрочем, некоторые из тяжелораненых были объявлены своею роднею мертвыми, и это спасло их от немедленного суда и изгнания. Одним из таких спасенных был 23-летний Дионисий, будущий сиракузский тиран.

Попытка государственного переворота, предпринятая Гермократом, окончилась неудачей, однако этот эпизод показал, сколь близка и реальна была угроза возрождения тирании в Сиракузах, в городе богатом и процветающем, с развитыми уже полисными и демократическими традициями, где народ, гордый недавнею победою над афинянами, только что, казалось бы, окончательно утвердил свой суверенитет. Нависшая угроза карфагенского нашествия поставила под вопрос прочность сложившейся политической системы, а выступление Гермократа показало, что и в Сиракузах не было недостатка в людях, готовых воспользоваться тревожной ситуацией и из честолюбивых соображений пойти на свержение законного республиканского правительства. В этой связи подчеркнем, что нам не представляются удачными попытки частичной реабилитации Гермократа, которые мы встречаем у ряда современных исследователей. Утверждают¹², что Гермократ почти до самого конца оставался лоялен перед своим государством и на последний отчаянный шаг решился не из честолюбия, а из патриотизма, движимый тревогою за судьбу своего отечества, оставшегося накануне решающих схваток с карфагенянами на попечении неспособного правительства. Однако, как мы видели, смирение Гермократа перед решением сиракузского народного собрания зимой 410/9 г. было скорее всего внешним, вынужденным; он рано стал готовиться к насильственному возвращению на родину, и его известный патриотизм не исключал, как это признают и его апологеты, его конечной политической метаморфозы: в 408/7 г. этот аристократ готов был стать тираном.

Интересна комбинация сил и средств, которыми располагал Гермократ при осуществлении своей попытки государственного переворота. Отправной точкой служила помощь со стороны чужеземного властителя, непосредственным орудием — наемные войска, а скрытой опорой — группа личных с.143 приверженцев на родине. Слабость оппозиции, — противодействие Гермократу со стороны сиракузского общества было вплоть до последнего момента далеко не единодушным, — повышала шансы этого честолюбца на успех. При этом с точки зрения методов борьбы за власть поучительна эксплуатация Гермократом популярной народной идеи, патриотического лозунга борьбы с карфагенянами. Вместе с тем опыт Гермократа показал, что указанных выше сил было еще недостаточно для успеха и что этот недостаток не могла компенсировать даже ловкая эксплуатация патриотических настроений. Необходимо было обеспечить сотрудничество более широких народных масс, и здесь важно было дополнить «национальную» демагогию демагогией социальной. Этот «недостаток» был исправлен Дионисием Старшим.

¹ См. A. Holm. Geschichte Siziliens im Altertum, Bd. I. Leipz., 1870, стр. 254, 430; E. A. Freeman. History of Sicily, v. II. Oxf., 1891, стр. 324; E. Pais. Storia dell’Italia antica e della Sicilia, ed. 2, v. I. Torino, 1933, стр. 379; H. Bengtson. Griechische Geschichte, 2 Aufl. Münch., 1960, стр. 210.

Работа Хюттля (W. Hüttl. Verfassungsgeschichte von Syrakus. Prag, 1929) осталась для меня недоступной.

² См. A. Holm. Ук. соч., II, 1874, стр. 77, 417; E. A. Freeman. Ук. соч., III, 1892, стр. 439; E. Pais. Ук. соч., I, стр. 438.

³ Для истории Гермократа мы располагаем отличными материалами. Главные из них — сочинения Фукидида (книги IV, VI, VII и VIII), Ксенофонта (I книга его «Греческой истории») и Диодора (основывающегося в своей 13 книге на сочинении Тимея, который в свою очередь опирался на показания современника и очевидца Филиста). Нет недостатка и в новейших исследованиях. Кроме экскурсов в общих трудах по истории Сицилии (А. Хольма и Э. Фримена), а также в работах по истории Греции (см. особенно работы Ю. Белоха и Э. Мейера), см. также Th. Lenschau. Hermokrates, 1, RE, Bd. VIII, Hbd. 16, 1913, стлб. 883–887 с обстоятельной хронологией, положенной в основу настоящей работы; H. Westlake. Hermocrates the Syracusan. — Bull. of John Rylands Library, v. 41, n. 1, Sept. 1958, стр. 239–268; K. F. Stroheker. Dionysios I. Wiesbaden, 1958, стр. 33; H. Berve. Die Tyrannis bei den Griechen, Bd. I–II. Münch., 1967, I, стр. 215; II, стр. 634. Не все, однако, в выводах перечисленных исследователей нас удовлетворяет, что тоже, а не только непосредственный интерес к выступлению Гермократа, побуждает нас к новому рассмотрению этого эпизода истории Сиракуз.

⁴ Общепринятое мнение. Принадлежность Гермократа к проолигархическим кругам оспаривает Вестлэйк (Ук. соч., стр. 249–251), однако его доводы нельзя признать убедительными. Ср. H. Berve. Ук. соч., I, стр. 215.

⁵ См. Я. А. Ленцман. Пелопоннесская война. — В кн.: Древняя Греция. М., 1956, стр. 333 и слл.

⁶ K. J. Beloch. Griechische Geschichte, 2 Aufl., Bd. II, Abt. 1. Berl.-Leipz., 1927, стр. 402; Abt. 2. Strassb., 1916, стр. 245.

⁷ О морально-политических оттенках слова ἐπιεικής и производных от него у Аристотеля и других писателей IV в. до н. э. см. А. И. Доватур. Социальная и политическая терминология в «Афинской политии» Аристотеля. — ВДИ, 1958, № 3, стр. 76 и сл. Для истолкования данного места Ксенофонта ср. E. A. Freeman. Ук. соч., III, стр. 431.

⁸ Ср. E. A. Freeman. Ук. соч., III, стр. 430 и слл.; K. J. Beloch. Ук. соч., II, I, стр. 403.

⁹ Мы, таким образом, решительно не согласны с Вестлэйком (Ук. соч., стр. 261), Штроекером и Берне, подчеркивающими искреннюю лояльность Гермократа при сдаче им командования в 409 г.

¹⁰ Ср. K. F. Stroheker. Ук. соч., стр. 196 (примеч. 14 к главе II) и стр. 39; H. Berve. Ук. соч., I, стр. 221.

¹¹ Ср. K. F. Stroheker. Ук. соч., стр. 34 сл.; H. Berve, Ук. соч., I, с. 216; II, стр. 634.

¹² Те же Вестлэйк, Штроекер, Берве.